Отметка 104,4
После стремительного наступления в Мардакертском районе армянские отряды, пройдя через Мецшенский перевал, непосредственно вышли на райцентр Мардакерт, закрепившись на прилегающих высотах.
Мардакертские высоты представляют собой известняковые карьеры и являются границей горных районов Карабаха и равнинной части Азербайджана. Поросшие зеленью высоты нависли над равниной, занятой частями НФА.
На нашем правом фланге – господствующая высота с мардакертской телевышкой, на левом фланге – более низкие высоты – Акоп Камари. Мое подразделение, по плану командования, заняло центральную часть высот со скромным обозначением на военно-топографических картах – «отм. 104,4». Несмотря на то, что почти в каждом отряде были стрелки-зенитчики (часть которых я обучал еще в Члдране и Степанакерте), противовоздушная оборона закрепившихся на высотах армянских отрядов оставляла желать лучшего. К этому времени я был назначен начальником противовоздушной обороны Мардакертского района. Понимая, что двумя ЗУ-23-2 (одна ЗУ на базе «Урала» – трофейная, отбитая у НФА в начале лета 1992 года) и несколькими стрелками-зенитчиками с ПЗРК «Стрела-2М» и «Игла» я не смогу обеспечить надежное прикрытие растянутых на высотах отрядов – попросил дополнительных средств ПВО у командования.
К этому времени из Еревана в Степанакерт прибыл неполный дивизион (8 орудий) 57-мм С-60. Как всегда, благие пожелания наталкивались на недопонимание и элементарную неисполнительность – я ждал орудий несколько дней.
А в это время противник предпринимал все попытки сбросить нас с господствующих высот. Особую опасность для азербайджанцев представлял находившийся в непосредственной близости от Мардакерта наш правый фланг. Правый фланг – высота, с расположенной на ней телевышкой, оборонялся отрядом «Такси» (по прозвищу командира этого отряда) и отрядом «Ашот Еркат» под командованием Павлика (симпатичного 25-летнего парня, бакинского беженца).
Скромная 104-я отметка после Мардакертской телевышки по стратегическому значению стояла на втором месте, так как контролировала находившийся в ста метрах за нашими боевыми порядками перекресток дорог «Мецшен–Мардакерт». На нашей центральной высоте были сосредоточены: валерина противотанковая рота с «Фаготами», мое подразделение ЗУ-23-2 и экипаж на БМП-2. На перекрестке «Мецшен–Мардакерт» в качестве резерва находилось два танка Т-72. Общее число армянских отрядов на высотах под командованием Арута Вердияна – около 800 человек.
На Мардакертских высотах были сосредоточены также отряды:
– «французский» под командованием Геворга, состоящий из представителей армянской диаспоры из Франции;
– «Арабо» – отряд смертников; люди из этого отряда во время боевых действий не брали в плен азербайджанских боевиков и сами в плен не сдавались, так как на милость противника им рассчитывать не приходилось;
– «Тигран Мец», занявший рубеж на высотах у села Джянатаг;
– разведывательно-диверсионная группа «Фонтан» и другие отряды и группы.
Был там и отряд под командованием Каро.
Каро
Мне посчастливилось лично познакомиться с этим незаурядным человеком, прирожденным воякой.
Каро – американский армянин из Лос-Анджелеса, 1962 года рождения, бывший «зеленый берет», ранее воевавший в Анголе, был военным инструктором афганских моджахедов. В 1991 году Каро приехал в Армению, чтобы принять участие в боевых действиях в Карабахе.
Когда я с ним встретился первый раз, он был одет в американский камуфляж с армянским флагом на левом рукаве форменной куртки. Невысокий, крепкий, с широкими плечами, как у борца. С интересом разглядываю бывшего «зеленого берета» с живыми выразительными глазами, пока он на немецком рассказывает мне, что ему пришлось пережить в Афгане. Каро не знал русского, я – армянского, поэтому и пришлось перейти на ломаный немецкий. Кроме немецкого, Каро мог изъясняться на испанском, французском и итальянском, не считая своих родных английского и армянского. Как он мне объяснил, в подразделении «зеленых беретов», где он раньше служил, помимо спецподготовки (военной топографии, саперно-подрывного дела, огневой подготовки и прочих предметов) им вменялось в обязанность знание как минимум пяти иностранных языков.
Не найдя нужных слов в немецком языке – ловит букашку и знаками показывает, что в трудные минуты на войне ему приходилось питаться и этим.
