В начале весны 1992 года на территории бывшего СССР разразилась первая неофициальная война между бывшими союзными республиками: Арменией и Азербайджаном. Неофициальность этой войны заключалась в том, что ни Армения, ни Азербайджан формально каких-либо политических, территориальных или иных претензий друг к другу не имели. Театром военных действий этой войны стала часть территории бывшей Азербайдажанской ССР – Нагорный Карабах.
10 декабря 1991 года в Карабахе был проведен референдум о государственном статусе самопровозглашенной 2 сентября 1991 года Нагорно-Карабахской Республики (НКР). За независимость НКР высказалось 99,7% голосовавших избирателей. Азербайджан не признал результаты референдума. Так начался военный конфликт в Нагорном Карабахе. Война породила спрос на «пушечное мясо», а если есть спрос, то всегда появится предложение. В Карабах потянулись «дикие гуси».
«Дикие гуси» в Черном саду*
* Карабах в переводе с тюркского – черный сад
Первые наемники (они же добровольцы, это как посмотреть) в Карабахе появились в декабре 1991 года с азербайджанской стороны. Среди них были представители различных национальностей.
Чеченцы. Одной из многочисленных чеченских групп командовал Шамиль Басаев. Между азербайджанской стороной и командирами чеченских групп была договоренность, что все трофейное оружие, взятое в бою, чеченцы забирают с собой в Чечню.
Украинцы. Украинские отряды состояли из представителей УНА-УНСО, проходивших первую боевую обкатку. МиГ-25 капитана Юрия Беличенко из Киева был сбит над Члдраном в сентябре 1992 года, азербайджанцы обещали ему пять тысяч долларов в месяц. В наступлении азербайджанских войск в Шаумяновском районе в мае 1992 года принимали участие танки, которые прибыли вместе с экипажами из Киева.
Русские. Русские наемники были особенно в цене, так как эти бывшие военнослужащие (танкисты, артиллеристы, связисты, саперы и т. д.) проходили службу в частях СА на территории Азербайджана. Среди русских наемников, воевавших в Карабахе на стороне азербайджанцев, был и бывший начальник рижского ОМОНа Чеслав Млынник, командовавший диверсионной группой. Женя, бывший капитан Советской Армии, командовал азербайджанской батареей БМ-21 «Град» (через несколько лет, 26 ноября 1994 года, он наводчиком танка, а я на ЗУ-23-2 вместе входили в город Грозный (см. подробнее: «Оппозиция. Третья сторона в чеченском конфликте – глазами человека, готовившего ее к бою» >>>).
Казахи. Группы казахской националистической партии «Алаш» принимали активное участие в карабахской войне. Члены воинствующей группировки проходили «обкатку» в горах Карабаха, нелегально через Каспийское море доставляли оружие в Казахстан. Русское население Казахстана отнеслось к этому факту с тревогой. Многих русский ребят из Казахстана и даже группы уральских казаков я встретил затем в Карабахе на армянской стороне. Главной причиной своего появления в Карабахе они называли – «Не хотим, чтобы казахи-националисты устроили нам свой Карабах в Казахстане».
Турки. Военные советники из Турции занимались подготовкой азербайджанской молодежи в военно-тренировочных лагерях, вместе с азербайджанскими командирами разрабатывали военные операции. Летом 1992 года в Аскеранском районе в ходе контрнаступления сил самообороны НКР на позиции НФ Азербайджана были взяты в плен два турецких офицера.
Чуть позже также появились афганские моджахеды. Делались попытки привлечь профессиональных американских наемников.
Наемники и волонтеры группами и поодиночке также начали прибывать в Карабах через Ереван, чтобы принять участие в боевых действиях на стороне армян.
Впрочем, это был не единственный путь.
Баку
Вечером мы с моим товарищем сошли с парома, на котором прибыли через Каспий из Красноводска в Баку. На причале нас встретил азербайджанский милицейский патруль.
– Вы куда?
На случай проверки нашего багажа мы решили ехать в форме-«афганке».
– Военнослужащие, едем в часть в Грузии.
