Финским «волкам» от русских «медведей»

Дмитрий Панин
Журнал «Солдат удачи» №6, 2006

Этот материал представляет собой запись рассказов двух участников финской кампании 1939-1940 гг. К сожалению, за давностью лет уже невозможно назвать номера частей и конкретные места боев, но за точность приведенных фактов ручаюсь. Оставив в стороне сухие цифры, я постарался наиболее точно восстановить и пересказать именно те моменты, которые касаются «технологии» и тактики ведения той войны, то есть боевого опыта. Как известно, он приобретается очень дорогой ценой, и актуальность его не теряется с годами и десятилетиями. В то же время о финской кампании наши современники знают очень немногое. А ведь тогда советским войскам пришлось в суровом климате, при сильном сопротивлении противника прорывать мощнейшую линию обороны финнов, известную как «линия Маннергейма». Послушаем же, что рассказывали сами участники тех боев.

 

СМЕРТЬ НА ЛЬДУ

 

Представляю первого рассказчика – Борис Логинов, а проще – дядя Боря, мой родственник. Его рассказы передаются в нашей семье как память. Сибиряк, уроженец Прибайкалья. До призыва проживал в поселке Иркутск-13.

 

…Холодно. Такого зверского холода дядя Боря не переживал больше нигде и никогда. Фирменным стилем финнов было выждать, когда русские солдаты выйдут на открытое место подальше от укрытий (деревьев, больших валунов или просто скоплений камней) и накрыть сначала массированным пулеметным и снайперским огнем, положить без движения, а потом обстреливать из минометов или артиллерийских орудий. Хуже всего, что открытое место, как правило, было или озером, или болотом, или речушкой. Дядя Боря был уверен, что финны специально подкарауливали наших у водных преград. И вот начиналась канонада. Взрывы мни и снарядов разбивают лед, поднимают фонтаны воды, она обрушивается на бойцов сверху и обильно течет понизу, и это в 30-градусный мороз! Кто лежал поблизости от места разрыва, уходил под лед, у остальных обмундирование превращалось в ледяной панцирь. Лежать – замерзнешь. Волей-неволей старались ползти вперед, а финны били снайперским огнем на любое движение.

Потери от такой финской тактики были тяжелыми. Поистине и в воздухе, и под ногами – смерть. Единственный шанс не остаться от обморожения без рук и ног был в том, чтобы быстро доползти до сухого снега и вываляться в нем. Снег вытягивал воду из одежды. Тот, кто первым добирался до него, начинал огневой бой с финнами, стараясь почаще менять позицию – стреляли финны очень хорошо.

Спасало наши войска превосходство в артиллерии и вообще в технике. Артиллеристы снарядов не жалели, и если позиции засады были импровизированными, без дзотов и окопов полного профиля, то артиллерия отбивала пехоту от смерти. (Такое, скорее всего, бывало в предполье линии Маннергейма, где у финнов не было столь мощных у креплений, как на самих укреппозициях).

Через какое-то время у наших солдат выработалась стойкая ненависть к открытым пространствам. На них старались не выходить даже под угрозой трибунала. Дядя Боря говорил – пусть в лесу, пусть на колючую проволоку, мины, доты и окопы, но главное, чтобы на суше. Даже если ранят, то упадешь в снег, на сухое. Есть шанс выжить. Командование от этих бросков в лоб на финские доты и колючку приходило в ужас и ярость и постоянно требовало – не лезть на финнов в лоб, обходить! Но войска, посланные в обход финских позиций, прекрасно зная, что их ждет в очередной раз на очередной водной преграде, на лед не выходили, а самовольно наступали по суше вдоль уреза воды или вдоль опушек лесов, то есть как раз там, где у финнов были наиболее мощные и новейшие артиллерийско-пулеметные многоэтажные доты, простреливавшие открытую местность массированным и точным огнем. Получалось, что, стремясь к наиболее правильным с военной точки зрения действиям, наше командование раз за разом выводило войска в наиболее укрепленные точки линии Маннергейма. Отсюда и потери…

(Вот, пожалуй, и все то немногое, что осталось в нашей семье от участия дяди Бори в освобождении Карельского перешейка от финнов зимой 1939-1940 гг.)