Как русский офицер бывшей Советской Армии, то есть в прошлом бывший потенциальный враг «зеленых беретов», я также вызываю у него интерес, тем более что мы с ним ровесники. Я рассказываю ему о своей учебе в военном училище, службе офицером в армии, условиях подготовки военных специалистов. В конце нашей беседы Каро достает видеокамеру, и мы просматриваем видеоматериал, отснятый им во время последнего боя, когда его отряд отбил у азербайджанцев новенькие танки Т-72 и одну «Шилку».
В 1993 году Каро погиб в Мардакертском районе. Наверное, это все-таки был хоть и печальный, но в чем-то символичный конец: армянин, чьи родители потеряли когда-то свою родину и нашли убежище в далекой Америке, все-таки волею судьбы вернулся к земле своих предков.
«Крокодилы» в воздухе
В первых числах августа, стремясь сбросить нас с Мардакертских высот, НФА направил главный удар на Мардакертскую телевышку. Уже три дня подряд азербайджанская пехота штурмует эту высоту. Перед каждой атакой пехоты высота обрабатывается «Градом» с такой интенсивностью, что одного армянского ополченца реактивный снаряд разорвал пополам, пролетев сквозь него и разорвавшись на некотором удалении. Каждая атака азербайджанской пехоты заканчивается тем, что, оставляя по 20–30 убитых на склоне высоты, они откатываются назад, после чего опять продолжается обстрел «Градом». Жаркое лето делает свое дело – трупы, усеявшие склон высоты, начинают разлагаться. Смрад тухлого мяса стоит такой, что армянские бойцы отказываются идти на, позиции. Решено сжигать трупы на месте, обложив их дровами (которых после интенсивного обстрела – как на лесоповале) и облив соляркой. На склонах высот задымили зловещие, зловонные костры.
Помимо ракетно-артиллерийских обстрелов наших высот, азербайджанцы начали активно применять вертолеты огневой поддержки Ми-24 (прозванные «крокодилами» из-за фюзеляжа удлиненной формы и «злобного характера»). Ми-24 используют карусель, когда в воздухе находится одновременно до шести вертолетов. Двигаясь по кругу, «вертушки» по очереди подлетают к высотам, одновременно отстреливая имитаторы воздушной цели (применяется против ПЗРК с инфракрасной системой самонаведения) и открывая огонь из всех видов бортового оружия (скорострельные пушки, НУРСы) по склонам, где находятся наши позиции. Особенно активной обработке подвергалась высота Мардакертской телевышки. Эта карусель могла длиться по полтора часа. Таких атак было по две-три в день.
К нашей 104-й отметке «вертушки» подлетать особенно не рисковали, так как один раз уже получили по зубам, напоровшись на ответный огонь наших ЗУ. Положение же на правом фланге было сложным. Расстояние от нашей высоты до телевышки не позволяло прикрыть армянские позиции, находящиеся там. Принимаю решение идти в лоб.
Поединок
Мы уже до того привыкли к ежедневным артиллерийским обстрелам и налетам «вертушек», что порой принимали это как должное и продолжали заниматься своими хозяйственными делами. Наша бдительность притупилась. Во второй половине дня вертолеты подлетели настолько близко к нашей высоте, что нам пришлось открыть огонь из всех видов оружия, включая и стрелковое.
– Все! Хватит! Расчет, к машине!
Покидав в кузов «Урала», на котором установлена ЗУ-23-2, дополнительные короба с боекомплектом, заскакиваем в кузов.
– Водила, пошел!
Сажусь на место наводчика. Двое ребят по разные стороны кузова, готовые в любую минуту перезарядить орудие. Несемся по склону вниз, навстречу атакующим Ми-24. Машину кидает на ухабах.
– Водила, топи!
Одновременно открываю заградительный огонь, прицельную стрельбу в движении вести практически невозможно. По-видимому, вертолетчики опешили от нашей наглости, так как оставили высоту в покое и кружили над нашим «Уралом» в поле. Мы уже спустились с высот на равнину и приблизились к азербайджанским позициям. Используя складки местности, наш «Урал» метался по полю, открывая огонь по кружившимся над нами пяти вертолетам. «Вертушки» не могли нас поймать, их НУРСы били то спереди, то справа, то сзади от нас, не причиняя нам вреда, однако подлетать ближе к сумасшедшим они тоже не решались. Стволы ЗУшки уже стали белыми от перегрева, снаряды заканчивались. Даю команду отходить на исходный рубеж.