В то время в Грузии остались воинские части бывшей СА. Эта легенда нам помогла сравнительно легко отделаться от патруля. Тем более, что мы действительно направлялись в Тбилиси…
Бакинский железнодорожный вокзал своей суетой ничем не отличался от Павелецкого или Казанского вокзалов в Москве, разве что слишком много людей в военной форме, в толпе которых мы легко затерялись. Около 23.30 садимся в поезд «Баку–Тбилиси». Плацкартный полупустой вагон с половиной выбитых стекол, освещение отсутствует. Темнота помогает нам почувствовать себя свободнее в пустом купе. Закрыв глаза, отдыхаем после одуряющей жары на палубе парома. Не заметили, как заснули. Проснулся как от толчка, когда на одной из остановок в вагон зашли бородатые люди в форме. Один из вошедших, как и мы, в «афганке» без знаков различия, с кинжалом на поясе пристально посмотрел на меня. С полминуты мы молча смотрели друг другу в глаза. Также молча он присоединился к своей компании.
Утром проснулись. В купе кроме нас сидел юноша-азербайджанец лет 15. Бородачи в форме сошли ночью на одной из остановок, пока мы спали. Я пожалел, что не узнал названия этой станции. «Ну да и Бог с ними, может встретимся. Кто-то из нас будет охотником, а кто-то дичью», – невеселая мысль пришла в голову. На одной из станций, где остановился наш поезд, молодой азербайджанец, ища повода поговорить с русскими в военной форме, грустно замечает, глядя в окно:
– Здесь недавно склад с боеприпасами взорвался. Куски снарядов на несколько километров разлетались по поселку. Было много жертв.
– Да, невесело.
И отчего-то действительно стало невесело и даже жаль этого пацана.
Нейтральная территория
Тбилисский вокзал. Два железнодорожных пути, на одном – поезд «Тбилиси–Ереван», на соседнем, в противоположном направлении – «Тбилиси–Баку». На нейтральной территории нельзя воевать. Армяне стоят на своем перроне, азербайджанцы – на своем, все как в жизни. Перрон – полоса отчуждения.
Поезд на Ереван
В отличие от азербайджанского полупустого вагона, армянский вагон набивается до отказа. Торговцы с коробками, мешками и баулами. В вагоне неумолкающий гомон. Кто-то ссорится из-за места, на которое кто-то поставил свои кошелки, в соседнем купе весело что-то рассказывают. На одной из станций, уже на территории Армении, произошла разборка местных с пассажирами поезда. По горячему спору и бодрым взмахам рук в толпе понял – что-то не поделили. Поезд выходит из расписания, так как не может тронуться – кто-то постоянно срывает «стоп-кран», пытаясь довести спор до логического конца. Наконец, поехали. По дороге веселые армяне угощают нас черешней, которую они везут на продажу в Ереван.
Дорога на Лачин
Едем на машине с сопровождающими нас людьми в Карабах. Нас отдали под опеку этим двум армянам, которые всю дорогу заботятся о нас так, что кажется – если один из нас оступится и сорвется в пропасть, они кинутся следом спасать. По дороге раза два останавливаемся, заходим в кофейни, пьем водку и едим люля-кебаб, поем песни, хохочем. После третьей остановки и черт знает какой выпитой рюмки наши сопровождающие погрустнели. Идет разговор, в котором перемешаны история Армении и недавние события в Карабахе.
Едем уже молча. Справа от дороги вплотную – высокие горы, поросшие густым кустарником и деревьями, слева – каменистое глубокое ущелье. На дне ущелья лежат перевернутый танк и пара сожженных БМП – результат весенних боев за Лачинский коридор, названный так по названию города Лачин, где проживали в основном курды. Лачинский коридор – это дорога жизни, соединяющая Армению и Карабах, по которой идут грузы с продовольствием и боеприпасами армянским отрядам ополчения НКР. Сам Лачин – в руинах. Многие дома без крыш, с закопченными пустыми глазницами окон. Несмотря на плачевное состояние разрушенного войной селения, в глаза бросается былая добротность кирпичных одно- и двухэтажных домов.