 

ЖИЗНЬ ЗАВИСИТ И ОТ ПОДШЛЕМНИКА…

 

Следующий наш герой ушел на фронт добровольцем со студенческой скамьи, с четвертого курса Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта. Разговор с ним о финской кампании произошел в конце 1980-х годов, и ни я, ни мой отец, участник финской кампании, не смогли точно вспомнить его фамилию. Отец, правда, предполагает, что это был Певзнер Борис Исакович. Рассказ дан от первого лица, а в скобках – мои комментарии по ходу текста.

 

…Как я попал на финскую? Финны обстреляли Ленинград из артиллерийских орудий, и мы с друзьями решили уйти добровольцами защищать «северозападные рубежи нашей Родины», как тогда говорили. Да, город обстреливали. Я своими глазами видел фонтаны воды и льда от разрывов на Неве. (Д.П. – Во второй раз в жизни я слышал об обстрелах Ленинграда финской артиллерией в начале той войны. Первый раз мне рассказал об этом старый мужчина-экскурсовод у Исаакиевского собора, ветеран войны, за 5-6 лет до данной беседы.)

Вооружили нас: винтовка Мосина, несколько гранат, саперная лопатка. Одели – теплое белье, гимнастерки, шаровары х/б, шинель, сапоги (естественно, на размер больше), пара теплых байковых портянок. Опытный старшина на складе посоветовал не брать буденновку, а взять сразу теплый подшлемник и носить его как лыжную шапочку. На буденновке каска не держалась, съезжала, а на подшлемнике – милое дело. Старшина, видно, успел повоевать и знал что к чему. А то на фронте, в строевых частях, прибывших на Карельский в буденновках и получивших каски, уже на передовой случалось: помучаются – и каску долой, а финским снайперам по незащищенным головам бить – верное дело. Кровью подобная глупость оплачивалась.

Прибыли мы, группа студентов-добровольцев и мобилизованных молодых рабочих с ленинградских заводов, в свою дивизию дня за два перед первым наступлением на линию Маннергейма. Опытные ребята, воевавшие с первого дня, нас сразу предупредили – деритесь до последнего, что бы ни случилось, в плен не сдавайтесь. Попавших в плен русских солдат финны убивали самым зверским образом. Отрезали половые органы, головы, сажали на кол, разрубали на куски и развешивали эти куски на деревьях вдоль дорог и троп. Для устрашения. Я сам позднее видел такое своими глазами…

 

ШАГ ВПЕРЕД, ДВА ШАГА НАЗАД

 

Перед наступлением была очень мощная артподготовка. Мы в это время находились на опушке леса, в снежных траншеях, ждали наступления. Перед нами широкая, метров 500-700, поляна, на другом ее конце уже начинались финские укрепления. Сначала колючая проволока в несколько рядов. Там еще надолбы были, но не в рост человека, а низкие, всего сантиметров 50 от земли. Очень опасные для наших танков, потому что их в снегу не видно. Танк на них днищем налетает, гусеницы в воздух, проворачиваются – а машина ни с места. Здесь ее и расстреливали, неподвижную, из пушек. На нашем участке на этих надолбах много танков сгорело. Уже почти прорвется к финским позициям, а тут вдруг словно великан какой-то машину вздергивает в воздух и заваливает на бок. Минута, другая – и загорелись ребята. Даже если и выбрался из танка, так до своих еще доползти надо, а танкисты в черных комбинезонах, их на снегу видно далеко. Как правило, мало кто доползал… А уж за «колючкой», в лесу, финские окопы, дзоты и доты. Правда, лес у них недолго простоял, наша артиллерия его снесла в щепки на несколько сот метров вглубь. Среди того бурелома мне потом и довелось воевать почти всю кампанию…

…Ну вот, отгрохотала артиллерия, нам, пехоте, – ракета. Выскочили из окопов и ям, вытянулись в цепь – и вперед. Все как по уставу положено. А на поляне – снегу навалом, где по колено, а где по пояс, и попробуй по нему пройти! Не наступаем, а барахтаемся в целине. А все – с полной выкладкой! Уже метров через двести вымотались страшно, шинель – хоть выжимай. Тут обратили внимание, что в воронках и вокруг них снег разметан до земли – и давай от одной к другой перебираться. Цепь сломалась, наступать стали маленькими кучками, но продвигаемся уже бойчее.