Армяне, наблюдавшие с соседних высот за цирком, который мы устроили «вертушкам», потом мне рассказали, что азербайджанцы, выйдя на частоту наших «Алинко», предупредили на армянском языке: «Ребята, сейчас наши армянские вертолеты подлетят. Вы не стреляйте».
Азербайджанцы не знали, что я не понимаю армянского, и их обман не удался. Незнание армянского, оказывается, порой спасает жизнь.
Я их достал
Азербайджанские вертолетчики, видимо, решили разделаться с обнаглевшими армянскими зенитчиками, сконцентрировав все воздушные налеты на высоте, где находились мои расчеты.
Рано утром 8 августа, на следующий день после поединка в поле между одной ЗУ и пятью Ми-24, на нашу 104-ю отметку был произведен массированный налет вертолетов противника.
Предварительно несколько Ми-24 имитировали атаку на Мардакертскую телевышку. Два вертолета с камуфлированными фюзеляжами, подойдя на низкой высоте буквально на брюхе к нашей высоте, внезапно появились, поднявшись перед нашими позициями. Время пошло на секунды. Успел заскочить на «Урал» и дать команду: «К бою!». В шуме работающих винтов вертолетов и открывшейся стрельбы не услышал криков ребят, предупреждавших меня: «Андрей, ракета!» – было не до этого. Хлопок, тугая ударная волна, серый дым, я лежу возле «Урала». Управляемый реактивный снаряд, выпущенный с вертолета, попал между задними мостами «Урала», вспучив взрывом металлическое днище кузова, на котором закреплена ЗУ. Успеваю заметить, что один парень лежит на боку, в голове дырка, левый бок посечен осколками, но еще, кажется, жив. Вокруг стоны раненых. В голове гудит. Зенитная установка в «Урале» цела. Топливный бак «Урала», на котором я только что стоял, – в решето, дверь кабины со стороны водителя – в решето, на мне – ни одной царапины. Мгновение – и я уже на месте наводчика. Опустив задранные взрывом стволы ЗУ, уже не целясь, выпускаю все снаряды в сторону вертолета. Короба пусты.
– Сеник! К орудию! Заряжай! Из-за бруствера показывается голова перепуганного Сеника:
– Я боюсь!
Про себя я подумал: «Действительно боится, надо, чтобы парень взял себя в руки».
– Сеник, родной, я же не смогу один зарядить орудие.
Мой спокойный голос придает 19-летнему пацану уверенности. Подбегает, и мы вместе меняем короба, заряжаем установку. Все, что произошло, длилось не более пяти минут.
Откусавшись от вертолетов, спрыгиваю с борта посеченного осколками ракеты «Урала». Взявши под мышки тяжелораненого взрывом парня, загружаю в кабину рядом стоящего «КамАЗа». Чувствую, как у того затряслись руки и выгнулось тело – все, агония. Труп в кабине «КамАЗа» отправляю в штаб. Через несколько дней нашу установку, ставшую уже немобильной из-за повреждений «Урала», добил вертолет очередным УРСом. Я дал команду оставить в покое объятый пламенем «Урал», всем лечь в укрытия. Еще через пять минут начал взрываться боекомплект ЗУшки.
Мины
Молва о том, что сегодня в ходе боя с вертолетами противника на 104-й высоте была уничтожена ЗУ-23-2, есть убитые и раненые, облетела все высоты и докатилась до штаба. Ближе к вечеру, когда солнце уже садилось в горах, приехал на белой «Ниве» Серега Краснодарский:
– Андрей, нам сообщили в штабе, что ты вместе с расчетом погиб.
– Значит, жить долго буду.
Мы присели около посеченного осколками «Урала». Сергей достал привезенную с собой фляжку с коньяком. Мои ребятишки по-хозяйски накрыли импровизированный стол на снарядных ящиках. Выпили. После первых ста грамм начала разламываться голова – дала знать себя сегодняшняя контузия. Помолчали, после чего Сергей встал:
– Поехали в штаб. Завтра утром надо проехаться с Арутом Вердияном, выбрать позиции для прибывающих из Степанакерта 57-мм зенитных орудий. Посмотри, где их можно поставить, чтобы раздолбить одну высотку с закрепившимися на ней азерами.