Мардакерт
Азербайджанские войска, имея перевес в вооружении, оставшемся после бывшей 4-й армии, закончив операцию по взятию Шаумяновского района весной 1992 года, продолжали развивать наступление. Танковые батальоны при поддержке боевых вертолетов и большого количества пехоты наступали одновременно в Мардакертском, Аскеранском и Мартунинском районах, стремясь перерезать Лачинский коридор и взять Степанакерт в кольцо. Армянские силы самообороны отступали практически на всех направлениях. Положение было критическим.
Почти каждый день на Степанакерт на высоте не более 150–200 метров заходила пара МиГ-25, наносила бомбовые удары по кварталам, переполненным беженцами, и спокойно уходила. Порой в день было от одного до трех налетов авиации.
Командующий силами НКР (позднее ставший министром обороны НКР) Серж Саркисян пытался организовать оборону. На Аскеранском и Мартунинском направлениях азербайджанское наступление удалось остановить. В Мардакертском районе пришлось пойти на жертвы. 6 июня 1992 года был оставлен Мардакерт. Подразделения азербайджанской армии, развивая наступление в этом направлении, захватили плотину Сарсангского водохранилища и вышли к селу Атерк.
Армянские силы самообороны закрепились на южной части водохранилища. Штаб находился в селе Члдран. На этом рубеже удалось остановить продвижение азербайджанцев вглубь территории Карабаха.
В ясную летную погоду с военного аэродрома Гянджи взлетали самолеты с парой 500-килограммовых бомб и брали курс на позиции обороны армянского ополчения и Степанакерт. Несколько отбитых у азербайджанцев «Градов», которыми командовал начальник артиллерии Жора, молчали из-за отсутствия снарядов, тогда как азербайджанские «Грады» работали без устали и могли позволить себе на подавление одной огневой точки выпустить целый пакет (а это сорок реактивных снарядов!).
Гарник Погосян и его команда
Между Члдраном и Срхавендом, на возвышении находится армянское кладбище. За кладбищем – позиция ЗУ-23-2, с суетящимися вокруг орудия армянскими пацанами лет 19. Одеты в гражданку, двое босиком. Старший команды – выпускник Харьковского ракетного инженерного училища Гарник Погосян 1968 года рождения. Худой, с большими черными выразительными глазами, он пользовался огромным авторитетом у не служивших в армии пацанов.
Все ребята в команде Гарника – мардакертские беженцы. Во время июньского отступления эти мальчишки, как и тысячи их сверстников, отходили из Мардакерта со своими родителями. На окраине города стояла брошенная армянским ополчением ЗУ-23-2. Четверо пацанов впряглись и тащили пушку на колесном ходу в общей колонне отходящих беженцев.
Показываю пацанам правила обслуживания и работу на зенитной установке. Физически слабоватые ребята, пыхтя, таскают короба и вставляют их в лотки для заряжания. Эту операцию я повторяю с каждым по несколько раз, доводя ее до автоматизма. От того, как правильно будет уложена лента со снарядами в короб и заправлена в приемник, зависит готовность орудия к бою.
– Не хотите превратиться в кусок сырого мяса – пыхтите!
И они пыхтели до тех пор, пока я не остался доволен результатами слаженности зенитных расчетов.
Эти ребята хотели воевать и готовились добросовестно, беспрекословно выполняя все мои команды и распоряжения. Уезжая в штаб, я инструктировал Гарника, что необходимо сделать: начиная со смены огневой позиции и заканчивая необходимостью приготовить обед и выставить боевое охранение. Я знал, что все это будет выполнено неукоснительно. Постепенно дворовая команда превращалась в слаженное боевое подразделение.
Мехмана
Мое подразделение противовоздушной обороны, состоящее пока из одной ЗУ-23-2 и восьми 19-летних ребят во главе с Гарником, получило приказ выдвинуться в село Мехмана.
Мехмана – село, где раньше проживали греки. С начала боевых действий село не раз оказывалось в руках то азербайджанцев, то армян. Греки в срочном порядке выехали, бросив дома, имущество и домашний скот.