Здесь танки подоспели, развернутой лавиной проехали через наши порядки и устремились на укрепления. Враг вроде того и ждал, по нам открыли шквальный огонь. Финны в дотах сидят и нас свинцом поливают. Взводные и ротные орут: «Вперед! Не лежать под огнем, всех перебьют!» Понятно, да только снег, зараза, держит почище колючей проволоки. Валятся убитые, раненые кричат, на помощь зовут. Но все же бросками от воронки к воронке наступаем. Тут я наткнулся на след нашего танка. Прелесть, бежать легко, только пригибайся. Добежал до танка, начал друзей подзывать. Через некоторое время нас под прикрытием брони шло и ползло уже человек двенадцать. В основном студенты и рабочие. Они посообразительнее были. А крестьяне – дисциплинированные. Кричишь им, машешь: «Давай сюда, за броню!» А они: «Лейтенант приказал наступать здесь!» В нашем взводе солдат из деревни в том наступлении выбило почти полностью… Они еще, наверное, просто боялись танков. Мол, большой, по нему финны в первую очередь бить будут, а я в снегу, как тетерка, попробуй, попади в меня. Напрасно. Снег финские пулеметы прошивали до земли. На пристрелянных рубежах на каждый квадратный метр в одну минуту попадало в среднем 5 пуль, это я уже после войны узнал.

Вот так и наступали. Танки, за ними кучки пехотинцев. А остальные позади в чистом поле лежат и голов поднять не могут. Положили нашу пехоту финны, отсекли от танков.

Вдруг наш танк останавливается, орудие по финнам работает. Из люка выглядывает офицер, это был командир танковой роты. Сначала удивился, увидев нас, а лотом ужом соскользнул по броне под корму к нам и кричит (там грохот был страшенный, все общались криком): «Мы сейчас сдадим назад, будем поднимать залегшую пехоту! Вы помогайте. Командуйте, кричите своим, чтобы вставали и шли вперед. Иначе всем хана, видите, какой огонь, всех побьют! Только не отрывайтесь от моего танка! Иначе потом, на финских позициях, меня отдельно сожгут, а вас отдельно убьют. Поняли?!» Мы отвечаем: «Так точно!»

Попятились мы назад. Отступать перед танком сложнее, нужно глядеть в оба, чтобы под гусеницу не попасть. Все танки отошли до залегшей пехоты, командиры машин с наганами выпрыгивают в снег и давай поднимать бойцов, все это под огнем. Снова двинулись вперед, а финны опять огневой шквал дали и снова нас положили. Вот так и «елозили» по той поляне вперед-назад весь день. К вечеру отошли на исходные. Кто остался в живых, собирались в своих старых окопах, вновь сплачиваясь в подразделения…

На следующий день – артподготовка и вновь атака. Опять «елозим» то вперед, то назад, прорваться к финским окопам не можем. А тут танк, за которым я укрывался, был подбит противотанковой артиллерией финнов. Машина горит, кто из экипажа живой остался, выбрались к нам под корму и кричат: «Давай отсюда! Сейчас снаряды и баки взорвутся, всех накроет!»

До ближайшей машины – метров 70, «поперек» финского огня. А делать нечего, рванули. Добежали до танка не все… А за ним тоже пехота укрывается, места нам нет! Но мы нашлись. Попадали цепочкой в «траншеи», прорытые гусеницами – и вперед, ползком за танком. Смекалка. Без нее на войне сразу конец.

В последний день наступления, во второй половине дня мы почти до финской колючей проволоки прорвались – уже наловчились за танками бегать. Вдруг – удар, машина встает. Подбили! Раненые в тыл поползли, а мы – вперед, перекатами и перебежками от воронки к воронке. Добрались наконец до «колючки», а там ее в несколько десятков рядов наверчено! Кое-где она нашими снарядами порвана, но все равно пройти нельзя. И саперных ножниц у нас нет. А танки – одни на поле боя горят, другие отошли вместе с пехотой на исходные. Лежит нас у «колючки» человек двадцать. Мокрые от пота, замерзать начали. Что делать, непонятно. А уже вечереет. Видим – наступление опять захлебнулось. Оставалось ждать темноты.

…Выползли к своим, наверное, уже к середине ночи. Наш лейтенант обрадовался, увидев нас живыми. «А я уже думал, – говорит, – что у меня во взводе совсем обстрелянных «стариков» не осталось. Наступления завтра не будет. Зарываемся в снег, принимаем пополнение и готовимся к штурму укрепполосы…».