Отдав указание Гарнику, чтобы расчеты сменили огневую позицию оставшейся второй ЗУ-23-2, сажусь вместе с Сергеем в «Ниву».
В Члдран приехали уже затемно. Штаб располагался в бывшем сельском медпункте. На пригорке перед штабом валялось пилотское кресло со сбитого мною еще в Мехмане СУ-24. Армяне притащили его с места приземления летчика и уже успели порядком разобрать на сувениры. Рядом стоит КШМка (командно-штабная машина) на базе ГАЗ-66, полноправным хозяином которой был Гарник «Какач» («Какач» – арм. «тюльпан», центральный позывной штаба в Мардакертском районе). Тут же тарахтит дизельная электростанция, заправленная коньячным спиртом (Карабах славится своим коньяком, и много его запасов осталось на коньячных заводах Аскерана и Степанакерта. В условиях острой нехватки дизтоплива и бензина коньячным спиртом заправлялись танки и БМП армянского ополчения. Коньячный спирт порой использовался в наших полевых госпиталях в качестве анестезирующего и дезинфицирующего средства).
Переночевав в здании штаба, наутро на «Ниве» и УАЗ-469 двинулись в путь. Узкие дороги в ущельях горных массивов Карабаха даже трудно назвать дорогами – это тропы. По извилистым тропам, которые вели то вверх, то вниз и порой сужались до того, что любое неосторожное движение водителя – и мы бы оказались на дне ущелья, наши машины двигались в направлении села Гюлятаг. На склонах гор тут и там валялось тряпье, брошенное беженцами, как маяки, отмечая путь ушедших из этого района людей.
Взрыв! Ударная волна бьет по лицу, нас выкинуло через разорвавшийся тент УАЗика. Мелькнула мысль: «Гранатомет!» Со стороны села Гюлятаг, занятого азербайджанцами, слышна автоматная стрельба.
– Занять круговую оборону!
Заклацали передергиваемые автоматные затворы. Рядом кто-то истошно и жалобно кричит:
– Арут! Арут! Аи, Арут!
Придя в себя, замечаю, что один глаз ничего не видит. Теплая жидкость греет правую сторону лица: «Неужели глаза лишился?!» Мои пальцы осторожно опускаются вниз по лицу, боясь натолкнуться на пустоту глазницы. «Нет, кажется мои пальцы во что-то уперлись – глаз на месте», – эта мысль меня успокаивает. И только отняв липкие пальцы от лица, вижу на них кровь. Больше всего я боялся, что напоролись на засаду. Оказалось, что правым передним колесом УАЗика наехали на одну из противотанковых мин, которых на дороге было видимо-невидимо. Боясь танкового прорыва, азербайджанцы заминировали эту узкую тропу, зная, что другой дороги здесь нет.
Наш УАЗ представлял собой жалкое зрелище. Взрывной волной его развернуло поперек тропы, разворотив двигатель и место пассажира впереди. В полутора метрах впереди от УАЗа, с половиной оторванного черепа лежал Арут Вердиян. Вот почему кто-то истошно кричал: «Арут! Арут!» Командир укрепрайона на Мардакертских высотах Арут Вердиян погиб. Про себя почему-то подмечаю: «Повезло. Легкая, мгновенная смерть. С такими ранениями долго мучался бы в госпитале».
До взрыва мы вчетвером сидели в УАЗике на заднем сидении, под ногами у меня лежал ПКТ, снятый с танка. Сейчас же этот ПКТ висел на ветках деревьев, растущих справа на склоне.
По радиостанции вызвали «Какача», чтобы прислали подкрепление и санитарную машину. «Конец простой: пришел тягач, и в нем был трос, и там был врач…» – эти строки Высоцкого застряли в моей голове, которые я повторял как молитву, видимо действительно надеясь на простой конец. Я был забрызган мозгами Арута.
Подготовка к наступлению
Уже три дня не могу есть ничего из мясных блюд, будь то тушенка или колбаса – перед глазами стоит изуродованный труп Арута.
Трупы я видел и раньше, бывало и такое, что люди умирали у меня на руках, но смерть Арута меня потрясла. Человек, с которым я утром пил чай, весело шутил в машине по дороге в Гюлятаг в течение секунды превратился (как ни кощунственно это звучит) в кусок сырого мяса. Глядя на тарелку с розоватыми кусками мяса, я, сдерживая позывы рвоты, уходил подальше от места, где обедали люди. Коньяк и водку я также не мог пить – начинались страшные головные боли. Предложили отправить меня «вертушкой» в госпиталь (все-таки за два дня вторая контузия). Я вспомнил своих ребят, оставшихся на 104-й отметке, и отказался. Про себя подумал: «Бог троицу любит. Третьим будет плен или окружение». Впоследствии моя мысль подтвердилась. Но об этом позже.