Село расположено в котловине, окружено со всех сторон поросшими густым лесом горами. За горой, с восточной части села – водохранилище, за водохранилищем – азербайджанцы. Мы прикрываем батарею гаубиц Д-30 и установку «Град», которыми командует майор Размик.
Выбираю позицию на ровной площадке. Ночью азербайджанская авиация не работает, но с утра до глубокого вечера устанавливаю дежурство, разбив свое подразделение на два расчета по четыре человека в каждом. Месторасположение, или «казарму», как мы его называли, выбираем в одном из брошенных домов села. Из числа отдыхающей смены Гарник назначает часового и повара. Дежурная смена находится на позиции. Часть боекомплекта выгружаем под навес во дворе казармы, другая часть – на огневой позиции. На окраине села, при въезде – родник. Холодная чистая родниковая вода стекает в желоб, выдолбленный в огромном бревне. Рядом стоит разграбленный трактор «Беларусь». Из родника назначенный дневальный носит воду для приготовления пищи и для помывки личного состава. Красивая природа, чистый горный воздух создают иллюзию, что мы находимся на курорте.
Черный полковник
На огневую позицию, где я занимался боевой подготовкой с дежурным расчетом, прибежал Сеник Уснунц – один из пацанов отдыхающей смены:
– Андрей, там рядом с нами – отряд русских ребят.
Эта новость меня заинтересовала, так как за время пребывания в Карабахе я еще не видел отряда, полностью состоящего из русских.
Соседний двухэтажный дом с нашей казармой действительно занял отряд русских. Командир отряда представился мне Валерой – Черным полковником. Их отряд организационно входил в «Тигран Мец»**.
** «Тигран Мец» – «Тигран Великий», один из отрядов армянского ополчения, основным источником финансов которого была армянская мафия.
Дисциплина в отряде была жесткая. Здесь были офицеры бывшей СА, служившие ранее в пригороде Еревана – Советашене, были и просто бывшие солдаты. В основном ребята были из Питера, Краснодара, Москвы и один человек с Украины. Ребята в мае выходили из окружения в Шаумяновском районе. Вооружение отряда состояло в основном из АК-74, одного карабина Мосина, одного пулемета КПВТ на самодельной турели, снятого с подбитого азербайджанского БТРа (с подвешенной гирей к стволу пулемета, чтобы пулемет при стрельбе не задирало вверх из-за отдачи) и одного ДШК. Вместе с отрядом приехал корреспондент московской газеты «Мегаполис» Алексей Федоров.
Мы быстро познакомились и нашли общий язык. В честь встречи был организован праздничный стол. Питание мы получали на продскладе в штабе Члдрана. Паек на неделю состоял из французской сгущенки и шоколада, банок голландской ветчины и колбасы, итальянских супов в пластиковых коробочках и многого другого с импортными этикетками. Ребята из отряда Черного полковника решили сходить на охоту, благо по селу и его окрестностям бродило много брошенного скота и птицы. Они подстрелили из автомата свинью, которая грызла разложившийся труп азербайджанца. Притащив во двор, быстро разделали, выкинув внутренности, начали готовить шашлыки, нанизывая куски мяса на автоматные шомполы. Пройдясь по погребам и подвалам брошенных домов села, нашли спиртное.
Сидим с Валерой около костра во дворе дома. Дрова для костра достаем здесь же, ломая забор. Валера указывает мне на одного парня из его отряда по прозвищу Басмач:
– Совсем от рук отбился. После Шаумяна начал много пить. Из-за тутовки (водки из плодов тутового дерева) готов хоть в пекло лезть. Недавно чуть было не попал в переплет. Ночью заскочил в село, занятое «турками»*** и под самым их носом начал шмонать подвалы на предмет спиртного. Азербайджанские часовые открыли огонь. Басмач еле выскочил.
*** Так было принято называть азербайджанцев.
Позже я видел Басмача в деле. Парень действительно отчаянный, но его любовь к спиртному доставляла много хлопот ему и окружающим.