 

ИНЖЕНЕРНЫЙ ОСНАЗ – ДЛЯ СПЕЦИАЛЬНЫХ ЗАДАЧ…

 

Так мы перешли временно к обороне, сидели в траншеях, выкопанных в снегу: в землю-то врыться невозможно, мерзлая. Бруствер водой поливали – ледяная «броня» образуется, осколки и пули держит.

Однажды ко мне наш лейтенант подходит и спрашивает: «Ты ведь студент, а какая у тебя специальность?» «Строитель», – отвечаю. Тогда он мне сказал, что командование отбирает среди красноармейцев бойцов с высшим и незаконченным высшим образованием, строителей, энергетиков для выполнения специального задания и направил в штаб.

…Так я попал в инженерный осназ. (Данное название автор пишет без кавычек, и мы оставляем его в оригинале. – Прим. редакции.) Это части особого назначения, которым отводилась важная роль в уничтожении укреплений линии Маннергейма. Забегая вперед, скажу, что нынешние разговоры о том, что, мол, при прорыве укреплений финнов их «мясом» завалили – ерунда. Там, на Карельском перешейке, на «колючке» под пулеметами можно было, конечно, положить массу людей, только толку бы от этого не было. Финны по-прежнему из своих дотов поливали бы нас свинцом. Наше командование все это прекрасно понимало, поэтому и воевало не так, как нынче в газетах пишут, а по-умному.

Итак, собрали нас «с бору по сосенке», все уже воевавшие, все студенты или, как я, без пяти минут инженеры. Отвели в тыл, на КаУР – Карельский укрепрайон, прикрывавший Ленинград от финнов, расположенный почти у самого города. Переобмундировали. Мы получили теплые десантные комбинезоны из верблюжьей шерсти – с капюшоном, с двухсторонней окраской. С одной стороны они были белые, для зимы, а с другой – коричневые, для лета. В них можно было запросто спать на снегу. Видимо, была какая-то водоотталкивающая пропитка. Считались они совершенно секретными. Выдали нам теплое белье, свитеры, а вместо сапог – ботинки типа лыжных, с двумя шерстяными носками. На голове – шерстяные вязаные подшлемники. Касок мы не носили. Вооружение – ножи, гранаты, револьверы Нагана. А главным нашим оружием были тротил и бензин (в смеси с дегтем и еще чем-то, чтобы не выгорал слишком быстро и поджигал все, на что попадет – так называемый «коктейль Молотова»).

Разбиты мы были на группы по три человека. Во-первых, при нашей тактике больше и не надо. Во-вторых, чем меньше группа, тем труднее ее обнаружить. Ну и, в-третьих, патрули и дозоры у финнов на переднем крае были примерно той же численности, так что нас впоследствии иногда принимали за своих…

Неделю тренировались на КаУРе. Учились обнаруживать замаскированные доты, преодолевать проволочные заграждения, подрывать обнаруженные цели. О стрельбе не забывали. Затем нас вернули на фронт, и мы начали воевать.

 

ДИВЕРСАНТЫ ПРОТИВ ДЗОТОВ

 

Финская оборона состояла из железобетонного костяка – многоярусных артиллерийско-пулеметных дотов, так называемых «милионников» (каждый из них стоил миллион в денежных единицах Финляндии). Но их было мало. Основной массив составляли простые одноэтажные железобетонные доты и дерево-земляные огневые точки – дзоты, которые были обсыпаны валунами и по своей защищенности мало чем уступали дотам. Все эти долговременные сооружения объединялись в единое целое сетью траншей и ходов сообщения, прикрывались надолбами, минными полями и колючей проволокой.

Именно дзоты, которых было очень много, наносили нашей пехоте основные потери во время наступления. Они были построены в два этажа: сверху боевое отделение с амбразурами, а снизу казарма. Удар снарядов такие довоенной постройки сооружения держали хорошо. Они и были нашей главной целью. Нужно было выбить путем подрывов этот основной массив линии Маннергейма – и ее уже можно прорывать штурмом.

