…Бог стерег меня… Воспоминания артиллериста

Из книги «...Бог стерег меня...» Воспоминания артиллериста, 1941 -1945 гг.
© Л.И.Сучков, г.Пенза, 1995. Публикация из журнала «Земство» №2, 1995 г.

 


 

Мы публикуем воспоминания о войне непосредственного участника событий 1941-1945 гг., прошедшего всю Великую Отечественную артиллеристом.

Сучков Лев Иванович, 1922 г.р. Родился на хуторе Головинка Волчевражского сельского совета Чембарского уезда Пензенской губернии. В 1937-1940 гг. учился в средней школе в г.Свердловске. С 1940 г. по 1948 г. – в Красной Армии. Закончил Уральский индустриальный институт им. С.М.Кирова (г. Свердловск, 1951 г.). В 1962-1992 гг. работал преподавателем в Пензенском инженерно-строительном институте. С 1992 г. – на пенсии.

Участник Великой Отечественной войны. Награжден двумя орденами Красной Звезды, медалями «За оборону Сталинграда», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За освобождение Праги», «За победу над Германией». Проживает в городе Пензе.

 


 

 

…В конце января 1940 года нас, всех ребят, через военкомат обязывали пройти медкомиссию. На медкомиссии меня сначала определили в военно-морской флот. Позже мне выдали приписное свидетельство, где было указано: призываетесь в сентябре 1940 года в артиллерию. Когда мы учились в 9-м и 10-м классах, у нас было военное дело. Один раз в неделю нас обучали в сборке и разборке винтовки, пистолета. Обучали, как пользоваться учебной гранатой. Обязывали по воскресеньям ходить отрабатывать рукопашный бой со штыком, преодолевать специальную полосу препятствий. Проводили учебные стрельбы. Ходили также по физподготовке для специального обучения ближнему бою.

Кончился учебный год. Сдали экзамены.

…Все ребята, которые призывались осенью в армию, стали сдавать экзамены в вуз. Я тоже сдавал. Всех приняли и зачислили в вуз. Осенью с первого курса нас стали призывать в армию.

Дошла очередь до меня, Моя мама меня благословила в армию. Она обязывала меня дома стоять на коленях перед образами-иконами. Все повторилось, когда она меня благословляла при проводах из дома в г. Свердловск. После благословления спросила, где мой прежний крестик. Я сказал, что его потерял. Мама надела мне на шею новый крестик на новом шелковом пояске (гайташке). Она заставила его поцеловать и не снимать, а вернуться домой с этим крестиком.

 

* * *

 

…К вечеру успели продвинуться на 40-50 км от своего лагеря на запад. Дорога шла через лес и была очень плохой. Машины часто застревали в топких и болотистых местах. Орудия просто тонули в трясине и их приходилось вытаскивать вручную. Во время движения колонны вражеская авиация не беспокоила. Это нас успокаивало и немного бодрило. Солнце зашло за горизонт. Комары мгновенно обрушились на нас.

Вскоре колонна остановилась. Был приготовлен ужин. Все подразделения кушали в темноте. Небольшое освещение было только около кухни во время раздачи пищи.

…Всем бойцам и командирам части были выданы жетоны (патрончики). Были выданы бланки, которые каждому надо было заполнить: фамилия, имя, отчество, год рождения, место рождения, каким райвоенкоматом призывался и где проживают родственники. Получив такие жетоны и заполнив бланки, все поняли, что скоро вступим в бой.

…Однажды поздно вечером в расположении нашей части стали появляться «беженцы» – отдельные бойцы и группы бойцов с младшими командирами. При их задержании было установлено, что их часть разбита и они были вынуждены отступить назад, чтобы не попасть в плен противнику.

Они рассказали:

– В бою часть командиров погибла, часть была ранена, а часть стала отступать. Но часть солдат и офицеров попала в плен. Остались без командиров, решили двигаться в тыл к своим. При отступлении вынуждены были бросить орудия, боевую технику. Днем скрывались в лесу, ночью шли на восток по компасу. Некоторые из них имели винтовки с патронами, карабины и даже гранаты. В беседах выяснилось, что немцы хорошо вооружены, имели превосходство во всем: в танках, авиации, артиллерии. Немецкая дальнобойная артиллерия очень быстро открывала огонь (они выражались: «очень быстро настраивали артиллерию в цель»). Авиация каждый день бомбила нас, не давая покоя. Все это обеспечивало немцам успех в бою и они одерживали победы.