![](http://otvaga2004.ru/wp-content/uploads/2013/05/otvaga2004_karabax_2-03-205x300.jpg "\\" width=")
А сейчас я еду в кабине МАЗа, везущего боеприпасы на Мардакертские высоты. На моем лице куски лейкопластыря (посекло при взрыве мины), «афганка» в дырах, забрызгана засохшими, беловато-розовыми каплями (внутренности из разбитого черепа Арута взрывом выкинуло на меня). Мне все это безразлично, видимо, природное чувство брезгливости во мне атрофировалось.
Вертолеты противника уже не подлетали близко к нашим высотам. Дальность их скорострельных пушек и НУРСов позволяла вертолетам обстреливать нас с расстояния 4000 метров, тогда как дальность стрельбы наших ЗУ-23-2 составляла 2 – 2,5 км.
Прибыли два 57-мм зенитных орудия. На эти орудия у меня большая надежда – дальность стрельбы 5000 метров, как раз то, что мне необходимо для борьбы с «вертушками» на этой дистанции.
Командование сил самообороны НКР приняло, наконец, решение о наступлении на город Мардакерт. Штаб из Члдрана передислоцировался ближе к Мардакерту, в село Волошаны.
На оперативном совещании, где собрались все командиры отрядов, участвующих в предстоящем наступлении, начальник штаба майор Самвел Оганесян доводит до нас последнюю сводку разведданных. Против наших отрядов, расположенных на Мардакертских высотах, противник сосредоточивает большое количество танков и пехоты. Пехота противника прибывает в Мардакерт и прилегающие к нему села большими колоннами на грузовых автомашинах и автобусах «ЛАЗ». Замечено большое передвижение танковых колонн, видимо, переброшенных сюда из центральной части Азербайджана, а также снятых с Аскеранского и Мартунинского направлений. Однако командованием НКР принято решение после 40-минутной артиллерийской подготовки (у командующего артиллерией Жоры на батареях снарядов было как раз только на сорок минут стрельбы) – начать наступление.
Для прикрытия наступающих отрядов предлагаю прибывшие 57-мм орудия выдвинуть несколько вперед, на рядом стоящую, более пологую сопку. С этой сопки можно держать на расстоянии вертолеты противника, а в случае чего – поддержать наступающие отряды огнем по наземным целям противника. Мое решение было одобрено командованием.
Вместе с командиром ереванского дивизиона 57-мм орудий, прибыв на место, осматриваем позицию, на которой должны быть размещены орудия. Даю приказ:
– Установить орудия, оборудовать огневые позиции, выкопать окопы для личного состава.
Глубоко шокирован ответом командира дивизиона, уже немолодого армянина, старшего лейтенанта запаса, недавно прибывшего из Еревана:
– А чем мы будем копать? Мы сюда воевать приехали, а не окопы копать.
Я понял, что ереванский командир и его люди еще не были ни в одном бою (что потом и подтвердилось). Поэтому, теряя терпение, повторяю свой приказ, добавляя:
– По выполнении прибыть на 104-го отметку и мне доложить.
В ответ слышу недовольное бурчание.
До 4 часов утра я ожидал прибытия командира дивизиона. Не дождавшись, вызываю «Какач», начинаю крыть матом расчеты 57-мм орудий и их «предводителя команчей». «Какач» ответил:
– Андрей, хорошо, что ты вышел на связь. Операция отменяется.
Что такое «операция отменяется» известно любому военному человеку: все отходят на исходные рубежи.
Не имея связи с командиром 57-мм орудий, я не могу сообщить ему об изменениях в обстановке: «Будь, что будет».
Утомленный ночным ожиданием командира ереванских зенитчиков, злой, плюнув на все, ложусь спать. На высоте у меня для этого стоит уже заботливо приготовленная моими ребятами раскладушка с матрацами и одеялами (спали под открытым небом, а ночи в горах, несмотря на жаркое лето, были холодные).
Полундра!