Мы действовали следующим образом. В течение дня наблюдали за местностью, расспрашивали бывалых солдат, где у финнов могут быть огневые сооружения. Затем вечером выползали на нейтральную полосу. Зимой ночи длинные, времени для работы много. У нас был специальный костюм для преодоления электрифицированных заграждений. Он чем-то напоминал скафандр, только лицо открыто. Весь из медной проволоки, на изолирующей подкладке. В таком на лютом морозе «околеть» можно, поэтому работали в нем по очереди. Осназовец в спецкостюме полз первым, чтобы не сгореть, если проволока под током. Такие участки, правда, можно было заранее обнаружить. Глядишь – висит наш солдат на «колючке», весь обуглился – значит, проволока под напряжением. А еще изоляторы потрескивали (финны не постоянно заграждение держали под током, а периодами). В таком случае ждем, пока не отключат, потом работаем.

Но, надо сказать, такую «колючку» мы любили. Найдешь изолятор, один провод перекусишь, причем так, чтобы свободный конец болтался в воздухе и периодически замыкал систему. Такую каверзу им сотворим и отползаем от заграждения метров на 20-30, залегаем в воронку. Лежим, выжидаем. Кто-то из нас дежурит, наблюдение ведет, цели разведывает, остальные капюшоны на голову натянут, руки в рукава спрячут и спят. А у финнов периодически – «трах, бах» – короткие замыкания! Они бесятся, особенно сначала, подозревают неладное. Из пулеметов начинают бить по «нейтралке». Наши артиллеристы засекают такие «концерты» – и давай по ним лупить, финны тоже в ответ бьют из пушек. В общем, лежишь себе в воронке, а над тобой только снаряды туда-сюда летают.

Примерно через сутки финны успокаиваются. Хотя, бывало, что они искали место обрыва заграждения, группы электриков посылали. Мы их пропускали без боя, нам шум ни к чему. Они восстановят систему, а мы ее снова рвем. В конце концов они переставали «дергаться». Тут и приходит наше время. Дожидаемся вечера, снова размыкаем систему, проползаем через «колючку», восстанавливаем обрыв и залегаем. У финнов все в порядке, сбоев в энергетике нет, внимание их ослабевает. А мы – ползком к цели. Дзот имел форму небольшого пологого сугроба, обнаружить его бывало непросто. По бурелому ужом вертишься, пока найдешь. Ложных целей-приманок у них тоже хватало…

На первых порах мы от недостатка опыта по-глупому действовали. Сначала искали траншею, потом старались бесшумно найти и снять часового, а уже затем по траншее ползли к двери дзота, рывком открывали ее и забрасывали внутрь заряд взрывчатки. Это долго, опасно и ненадежно. Часовой может поднять тревогу, а, открывая дверь, можно нарваться на выстрелы. Кроме того, от взрыва дверь срывает с петель, и она летит прямо на тебя. А главное, нет полной гарантии уничтожения как дзота, так и гарнизона, который ночью отдыхает в нижнем жилом отсеке. Много взрывчатки на себе не утащишь, взрыв получается слабый. А нам нужно было полное уничтожение огневой точки противника…

 

ОГНЕННАЯ ВОДА»

 

Мы быстро выработали другой метод уничтожения дзота. Лезешь на его верх, куда выходит дымовая труба.

По подтаявшему снегу и горячему воздуху определяешь, что дзот настоящий, а не ложный макет-приманка. Кстати, в дзотах было холодно. Вообще, сколько живу, а такого холода, как зимой 1939-го на Карельском перешейке, больше не помню.

(Д.П. – К слову, от себя могу добавить маленький секрет борьбы с холодом. Собираешь соцветия пижмы обыкновенной, неважно свежие или сухие, завариваешь их и этим настоем натираешь тело. Помогает переносить холод. Проверено в полевых условиях. Главное не увлекаться, а то, забыв про мороз, можно и обморозиться. Настой должен быть не слишком густым, и им не надо злоупотреблять без особой надобности.)

…И финны тоже мерзли. По ночам их дежурные по огневым точкам самовольно отходили от амбразур и смотровых щелей и грелись у печек, хотя это им категорически запрещалось (об этой их привычке мы знали от пленных). В дымовую трубу мы первым делом бросали небольшой заряд тола или гранату РГД. Взрыв валил греющихся дежурных наповал или серьезно ранил. Поднять тревогу они уже не могли. Те, кто находились в нижнем каземате, подняться наверх тоже не успевали. Затем в трубу уходила бутылка с вышеупомянутым «коктейлем Молотова», с привязанной к ней гранатой, и мгновенно следом шла третья граната с более быстрым взрывателем. Все это делал один боец. Второй стоял рядом и держал наготове деревянную пробку-чоп (третий страховал нас рядом с дзотом). Немедленно после опускания в трубу третьей гранаты он забивал чоп в трубу… Первой разрывалась последняя граната. Газы от взрыва устремлялись в дзот и на улицу. Чоп задерживал их в трубе. Вылетал из трубы пулей, но задерживал. В конце трубы получался гидравлический газовый «затвор». В этот момент разрывался второй заряд, газы этого взрыва отражались от «гидрозатвора» и с силой устремлялись в дзот, неся с собой горючую смесь из бутылки.