Они также говорили, что у нас артиллерия подолгу и несвоевременно открывала огонь, а если открывала, то снаряды улетали в сторону от цели (они выражались: «все снаряды улетали за молоко»). Были случаи, когда артиллеристы вообще отступали в панике и не открывали огня. Авиации не переднем крае почти не было. Появятся два-три самолета, полетают и улетают с переднего края.

«Беженцы» стали проситься в нашу часть, чтобы продолжить службу. Командование полка, отказало им в зачислении в нашу часть. После этих бесед у нас, бойцов, стало появляться разочарование и неуверенность в силе нашей армии.

Бойцы вспоминали период 1938-1940 годов, когда авторитетные, высокопоставленные работники наркомата обороны СССР во всеуслышание заявляли о мощи нашей Красной Армии, о мощи Ворошиловского залпа, способного сокрушить и уничтожить врага на его собственной территории.

Находясь в армии с 1940 года, могу сказать: нас ежедневно готовили к боям на территории противника. Каждую неделю проводились политзанятия, на которых говорилось о том, что у СССР два главных противника: на Западе – Германия, на Востоке – Япония.

С начала войны прошел месяц, а никаких комсомольских и партийных собраний не проводилось. Политруки редко появлялись в наших подразделениях. На всех бойцов и младших командиров это наводило страх, безразличие. Командиры, приходя к бойцам, молчали, шутки были печальными.

…Однажды после обеда всех командиров вызвали в штаб полка. Через час они вернулись. Наш комбат построил батарею и сообщил:

– На нашем направлении противник не ведет боевых действий лишь потому, что ему мешают болота. Слева и справа от нас по фронту немцы уже продвинулись на 30-40 километров на восток. Мы сейчас находимся в мешке или полукольце. Чтобы не быть в окружении и не попасть в плен, нам надо отступить назад и ударить во фланг противника.

Вечером стали собираться в походное положение и двинулись на свои позиции. Ночью прибыли на место. Заняли огневые позиции. Орудия поставили в стыки между ротами для ведения огня прямой наводкой. Маскировку сделать не успели.

Наступил рассвет. Взошло солнце и весь передний край озарился. Передний край немцев находился в 300-350 м. Он хорошо освещался восходящим солнцем с востока. Солнце как бы помогало нам – цели противника ярко освещались. Немцы не ожидали такого быстрого появления русских. У нас каждому орудию были указаны сектор обстрела и цели. В нашем секторе обстрела находилось: две пушки, два пулемета.

Командир батареи приказал:

– Немедленно открыть огонь и уничтожить цели.

Мое орудие открыло огонь. Все другие орудия тоже ведут огонь, строчат пулеметы. Вторым снарядом наводчику удалось поразить пушку немцев. Второе наше орудие тоже успело разбить пушку. Но немцы тоже не дремали – вели огонь по нашему переднему краю – по пулеметам и нашим орудиям. Появились немецкие танки. Они начали наступать. Неожиданно появились наши самолеты: два штурмовика и один истребитель. Бой разгорелся с новой силой. Солнце пекло, гимнастерки стали мокрые, на спине выступила соль. Во рту все «спеклось», ссохлось, пот выступал на лице каждого бойца. Наши самолеты начали бомбить танки. Авиаторам удалось уничтожить два танка. В этот момент появилась авиация противника: один штурмовик и один истребитель. Завязался воздушный бой. Один наш штурмовик был тут же сбит немцами. Остальные наши самолеты улетели на свой аэродром. У немцев появилось превосходство. Они пошли в наступление.

Одной бомбой удалось разбить одно наше орудие. Было прямое попадание. Орудие как бы подбросило вверх, в воздух. Из шести человек, находящихся при орудии – троих разорвало на куски, двоих ранило. Один боец – подносчик снарядов; остался жив. После бомбежки самолет начал набирать высоту, но был сбит нашим зенитным пулеметом. Самолет упал в расположение нашей части. Пилоты были ранены и взяты в плен. Бой утих. Всех убитых и раненых убрали с поля боя. Так окончился первый боевой день, первое боевое крещение. Ни одной стороне в бою не удалось достичь успеха. В течение дня никто не кушал и не вспоминал об этом. К вечеру был доставлен обед и ужин – сразу все вместе.