Едва багровый рассвет озарил горизонт, над нашими головами полетели первые реактивные снаряды азербайджанского «Града». Снаряды летят со звуком рвущегося в небе гигантского полотна материи. Хочу спать. Спросонья про себя отмечаю: «Перелет». Переворачиваюсь на другой бок и снова засыпаю. Кто-то толкает:
– Андрей, вставай, обстреливают! Открываю глаза – передо мной ереванский командир зенитчиков, которого я прождал всю ночь.
– Ну и что? Отстань, я спать хочу. Ереванский командир не унимается:
– Андрей, ты что, не слышишь – обстреливают?!
Лежа на раскладушке, зло смотрю на его перепуганное лицо:
– Сначала вы не делаете того, что я говорю, а теперь еще спать не даете!
– Андрей, поехали с нами, ведь у нас нет радиостанции, а вдруг будут раненые.
В его голосе ловлю просительные нотки. Про себя думаю: «Ребята действительно необстрелянные и не виноваты же, что у них такой самоуверенный командир».
– Ладно, где там ваш «Урал»? Поехали.
Смотрю на своих ребят. Жаль их оставлять, да и мои ребята не хотят, чтобы я уезжал к ереванским расчетам. Подхожу к Гарнику:
– Гарник, пусть здесь мой вещмешок останется. В нем запасная форма и мои документы.
Этим стараюсь как-то приободрить ребят, с которыми столько прошел и испытал. Оставляя свой вещмешок, я дал понять своим ребятам, что еще вернусь и постоянно нахожусь с ними. Затем добавляю чуть тише, чтобы не слышал ереванский командир:
– Гарник, объясни ребятам, что ереванские зенитчики еще необстрелянные и что случись – у них будет паника, должен же кто-то с ними быть рядом. А на вас я надеюсь.
Садимся с ереванским командиром в кабину «Урала». Один боец остается в кузове.
– А этот боец что делает в кузове? Ереванский командир начинает мне объяснять, что по боевому наставлению необходим наблюдатель за воздушной обстановкой.
– Кончай дурака валять. Эй, парень, садись в кабину.
Наш «Урал» спускается по извилистой тропе на позицию 57-мм орудий. Азербайджанские артиллеристы заметили движение нашего «Урала» по тропе и усилили обстрел.
– Водила, топи!
– У меня движок не тянет.
– Топи! Тебе говорю!
Первый же градовский снаряд разорвался перед «Уралом». Со звоном посыпалось лобовое стекло. У водителя большие от ужаса глаза. Машина уже летит вниз, я подгоняю водителя:
– Быстрее! Как проскочим этот бугорок, ставь машину под прикрытием этой сопки! А теперь гони и не останавливайся!
Градовские снаряды рвутся уже вокруг «Урала». Успеваем проскочить опасную зону и стоим под прикрытием сопки – здесь «Град» нас уже не достанет. Окидываю взором позицию ереванских зенитчиков: окопов для личного состава нет, расчеты сбились в кучу и выжидающе смотрят на меня. То, что я приказал сделать вчера вечером – не выполнено. Злорадно говорю:
– Ну что, ребята, сейчас вы будете умирать.
Зенитчики в недоумении. Благо я взял с собой саперную лопатку – начинаю быстро копать окоп. Азербайджанский «Град» начал накрывать позицию ереванцев. Один боец встал и пошел в полный рост. Ору:
– Ложись!
И дальше непечатными словами на армянском. Боец с перепугу от моего крика упал на землю. В десяти метрах от него с сухим треском рвется снаряд «Града». Я продолжаю энергично рыть окоп. Уже все зенитчики лежат на земле и смотрят на меня. Разрывы снарядов все ближе. Сначала один, затем другой, достают свои большие ножи (которыми они собирались резать головы азербайджанцам) и следуют моему примеру. Через две минуты бодро мелькают руки зенитчиков, закапывающихся в землю тесаками. Я доволен, что отыгрался на них: «Хотите жить – зарывайтесь под огнем, если вчера не хотели меня слушать». Треск разрывающихся реактивных снарядов уже становится сплошным.
Обстрел так же внезапно прекратился, как и начался. Не к добру. Мой слух улавливает характерный свист винтов: вертолеты.
– К бою!
Зенитчики неуклюже суетятся вокруг орудий. По «Алинко» связываюсь с Гарником на 104-й отметке:
– Гарник, братан! Прикрой!
– Понял!