Получался импровизированный «огнемет»! Струя огня била в финнов, поджигала боеприпасы и деревянные стены дзота. Он выгорал и обрушивался (Д.П. – Схожую технологию подрыва подземных тоннелей-водоводов описывал один из саперов в Афганистане).

Бутылки для «коктейля Молотова» использовали от русской водки – диаметр как раз под трубу, и горючки входит достаточно. Мы даже шутили: «Русские «медведи» пошли угощать финских «волков» огненной водой». По численности в дзоте находилось обычно отделение, человек 5-7. Бывали и большие, так называемые дзоты-укрытия, где было до двух отделений пехоты, обороняющихся в траншее.

А вот с простым заграждением из «колючки», не под током, было сложнее. На них финны ставили датчики движения. Если кто-нибудь попадал туда и начинал выпутываться, от вибрации срабатывал датчик, и у финнов в дотах звучал сигнал тревоги. Они мгновенно начинали поливать тревожный сектор из пулеметов. Вся сложность тут была в том, чтобы найти этот датчик. Мы обычно забрасывали на колючую проволоку «кошку» и дергали ее. Если финны начинают стрелять, прожекторами светить, значит, он где-то рядом. Несколько раз подергаешь, они постреляют – и затихнут. Начинаешь искать датчик, ползаешь, руками снег разгребаешь. Все время в напряжении, ведь если в этот момент ударят – конец. Найдешь – уже легче. Дальше уже дело техники – устраивали ложные тревоги, засекали по огню противника точное место расположения дзота. Дапее выводили датчик из строя, подбирались к дзоту и жгли его по «отработанной технологии».

Некоторое время нам все с рук сходило, уничтожали мы дзоты хорошо. Норма у нас была – два «объекта» за выход к финнам, ради меньшего не стоило рисковать. Если финны не сразу обнаруживали диверсию, то у нас было время для нового подрыва. Главное, хорошо цели разведать. Финнам же обнаружить, что дзот подорван, сразу было очень сложно: дверь выходит в извилистую траншею, пламени не увидишь. Почему они не сразу поняли, что происходит? На фронте ночи не тихие. Где-то рядом наша артиллерия бьет по доту-«миллионеру», где-то перестрелка из автоматов и пулеметов – разведгруппы сцепились, ракеты взлетают… Что тут – какие-то искры из трубы! А взрывались дзоты глухо, накат гасил звуки…

 

СХВАТКИ С «ОХОТНИКАМИ»

 

…Да, примерно с полмесяца все было хорошо, но потом финны поняли что к чему и приняли контрмеры. Как только где-то происходил обрыв кабеля в электрозаграждении или срабатывал датчик движения, тут же высылали к тому месту у «колючки» группы из 5-6 человек (мы называли их «охотниками»), вооруженных пистолетами-пулеметами «Суоми», гранатами, ножами. Они знали свои заграждения и свободно пробирались через них во фланг нашим группам. Дальше все было делом численного превосходства и преимущества в автоматическом оружии, ведь с револьвером против «Суоми» много не навоюешь.

…Пропало несколько групп. Потом мы их увидели… Ребята висели на колючей проволоке, кто-то был обуглен. У кого-то отрезанная голова торчала на колу рядом с телом… Мы рвались отомстить. Ушла очередная группа. Ночью взвилась ракета: «Обнаружены! Дайте огня!» Утром из нее приполз один человек. Он и рассказал о новой финской тактике. Его спасло то, что командир предусмотрительно приказал ему залечь в отдельной воронке в стороне. Один осназовец погиб сразу. Тяжело раненный командир вызвал огонь на себя, а этот боец успел скрыться.