Корреспонденты на войне
За то время, что я участвовал в боевых действиях, будь то Карабах или Чечня, нашими спутниками не раз бывали военные корреспонденты. Невольно я ловил себя на мысли, что пишущая и снимающая братия – такие же, как мы, только более незащищенные. Бывали случаи, когда именно человек с фотоаппаратом или видеокамерой становился объектом внимания снайпера с противоположной стороны. Корреспонденты вместе с нами мерзли в окопах или под обстрелом ползали на брюхе по жидкой грязи, высоко подняв над головой свой драгоценный фотоаппарат или камеру, порой умудрялись вести съемки там, где мы боялись поднять голову.
Моя первая встреча с одним из таких корреспондентов произошла в Мехмане. Он сразу выделялся на фоне обвешанных оружием и пулеметными лентами бойцов. Его оружием было несколько фотоаппаратов, висевших на груди. Человек с Большой земли всегда интересен, так как он обладает информацией о творящемся в мире. Подхожу к корреспонденту. Знакомимся:
– Алексей Федоров, корреспондент московской газеты «Мегаполис».
Я также представляюсь, внимательно разглядывая его открытое, улыбающееся лицо. Потом мы сидим с Алексеем в доме, который занимает отряд Черного полковника. Парень как парень, такой же, как и мы, так же пьет водку, рассказывает анекдоты. Невольно к таким людям проникаешься доверием. Шансов попасть в переделку у него столько же, сколько и у нас. Вместе с отрядом Черного полковника Алексей выходил из окружения в Шаумяновском районе. Вместе с русскими ребятами мотался по горным тропам Карабаха, рискуя нарваться на одну из мин или засад, устроенных азербайджанцами. У азербайджанцев с корреспондентами, снимающими с армянской стороны, разговор тогда был короткий. Старый принцип «война все спишет» действовал. Один мой знакомый в шутку отозвался о корреспондентах: «Они больше отморозки чем мы». Может быть, он и прав.
Ходовой товар
После весеннего и летнего отступления армян в Карабахе, массированных артиллерийских обстрелов и авиационных налетов, самым ходовым товаром становились гробы. Трупы (на нашем сленге – черные тюльпаны) в Карабахе встречались практически на каждом шагу. Свиней из Мар-дакертского района в конце осени 1992 года уже невозможно было употреблять в пищу, так как брошенные своими хозяевами и одичавшие животные перешли на подножный корм – трупы.
Ни один справочник судмедэкспертизы не вместит в себя в качестве наглядного пособия все то, что встречалось на дорогах, на склонах гор и в ущельях этого некогда благодатного края. Мардакертский район – самый богатый район Карабаха по полезным ископаемым (начиная с нефти и заканчивая залежами золота) – стал ареной одного из самых кровопролитных сражений 1992 года. Некогда цветущий район Карабаха превратился в поле «черных тюльпанов».
Очень часто бывало, что трупы становились предметом обмена и продажи. Трупы армян менялись на трупы азербайджанцев. Состоятельные родственники, стремясь получить хотя бы то, что осталось от их сына или брата, шли на все, включая переговоры и деньги. Обыденным явлением стало то, что в вертолете из Степанакерта в ереванский аэропорт Эрибуни люди летели вместе с гробами, штабелями составленными в центре салона.
В марте 1992 года при посредничестве Ирана в рамках договоренности между НКР и Азербайджаном произошел обмен телами убитых. Армянской стороне были переданы тела 9 мужчин и женщин, которые были взяты в заложники в селе Казанчи Мардакертского района и в селе Хот Горисского района Армении. Они содержались в Кубатлинском районе Азербайджана, где и были убиты.
Но и азербайджанцы несли страшные потери. Как правило, наспех обученную турецкими инструкторами вчерашнюю сельскую молодежь кидали в атаки, пуская за цепью наступающих азербайджанский ОМОН в качестве заградотрядов. Оказавшись между двух огней: впереди – отряды армянского ополчения, позади – заградотряд ОМОНа, стреляющий по любому в цепи, кто повернет назад, азербайджанцы десятками оставляли на поле боя своих убитых и раненых. Соотношение погибших непосредственно в боевых действиях армян и азербайджанцев было 1:25.