Рычание ЗУшки последовало сразу же после моей команды. Ереванские зенитчики продолжали крутить свои орудия. Огонь ЗУ на 104-й отметке под командованием Гарника отогнал вертолеты от нашей позиции. Не надеясь на ереванского командира, беру командование расчетами на себя:
– Всем орудиям! Огонь!
Раздался одиночный залп. Трассирующие снаряды уходят в направлении вертолетов: «Упреждающие трассы».
– Упреждающие трассы! Бейте очередями!
– У нас коллиматоры не выставлены.
– Что хотите делайте, но бейте вертолеты!
Внезапно подкравшийся вертолет всаживает ракету в ближайшее ко мне орудие – зенитчики прыгают в свои выкопанные ножами ямы. Дело плохо. У подбитого горящего орудия осколками посекло колеса, оно стоит накренившись – орудие выведено из строя. Поняв, что толку будет мало, так как расчеты не готовы к бою, и что сейчас будут ненужные жертвы – даю команду: «Выйти из боя. Всем в укрытия».
ЗУшка Гарника продолжала рычать с соседней высоты, отражая наседавшие вертолеты противника, когда раздались радостные крики: «Попали!» Вертолет, сбитый расчетом Гарника, объятый пламенем, рухнул перед высотами посреди поля, к небу от него повалил столбом черный дым.
В 11 часов, выйдя на мой позывной, Сергей Краснодарский дает мне команду: «Отходить к перекрестку».
– Серега, сейчас не могу никуда отойти – лупят «Градом», и «вертушки» в воздухе. Начну отходить – перебьют. Дождусь темноты, выведу людей и технику.
А в это время командование азербайджанскими войсками, видимо, зная о нашем готовящемся наступлении, решило нанести упреждающий удар, начав контрнаступление.
Танковый батальон противника, совершив ночью марш, скрытно подошел к нашему левому флангу. Выстроившись в ряд, 26 танков (по имеющимся у нас разведданным, экипажи почти полностью были укомплектованы наемниками, приехавшими из Украины) начали методично расстреливать из своих орудий высоты нашего левого фланга. Одновременно азербайджанская пехота численностью около 2–2,5 тысяч человек устремилась на левый фланг, сминая не ожидавшие здесь удара армянские отряды. С правого фланга, с телевышки, перебросили на левый фланг отряд «Ашот Еркат» под командованием Павлика.
Сражающиеся армянские отряды, отступая, медленно оставляли одну высоту за другой.
С оторванной 30-мм снарядом БМП ногой командир отряда «Ашот Еркат» Павлик, лежа, из пулемета прикрывал отходившие армянские отряды. Все это я узнал позднее.
А сейчас я лежу с ереванскими зенитчиками впереди всех позиций армянских отрядов, перешедших к обороне, и жду темноты, чтобы вывести личный состав и 57-мм орудия.
Экономя батареи питания «Алинко», периодически ее выключаю. Включив «Алинко», подозвал одного бойца и попросил перевести: «Что они там на армянском говорят?»
– Да ничего интересного. Какие-то три азерских БМП прорвались к перекрестку. Держать перекресток иначе всем п…ц будет.
Смотрел я на этого, спокойно переводившего переговоры в эфире, бедолагу и думал: «Слава Богу, что ты не знаешь, что этот перекресток в трехстах метрах за нашими спинами». На минуту представив, что сейчас произойдет, если ереванские зенитчики узнают всю правду, я отказался от этой мысли: «Если им все сказать – начнется паника, и мне с ними трудно будет справиться». Понимая, что с орудиями не успеем выйти, командую:
– Так, ребята, сейчас отходим к перекрестку. Там попьем чайку, пообедаем, отдохнем. Орудия оставляем здесь. Собираться быстро!
Под сопкой стоят два «Урала» зенитчиков, загруженных боеприпасами к 57-мм орудиям.
– Водители, по машинам! По одному автоматчику в кабину! Остальные, в колонну по одному за каждым «Уралом», бегом! Марш!
«Уралы» уже скрылись за соседним холмом, оставив нас позади, когда за нашими спинами завис вертолет. Ударили вертолетные НУРСы, осколки разорвавшихся снарядов и битых камней брызнули вокруг нас – зенитчики, ища спасения, разбежались по кустам.
Поняв, что орать на них бесполезно – за шиворот, порой и пинками, вытаскиваю иных из кустов. Выскочили за холм, за которым скрылись наши «Уралы», «вертушки» и «Град» нас здесь уже не достанут. Перед нами печальная картина: на нижней дороге стоял брошенный «Урал» с открытыми дверями кабины, вокруг ни души: «Наверное, перебили». На верхнем холме – горящий наш второй «Урал». Со стороны горящего «Урала» к нам бежит, размахивая руками, водитель.