Наше командование было в затруднении. Все понимали, что нужно подавить дзоты, но и посылать инженерный осназ теперь не имело смысла, мы бы все полегли у финской «колючки» без толку. (Д.П. – А вот за это – «спасибо» гражданину Тухачевскому, в свое время объявившему пистолеты-пулеметы «непролетарским полицейским оружием». А ведь отечественные пистолеты-пулеметы Дегтярева ППД-34 уже 6 (!) лет, как шли в серийном производстве и состояли на вооружении войск НКВД с 1935 года!)

Выход нашел неизвестный мне старший командир. Он вспомнил, что на складах в изобилии лежат на консервации превосходные, первые в мире настоящие автоматы системы генерал-майора Федорова. Они стреляли японскими винтовочными патронами Арисака калибром 6,5 мм. Как раз в недавнем сражении на реке Халкин-Гол наши войска взяли японские военные склады, где этих патронов было немеряно. К нам, на Карельский перешеек, в срочнейшем порядке были доставлены и автоматы Федорова, и патроны к ним.

(Д.П. – Я интересовался историей русского оружия, но, к сожалению, на тот момент знал лишь официальную версию. Она гласила, что автомат Федорова, опередивший свое время, в боях не применялся. Первая и единственная в русской императорской армии рота автоматчиков была сформирована в 1916 году и отправлена на Румынский фронт. Сведений о ее боевом пути не имеется. Лишь потом в старой биографии генерал-майора Федорова, «отца автоматического оружия России», я прочел, что его автомат применялся в Гражданской войне и после нее некоторыми частями Красной Армии и ВЧК. В 1929 году в связи с полным исчерпанием запасов японских патронов Арисака автомат отправлен на консервацию. О том, что он применялся в финской кампании, я и слыхом не слыхивал. В Ленинградском центральном музее артиллерии, инженерных войск и войск связи на стенде, посвященном этому оружию, все ограничивается пресловутой ротой с Румынского фронта).

…Проволочное заграждение усиленно долбили артиллерией, в нем появились бреши, которые финны уже просто не успевали латать. Снарядов на это не жалели. Наши группы укрупнили, мы стали ходить к финнам уже по 6 человек. Теперь у нас были автоматы, а у финнов – пистолеты-пулеметы. Винтовочный японский патрон был гораздо мощнее пистолетного финского. Автоматы Федорова имели большую точность, пробивную способность. Финнам пришлось несладко. (Д.П. – Кроме того, пуля патрона Арисака, попадая в тело человека, разворачивалась внутри него. Тяжелое ранение или верная смерть, как правило, были гарантированы).

Почти каждую ночь в буреломе на линии Маннергейма вспыхивали схватки. Группа делилась на две боевые тройки, одна – огневого прикрытия, вторая – уничтожения дзотов. Огневая группа оставалась у проволочного заграждения, метрах в пятидесяти от прохода в «колючке». Она обнаруживала финские отряды «охотников» и навязывала им бой, отвлекая от ударной группы, а отходила последней. Автоматы Федорова в этих лесных схватках показали неоспоримые преимущества над «Суоми», легко пробивая бурелом и имея гораздо большую точность. Если наши успевали обнаружить «охотников» первыми, успех огневой схватки был гарантирован.

У ударной группы появились свои сложности: финны стали выставлять часовых у входа в дзот. Сначала их снимали. Старались бесшумно, но иногда приходилось и стрелять: тогда убитого приваливали к двери в дзот, чтобы создать свалку у порога, если гарнизон начнет выскакивать наружу. Наш дозорный залегал уже не спереди дзота, как прежде, а сзади и контролировал дверь. Остальные – на крышу, как обычно…

 

ПРОРЫВ

 

Вот так мы, бойцы инженерного осназа, и довоевали до второго, решающего штурма линии Маннергейма. В нем мы шли в первой ударной волне. Теперь уже не было никаких цепей и «погонь» за танками под огнем.

За несколько дней до штурма нас отвели с передовой в тыл, где была построена точная копия укреппозиции. Мы тренировались. Тяжелые танки первой волны тащили за собой бронированные сани-волокуши, на которых мы лежали до того момента, когда танки ворвутся на саму позицию, преодолев и надолбы, и колючую проволоку. Там нужно было соскочить с саней и начать подрывать уцелевшие дзоты, и самое главное – доты-«миллионеры», если они уцелеют на участке прорыва. Одновременно часть пехотинцев, вооруженных пистолетами-пулеметами ППД и гранатами, должна была завязать бой с финской пехотой в траншеях. Группы армейских саперов уничтожали надолбы и проделывали проходы в колючей проволоке.