…С утра следующего дня двинулись вперед лесом – на новые огневые позиции. В течение всего дня маленькими группами и подразделениями прибыли на новый рубеж. Вечером стали оборудовать свои огневые позиции. Орудия опять были поставлены на прямую наводку. Была сделана маскировка.

Бойцы, наблюдавшие за передним краем противника, в один голос крикнули:

– Танки!

Пять немецких танков и три бронетранспортера с пехотой двигались на наши огневые позиции. В это же время появилась немецкая авиация: два штурмовика и один истребитель. Штурмовики начали «обрабатывать» наш передний край: бомбили по орудиям, пулеметам, строчили из пулеметов по нашей пехоте. Один самолет немцев был сбит нашей зенитной артиллерией. При такой ситуации наши бойцы дрогнули, стали отступать в лес – все убежали врассыпную.

Мы со своими пушками ПТА не знали, что делать. Вели огонь до последнего. Танки двигались на наши орудия и стреляли на ходу. Командир батареи приказал:

– Оставить около каждого орудия наводчика и заряжающего. Всем остальным занять круговую оборону, вооружиться противотанковыми гранатами. Часть нашей пехоты командиры удержали и вместе с артиллеристами залегли, начали отбиваться. По приказу комбата вели огонь из пушек из расчета: два орудия вели огонь по одному танку, причем по передним. Это дало успех: три танка были подбиты и горели. Два танка продолжали двигаться вперед на нас. Но пехотинцы забросали их гранатами и остановили их.

В это время появились два наших танка Т-34. Они вели огонь по бронетранспортерам и пехоте. Тут же появилась наша и немецкая авиация. Всего было шесть самолетов: по два штурмовика и одному истребителю. Опять завязался воздушный бой. Один наш штурмовик был сбит. Немцы потерь не имели. Немцы начали снова бомбить наши огневые точки и косить из пулеметов наших пехотинцев. Наши зенитчики опять сбили один штурмовик немцев.

День клонился к вечеру. Бой постепенно затих. Опять ни одной стороне не удалось достигнуть успеха. Так закончился второй боевой день войны. В этом бою были убитые и раненые с обеих сторон. Часть тяжелораненых немцев попала к нам в плен. Поздно вечером всех убитых и раненых убрали с поля боя санитарные части. В ПТА были повреждены две пушки, были раненые и убитые.

…Рано утром следующего дня все были подняты по тревоге. Солнце еще не взошло. Успели позавтракать. Весь день прошел без боя. Но то и дело стреляли снайперы. Стрельбу они вели очень метко, без промаха. Достаточно на штык винтовки надеть каску или фуражку и поднять вверх над траншеей или землянкой -тут же следует выстрел. Фуражка и каска пробивались насквозь (тогда говорили: пробивалась навылет). Бойцы провели эксперимент. Они взяли три винтовки и на штык каждой повесили: командирскую фуражку, каску и пилотку, которую носили бойцы. Они разошлись по траншее друг от друга на 15-20 м. и одновременно подняли винтовки. Мгновенно последовал выстрел: сначала по фуражке, затем по каске, а потом по пилотке. После этого командир полка приказал:

– Всем командирам – носить только пилотки.

Наступило временное затишье. Провоевали всего два дня – два жестоких сражения, которые унесли жизни нескольких десятков молодых невинных людей, несколько сотен раненых, которые могут остаться калеками на всю жизнь. Все это увиденное наводило бойцов на разные мысли. Одни стали более раздражительными, другие – просто молчали, а некоторые, как бы в забытьи, стали вспоминать всю свою жизнь до призыва в армию: как дружили с девушками, ходили на вечеринки, гуляли по деревне с гармошкой и т. д. Некоторые выражали вслух мысли о своей судьбе, судьбе своих родителей, которые были репрессированы.

…Наступил сентябрь 1941 г. Ночи стали длинными и прохладными. Ночью в одной шинели стало холодно. Бойцы стали приспосабливаться в траншеях, землянках – создавать тепло для своего места отдыха.