Армянская сторона в основном страдала от авианалетов. Противопоставить на первом периоде войны 1992 года современным МиГ-25 и Су-24, применяемым азербайджанцами, армяне ничего не могли, так как средства ПВО были слабо оснащены и насчитывали: ЗУ-23-2 – 6 штук, ЗСУ-23-4 «Шилка» – 4 штуки, 57-мм пушки С-60 – 4 штуки и несколько десятков ПЗРК устаревшего образца «Стрела-2М».
Серега Краснодарский
Тропинка из села на позиции 122-мм гаубиц и нашей зенитной пушки пролегает через кладбище. Свежее, холодное утро. Лучи солнца еще не добрались до села, лежавшего в тени окружавших его высоких гор. Идем по росе, на ходу собирая красную, как капли крови, землянику, в изобилии растущую между кладбищенских могил.
Армянская батарея гаубиц давно уже досаждала частям НФА на том берегу Сарсангского водохранилища, так и не сумевших продолжить наступление в Мардакертском районе.
Стою рядом с майором Размиком, командовавшим батареей. В руках у него японская радиостанция «Алинко». Улавливаю в эфире радиостанции русскую речь: «Правее двести. Большое скопление пехоты азеров, два БМП. Начинаем работать по «улитке». Размик отдает приказания, и армянские артиллеристы засуетились вокруг орудий и ящиков со снарядами.
– Осколочно-фугасным! Правее двести! Беглым огонь!
Орудия, ахая, подпрыгивают, извергая желтое пламя, окутываются облаками дыма и пыли. С интересом подмечаю, что в кажущейся суете артиллеристов – вчерашних пастухов, трактористов и виноделов, чувствуется слаженность.
«Алинко» в руках командира батареи оживает:
– Дальше сто!
Командир дублирует корректировку:
– Дальше сто!
Азарт охватывает всех. Орудия уже без устали ахают и подпрыгивают, посылая за гору, за водохранилище очередные порции «гостинцев».
Где-то под самым боком азербайджанской пехоты, попавшей под губительный огонь гаубиц армянской артиллерии, сидит сейчас русский парень – корректировщик артиллерийского огня. Впоследствии я познакомился с этим корректировщиком, 23-летним Сергеем из Краснодара, которого так и звали – Серега Краснодарский. Судьба столкнула нас еще не в одном бою, и мы стали друзьями.
Порой корректировщик находится на удалении не более 200–300 метров от противника, и требуется приложить максимум усилий, чтобы замаскироваться и не выдать своего соседства.
На следующий день Сергей рассказывал мне:
– Азербайджанцы поняли, что армянскую артиллерию кто-то корректирует. Азерская БМПшка, выехав на пригорок, начала методично расстреливать все прилегающие подозрительные места и кустарники. Я упал с дерева и не мог пошевелиться, так как иначе меня заметили бы. И убежать невозможно – азерская пехота проводила проческу, чтобы найти меня. Так и пришлось пролежать до вечера в зловонной от трупного запаха канаве. Вечером вышел к своим.
Командир батареи радостно сообщает мне, улыбаясь:
– Побили азэров! Бэгут собакы!
Усталые артиллеристы, получив передышку, раздетые по пояс, лежат в тени большого дерева. Вокруг раскрытые ящики со снарядами. Кто-то из них замечает:
– Жаль, осколочно-фугасные снаряды заканчиваются. Еще полдня боя – и придется по пехоте кумулятивными снарядами стрелять.