А вот уже за нашей волной шла вторая, где танки должны были вести пехоту за собой. Мы несколько раз повторяли учебное наступление на копию. Только после упорных тренировок был предпринят очередной штурм линии Маннергейма.

…Снова артподготовка. Танки первой волны застыли на исходном рубеже. Мы лежим за ними вповалку на санях. Сигнал к атаке. Пошли! Все идет хорошо, вот уже передний край. Помню, когда переваливали через надолбы, под днищем заскрежетало. Сердце екнуло, застрянем или не застрянем? Проехали… Выскакиваем из саней на рубеже финнов, траншея рядом. Танки завязали огневой бой с железобетонными дотами – не все их разрушила наша артиллерия. Мы деремся за дзоты. Подрываем гранатами входные двери, забрасываем внутрь взрывчатку… У убитых финнов взяли «Суоми», в траншейном бою они удобнее, у них диск на 70 патронов.

Финны отбиваются отчаянно. Артиллерии у них стало больше. Кое-где наши танки горят. Пехота второй волны местами залегла, но в основном уже вперед продвинулась, вот уже бой в траншеях завязала. Здесь очертя голову вперед лезть нельзя. Сначала за угол, не выглядывая, бросаешь гранату. Разрыв – и потом вперед, не мешкая. Ведешь огонь из пистолета-пулемета, продвигаясь быстро до следующего поворота, чтобы противник не очнулся.

…Свою высоту мы у противника отбили. Он пытался контратаковать. Сначала пехота полезла. Только теперь сами финны оказались в том же незавидном положении, как мы когда-то: двигаются в глубоком снегу медленно, словно мишени в тире. А мы бьем по ним и патронов не жалеем. Они откатились на исходные. Потом попытались контратаковать под прикрытием огня артиллерии. Мы в нишах траншей налет переждали, а потом снова их в снег «зарыли». К слову сказать, их артиллерия против нашей была ничто.

Так мы еще денек повоевали, вся полянка перед нашими траншеями убитыми финнами была усеяна. То-то они наступать не очень любили… Прошла ночь, а потом, наутро вдруг видим – нет финна, отошел…

Вот так и прорывали мы линию Маннергейма. Не «мясом», а умом и выдержкой, смекалкой и мужеством…

 

ПОСТСКРИПТУМ

 

Некоторые эпизоды той давней беседы противоречили официозу о той войне. К своему стыду, я не до конца поверил старому ветерану и долгие годы расспрашивал разных людей в разных местах о том, правда ли все это? Все говорили, что нет. Но что-то упорно не давало мне забыть тот разговор. И вот, в 1992 году в Ленинграде, в Центральном музее артиллерии, инженерных войск и войск связи, я увидел медный «скафандр» на резиновой подкладке… Под ним надпись: «Костюм для преодоления электрифицированных проволочных заграждений. Состоял на вооружении РККА…» Это был словно привет из далекого прошлого. Чуть дальше в витрине стоял макет с надписью «Многоэтажная дерево-земляная огневая точка. Применялась финской армией на линии Маннергейма. И я поверил, что все рассказанное мне – правда…

А в 2000 году в многотомной «Истории Великой Отечественной войны» 1960-х годов я вдруг увидел маленькую фотографию. Это был давний снимок группы инженерного осназа! Фотоподтверждение старого рассказа! Теперь я поведал его вам…

 



СМОТРИТЕ ТАКЖЕ НА САЙТЕ «ОТВАГА»:

Ликвидация банды Гелаева спецназом ГРУ

Спецназовский экстрим

Как обломался «Орлиный коготь»


Поделиться в социальных сетях:
Опубликовать в Одноклассники
Опубликовать в Facebook
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир


При использовании опубликованных здесь материалов с пометкой «предоставлено автором/редакцией» и «специально для "Отваги"», гиперссылка на сайт www.otvaga2004.ru обязательна!


Первый сайт «Отвага» был создан в 2002 году по адресу otvaga.narod.ru, затем через два года он был перенесен на otvaga2004.narod.ru и проработал в этом виде в течение 8 лет. Сейчас, спустя 10 лет с момента основания, сайт переехал с бесплатного хостинга на новый адрес otvaga2004.ru