В землянках ставили «лампады» – так бойцы окрестили стреляные гильзы от 45-мм снарядов. В них наливались солярка или керосин. Фитилем служили байковые портянки. В траншеях делались щиты из хвороста и веток, которыми перекрывали траншеи, тщательно маскировали. Под таким навесом разжигали костры, около которых грелись, а иногда и засыпали. Так прошло дня два-три.

Однажды утром, на рассвете, был услышан рев моторов. Позавтракать не успели. Бойцы увидели танки и крикнули:

– Танки и бронетранспортеры с пехотой идут на нас!

Открылась стрельба. Появилась немецкая авиация: три штурмовика и два истребителя. Они мгновенно начали строчить из пулеметов по пехоте, по нашим пулеметам и орудиям. Бойцы спасались как могли: кто в землянке, кто в траншее. Наши зенитные пулеметы открыли плотный огонь и в считанные минуты сбили один штурмовик. Появились наши самолеты: четыре штурмовика и два истребителя. Мгновенно завязался воздушный бой. Штурмовики начали бомбить по немецким танкам. Оставшиеся два орудия вели огонь по бронетранспортерам и пулемету противника. Идет сплошной шум, рев моторов не умолкает. Стрельба из пулеметов и орудий – все смешалось в этом адском котле. Даже трудно определить – где противник. Впервые увидели как наш истребитель сбил немецкий штурмовик. Немецкая пехота, которая двигалась на бронетранспортерах, залегла в 60-70 метрах от нашего переднего края. Воздушный бой кончился.

У нас осталось два орудия, которые были повреждены, остальные – уничтожены. Патроны кончились. Командир батальона с трудом уточнил наличие всех бойцов в батальоне и боеприпасы. В каждой роте осталось по 8-10 человек. На каждое орудие приходилось по 2-3 человека. Немцы, напоенные водкой, короткими перебежками и ползком без стрельбы приближались к нашим траншеям.

Командир батальона просит помощи в живой силе и боеприпасами. Командир полка пообещал прислать резервную роту. Немцы приближаются к нашим траншеям. Комбат крикнул: боеприпасы кончились, стрелять нечем! Приготовиться к рукопашной!

Все бойцы приготовили ручные гранаты и винтовки. У меня в руках была винтовка и ручная граната. Я находился в траншее около орудия. В это время прошли наших четыре бойца мимо меня по траншее, чтобы занять удобное место для отражения атаки. Мне пришлось невольно взглянуть в глаза этим бойцам перед атакой. Мне это запомнилось на всю жизнь. У каждого лицо было бледным-бледным и какое-то, как мне показалось, было каким-то ненормальным, искривленным. Глаза наполнились кровью, зрачки были расширены и горели огнем.

Немцы приблизились к траншеям. Их было больше нас. Полетели гранаты. Но их это не остановило. Они ворвались в траншею. Завязалась рукопашная схватка. Слышны были крики и стоны. У меня в глазах потемнело. Потом вижу: на меня идет (даже бежит) немец и размахивает винтовкой назад (к себе) и вперед (от себя) – как бы готов воткнуть штык. Я приготовился к обороне, к отражению. Он мгновенно подбегает ко мне и штык набрасывает вперед – на меня. Я в этот момент тоже выбросил винтовку со штыком. Его штык пронзил мне левое плечо, пропорол штыком шинель и тело, как бы скользнул по кости. Это оказалось настолько больно, что я упал. Когда пришел в сознание, то увидел, что я немцу вонзил штык в живот. Слышу – пришла наша резервная рота и атаку отбили. Поле было усеяно трупами. Везде слышны крики и стоны наших раненых и немцев. Наши медчасти и бойцы стали помогать санитарам перевязывать и эвакуировать раненых.

Через час подбежала медсестра, которая обработала мою рану и ее перевязала как могла. Кроме меня, был ранен в ногу также наводчик нашего орудия. Это было 20 сентября 1941 года. Два санитара положили наводчика на носилки и понесли его в тыл. Я пешком следовал за ними. Для нас война кончилась.