Вечером пришло известие от разведчиков, что после Серегиной корректировки азербайджанцы вывозили своих убитых и раненых «Уралами». К заднему борту «Урала» азербайджанцы привязывали по 10 – 15 веревок с петлями на концах. Специальная команда накидывала петли на шеи валявшихся на поле убитых и раненых, после чего волоком, на веревках, «Урал» оттаскивал их в безопасное место. Трупы бойцов НФА грузили штабелями на три «Урала». По грубым подсчетам, артиллеристы «навалили» в этот день от 100 до 120 человек пехоты противника. Командование азербайджанцев приняло решение разобраться с досаждавшей им армянской батареей,
Воздушный налет
Мои усилия по подготовке из вчерашней дворовой команды слаженного воинского подразделения не прошли даром. Часов в 10 утра пара азербайджанских штурмовиков Су-24 предприняла атаку батареи Д-30, которую мы прикрывали.
Наши разведчики, находившиеся в непосредственной близости от военного аэродрома Гянджи, своевременно сообщили нам по радиостанции о поднявшихся в воздух самолетах противника.
Подойдя со стороны солнца (старый испытанный прием боевой авиации), развернувшись, пара Су-24 легла на боевой курс и с ревом, на высоте не более 80–100 метров, начала пикировать на наши позиции.
Я нервничаю. Страха нет. Только злость и азарт. Оттолкнув своих мальчишек, сам сажусь на место наводчика:
– Работаю один! Армен, Сеник, быть готовыми зарядить орудие!
Мои ладони на рукоятках наведения вспотели. Левая нога – на педали тормоза горизонтального наведения орудия, правая – на педали открытия огня. Вот он! Пошел! Рев пикирующего штурмовика смешивается с рыком стреляющей ЗУшки. Через несколько секунд второй Су-24 мелькает своим брюхом над головой. Сеник кричит:
– Андрей, бомба!
Что-то ору матом. Ничего не вижу вокруг, кроме цели. Упругая волна разорвавшейся неподалеку бомбы докатывается до меня. Развернув стволы, даю длинную очередь вслед уходящим Су. Снаряды ЗУшки разрываются совсем рядом с пытающимися уйти из-под огня самолетами. Моя ребятня радостно орет, видя как один Су-24 покачнулся от попавших в его правое крыло зенитных снарядов, но выровнявшись, уходит за горы, сбросив свои бомбы где попало. Одна бомба угодила в село, черный гриб взрыва поднялся на месте двухэтажного дома (вечером мы ходили к разрушенному дому и освободили протяжно воющего от страха пса, сняв его с цепи, на которой он сидел, охраняя то, что некогда было домом).
Ближе к вечеру еще одна пара штурмовиков предприняла попытку атаковать нас, но наученные горьким опытом, на рожон не лезли. Побросали бомбы где попало и, видимо, доложили своему начальству о выполнении боевой задачи.
Вечером в казарме произвел с ребятами разбор сегодняшнего боя. Сенику посоветовал больше так не кричать «бомба!», а то я оглохну. 19-летний Армен гордо сообщает:
– Я в самолет из автомата стрелял!
– Ребята, на черта мне ваша автоматная стрельба? Следите за тем, чтобы я во время боя без снарядов не остался.
Но общее настроение было приподнятым. На примере сегодняшнего боя объяснил ребятам, что с авиацией противника можно бороться и можно заставить их считаться с нами.
– Сами посудите, вы хоть на земле находитесь, а летчик – в воздухе. Падать с высоты намного страшнее, тем более, когда вокруг кабины пилота, в воздухе, рвутся зенитные снаряды.
Личный состав зенитных расчетов стал серьезней относиться к боевой подготовке. Однажды я застал их за тем, что они по очереди с завязанными глазами тренировались заряжать и разряжать орудие – устроили что-то вроде соревнования «шустрые руки». Не знаю, как назвать точнее чувство, охватившее меня: что-то среднее между гордостью за них и благодарностью за то, что они меня правильно поняли, когда я заставлял их пыхтеть на занятиях. Ходят по селу, свысока поглядывая на артиллеристов с батареи, которые им по возрасту в отцы годятся и во время воздушного налета вынужденных сидеть в укрытиях, – знай наших!