Вышли к дороге. Просидели часа полтора. Шла попутная машина, которая нас посадила и довезла до полевого медпункта. Он находился в 100-150 километрах от линии фронта в лесу. Уже была ночь. Со всех участков фронта нас собралось человек 70. В сопровождении медсестер нас повели в баню. Предварительно врачи осмотрели раны и залепили водонепроницаемыми бинтами и повели нас в душ. Признаюсь, что с 20 июня 1941 г. я не мылся до того дня. Когда я встал под душ, то испытывал такое удовольствие и блаженство, что невозможно передать, сначала при смыве вода была грязной, мутной. В голове, которая не подстригалась в течение трех месяцев, было много песка и грязи. Дали нам чистое белье и чистое обмундирование. Отдельными группами стали кормить. Врачи делали тут же медосмотр и «сортировку» по тяжести ранения и сроку лечения.

…Пятого ноября меня выписали из госпиталя и направили в запасной полк, что находился в Мариновой роще и в военных казармах города Горького. В запасном полку срочно формировали линейные роты, батареи, батальоны, для отправки на фронт под Москву. Меня опять зачислили в противотанковую артиллерию (ПТА).

Обучали нас на полигонах. Готовили по два, даже по три наводчика на одно орудие. Меня назначили командиром орудия. Много бойцов было еще необстрелянных, которые еще не были на фронте. Нас просили рассказать: при каких обстоятельствах был ранен, вообще о сражениях.

Кормили нас не особенно хорошо. В период формирования фронтовых подразделений часто приходилось дежурить: быть разводящим, помощником начальника караула при охране боеприпасов. Иногда посылали заместителем дежурного по полку.

Однажды мне пришлось дежурить помощником дежурного по части. Дежурный по части мне приказал: иди на кухню и проконтролируй там, чтобы завтрак был приготовлен вовремя. Почти каждый день нарушается своевременное приготовление завтрака. Прими все меры.

Когда я вошел в кухню, где были установлены варочные котлы, то и не поверил своим глазам. В одном из котлов сверху торчат кирзовые сапоги. Я подошел к котлу и вижу, что в котле вниз головой находится человек. Я спросил:

– Кто это?

Он ответил: «Сержант Петров. Помогите мне отсюда выбраться». Я его вытащил из котла. Он срочно пошел под умывальник и умылся. Отчистил свое обмундирование. Оно было вымазано овсяной кашей, которая варилась в котле.

Я его снова спросил:

– Как ты туда попал? Он отвечает:

– Я нагнулся в котел и хотел достать руками пеночки и стал их очищать от котла руками. Они мне показались очень вкусными. Когда нагнулся очередной раз доставать пеночки – руки соскользнули и я опустился в котел, из которого вот уже полчаса никак не мог выбраться.

Сержант Петров обратился ко мне с просьбой, чтобы я никому об этом не говорил. Я ему пообещал выполнить его просьбу при одном условии: прими все меры, чтобы завтрак был приготовлен вовремя. Он дал мне обещание. Наутро завтрак был готов в 7.00 утра.

В 8.00 все подразделения покушали и вышли своевременно на занятия по расписанию. Вечером в 18.00 при смене наряда, командир запасного полка объявил сержанту Петрову благодарность. Приказом по полку его отпустили в отпуск на десять суток на родину.

В середине ноября 1941 г. начали срочно формировать линейный полк для отправки на фронт, под Москву.

Каждый день направляли бойцов из запасного полка для погрузки техники на платформы. Грузили орудия, минометы, различные машины, боеприпасы и другое оборудование.

В эшелон надо вместить полностью боевой полк со всем вооружением. В состав полка входило: три батальона пехоты, вооруженные автоматами, гранатами и пулеметами. Каждому батальону придавалась: одна батарея ПТА, рота 82-мм минометов, батарея 76-мм пушек образца 1936 г. на деревянных колесах и другие подсобные части.

Кроме того, в составе эшелона были установлены зенитные пулеметы, которые размещались на открытых платформах и были способны вести огонь по авиации противника в любое время.

…В каждый товарный вагон размещали целое подразделение: роту, батарею. Как только вагон заполнялся, то его закрывали и выделяли ответственного дежурного. Через два часа эшелон тронулся к Москве. Была уже ночь. Стоял сильный мороз. В вагонах было холодно. Тут же затопили печи и все согрелись. Бойцы ложились в шинелях на нары и засыпали. У каждого при себе была винтовка, патроны и гранаты. Ночь прошла спокойно. Все спали. Утром поезд остановился на какой-то станции. Был приготовлен завтрак. Из каждого вагона выделялись бойцы с ведрами и бачками для получения пищи.

Позавтракали. Поезд все стоит и не отправляется. Целый день простоял. Вечером был ужин. После ужина поезд тронулся. К утру следующего дня нас подвезли к окружной железной дороге Москвы. Уже слышался грохот артканонады. Ветерок докатил до нас шум моторов и пулеметную стрельбу.

Так простояли целый день. К вечеру наш эшелон вернули немного назад и поставили на запасной путь в лесу. Утром проснулись, вышли из вагонов и увидели, что от нас в километре-полутора расположен поселок. На станции была военная комендатура. Простояли дня два. За это время бойцы узнали от местных жителей о том, что в поселке можно достать спирт-сырец, а также самогонку. Можно выменять за вещи или купить за деньги. От поселка невдалеке располагался спиртзавод, который еще работал.

Из нашего вагона два бойца и сержант по разрешению старшины с утра уже сходили и принесли три бутылки спирта. Они пришли, угостили нас – сержантов, старшине принесли бутылку. Прошло еще два дня, а эшелон все не отправлялся. Выпала очередь моя идти за спиртом. Старшина дал мне денег на две бутылки. С двумя бойцами мы отправились в поселок. Было утро. Успели купить и немного выпить. Когда вышли из дома хозяина, то увидели, как наш эшелон тронулся. Бежали, как могли. Пришли мы в комендатуру. Дежурный сказал нам громко:

– Вас всех надо расстрелять! Вы нарушили присягу! Вас будет судить военно-полевой суд!

Прошло около трех часов. Мы находились в комендатуре. Потом вышел военный комендант и сказал:

– Сейчас подойдет попутный транспорт для вас – дрезина. Вас доставят к вашему эшелону. Он попал под налет немецкой авиации, его бомбили и весь расстреляли из пулеметов. Мы вздохнули и немного оробели.

Подошла дрезина. Нас троих посадили, и она тронулась. Через два часа она подвезла нас к нашему эшелону. Мы его не узнали. Каждый вагон был изрешечен пулями. Вагоны выглядели как решето. В концевых вагонах осталось живыми несколько человек, которые рассказали нам об этом.

В нашей батарее все были убиты: офицеры, старшина. Осталось пять человек живыми, но были и тяжелораненые, они нам сказали:

– Эшелон тронулся, а вас нет. Командир взвода, батареи и старшина были вне себя. Они возмутились. Доложили командиру дивизиона и в штаб полка. Они приказали, как только вернутся, то их расстреляем перед строем за отлучку, за нарушение военной присяги.

Оставшиеся в живых командиры из других подразделений объединили нас всех в одну роту. Набралось человек 80-90, не больше. Мы стали убирать всех убитых и раненых. «Грузили» их совместно с бойцами из похоронной команды. Всех раненых грузили на машины для отправки их в госпиталь. Двое суток почти без сна была уборка. После этого нас собрал военный комендант и дал нам отдохнуть трое суток. Пришли на завтрак. Мы решили помянуть всех убитых в нашей батарее. Помянули также нашего старшину – его спиртом, который я купил для него две бутылки. Нас оказалось шесть человек. Мы разлили всем поровну спирта и, не запивая водой, выпили.

 

Перейти на следующую страницу >>>

 


Поделиться в социальных сетях:
Опубликовать в Одноклассники
Опубликовать в Facebook
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир


При использовании опубликованных здесь материалов с пометкой «предоставлено автором/редакцией» и «специально для "Отваги"», гиперссылка на сайт www.otvaga2004.ru обязательна!


Первый сайт «Отвага» был создан в 2002 году по адресу otvaga.narod.ru, затем через два года он был перенесен на otvaga2004.narod.ru и проработал в этом виде в течение 8 лет. Сейчас, спустя 10 лет с момента основания, сайт переехал с бесплатного хостинга на новый адрес otvaga2004.ru