Один – ноль в нашу пользу
19 июля 1992 года, во время летнего наступления азербайджанской армии в Мардакертском районе, командование армянскими силами самообороны НКР предприняло контрнаступление. Наступление армянских отрядов было стремительным и внезапным. Захватив в один день Атерк, Мецшен, Мохратаг, ведя бои за село Неркин–Оратаг, армянские отряды вышли к райцентру Мардакерт, тем самым взяв под контроль большую часть территории Мардакертского района. Азербайджанское командование предприняло все меры, чтобы остановить наступление армян. Несмотря на плохие погодные условия, в воздух была поднята азербайджанская авиация. Две пары Су-24 и МиГ-25 наносили удары по продвигающимся колоннам армянских отрядов, по штабу в Члдране и по артиллерийским огневым позициям армян. Наша позиция пока оставалась в Мехмане.
Самолеты парами стремительно проносятся над горами в направлении Чддрана. Объявляю боевую готовность всем зенитным расчетам. Быстро, но без суеты ребята выполняют каждый свою задачу: одни проверяют готовность снарядных лент и коробов, другие открывают цинки со снарядами, третьи убирают маскировочную сеть и нарубленные ветки с зенитной установки.
Азербайджанская авиация не раз применяла обманный прием, когда самолеты, уйдя в одном направлении, например в Кельбаджарский район, делали большой круг и внезапно появлялись с того направления, откуда их не ожидали. Зная эту тактику авиации, разворачиваю орудие стволами в направлении наиболее вероятного появления воздушного противника. И не зря. Минут через десять с северного направления появляется пара Су-24. Самолеты идут горизонтальным курсом, один ниже другого. Один из Су-24 оказывается ко мне ближе. Ловлю его в перекрестие коллиматора, беру упреждение и, дождавшись, когда цель очутилась на курсовом параметре, нажимаю на педаль ведения огня. Мне уже не надо было смотреть, попал я или нет. По радостным крикам моих ребят и артиллеристов батареи понял: попал!
Горизонтально летящий Су-24 на высоте до 500 метров внезапно как бы споткнулся, огненные вспышки от снарядов, попавших в центральную часть фюзеляжа самолета, превратились уже в огненный клубок. Разламываясь пополам, самолет вертикально начал падать. Тут же в небе раскрывается парашют катапультировавшегося пилота. Парашют мне показался розового цвета, наверно, из-за заката солнца.
Пилоту все-таки удалось более или менее благополучно приземлиться. Ввиду того, что в горах темнеет быстро, поиски сбитого пилота отложили на утро, а не организовали сразу же (что я считал ошибкой командования). На следующий день в горах нашли парашют со следами крови и кресло-катапульту. В нескольких километрах от места приземления сбитого летчика на северо-западе – остатки разбитого самолета. От самолета практически ничего не осталось, так как он летел с полной бомбовой нагрузкой и при столкновении с поверхностью земли был сильно разрушен взрывом.
Еще через день на армянскую засаду наскочила разведгруппа НФА, наполовину состоящая из азербайджанцев, наполовину – из чеченцев. Разведгруппу перебили, оставив в живых 16-летнего чеченца, который дал показания по сбитому нами пилоту. За штурвалом сбитого Су-24 был подполковник, русский, ранее воевавший в Афганистане. После приземления пилот, используя надувной плот, имеющийся вместе с комплектом выживания в каждом самолете, спустился по реке на территорию, контролируемую НФА. Позднее эту информацию подтвердил капитан Юрий Беличенко, пилот МиГ-25, сбитого ПВО НКР в сентябре 1992 года над Члдраном.
Подобные ситуации, когда русские военные специалисты воевали против таких же русских, волею судеб и обстоятельств оказавшись на разных сторонах, были не редки в Карабахе. Случалось такое, когда Саши и Жени, командовавшие армянскими и азербайджанскими артиллерийскими батареями, узнавали друг друга по голосу, случайно выйдя на одну частоту радиостанции. Будучи когда-то курсантами одного военного училища, где они были друзьями, внезапно оказавшись по разные стороны баррикад, старались друг друга не долбить, а порой и предупреждали друг друга по радиостанции:
– Саша, я засек тебя! Уходи! Через десять минут я накрою этот квадрат!