– Андрей, подбили, что делать?
– Вижу.
Внезапно напротив нас холм, поросший густым кустарником, ощерился огнем, пули с визгом пронеслись рядом с головой.
– Отходим! Все за мной!
Окружение
Вот и сбылось то, чего я больше всего боялся: «Бог троицу любит». По радиостанции связываюсь со штабом:
– «Какач», «Какач». Я Андрей. Как слышишь меня? Прием. «Какач». Я Андрей. Кажется, попал в окружение.
– Андрей. Я «Какач». Сейчас с тобой будет говорить Самвел.
– Андрей. Я Самвел. Если сможешь, уходи через правый фланг, через телевышку. Прием.
– Самвел, я тебя понял. До связи. Прием.
Автоматно-пулеметная стрельба шла уже на всех высотах, то затухая, то разгораясь с новой силой. Время – 14.00. Мы уходим через телевышку. Идем в колонну по одному. Запрещаю разговаривать.
– Ни одного слова по-армянски или по-русски! Все команды подаю рукой.
Любой куст может неожиданно заговорить огнем – охнуть не успеем.
Даю команду на привал. Зенитчики после всех испытаний за день подавленно молчат. Вывожу отряд общей численностью 15 человек. У нас 14 АК-74, по одному магазину к каждому автомату, один карабин и одна граната Ф-1 на всех. Понимаю, что столкнувшись с противником, долго не продержимся, боеприпасов хватит на пять минут боя, а потом автоматами как дубинами махать.
– Кто знает азербайджанский? Все молчат. Повторяю вопрос:
– Нужен человек, который пойдет в качестве головного охранения, знающий азербайджанский язык.
Все продолжают молчать, уводя взгляды. Никто не хочет идти первым – верная смерть. Тыкаю пальцем в молодого бойца с нашивками младшего сержанта.
– Ты пойдешь. Знаешь азерский? Парень кивает головой, встает.
Я не знаю ни азербайджанского, ни армянского, да и внешне отличить азербайджанца от армянина не могу, тем более, что скоро стемнеет, а ночью все кошки серы.
– Пойдешь на удалении не менее 20 метров впереди нас. В случае, если нарвёшься на азеров – матерись по-азерски, действуй наглее. Говори, что мы из разведгруппы Алика, заблудились, как выйти к своим?
Если наш вариант пройдет, то проскочим, если нет – попытаемся подойти ближе и в упор, с короткого расстояния, перебить противника. Кто такой «Алик», я и понятия не имел, но по опыту знал, что у мусульман этих «Аликов» – пруд пруди. Расчет был на самое элементарное и непобедимое русское авось.
По тому, как этот младший сержант молча встал и пошел, я понял – этот не подведет. Мне приходилось самому ходить на смерть и посылать других. Других посылать на смерть труднее, в случае гибели этого человека ложится груз на душу того, кто послал, но иного выхода порой не бывает. Первая пуля в случае неудачной встречи с азербайджанским постом или засадой досталась бы этому молодому бакинскому беженцу Роме Казаряну. И напрасно бы потом ждали его мать и сестры в Ленинакане, где они нашли убежище после бакинской резни армян в 1990 году.
Рома Казарян шел впереди нашей выходящей из окружения группы. Слева сбоку осталась уже Мардакертская телевышка. Цепляясь за колючие ветки густого кустарника, спустились по крутому склону в ущелье. По дну ущелья обогнули еще одну гору. Карты нет. Ереванцы местность Карабаха не знают. По дороге, ведущей на Мецшен, бьет азербайджанский «Град».
– Если туда бьет азерский «Град», значит, азеров там еще наверняка нет.
Держу курс на Мецшен. Слева пылает подожженное реактивными снарядами пшеничное поле. Мы уходим все дальше и дальше. За нашими спинами, на высотах, где сегодня днем были наши позиции, раза три вспыхивала короткая, жесткая перестрелка скоротечного боя.
Открытые участки местности перебегаем, прикрывая друг друга. Внезапно справа совсем близко заработал «Град». Думаю: «Вряд ли это наш «Град». Наша артиллерия наверняка уже отошла». Открытое пространство перед азербайджанским «Градом» надо как-то преодолеть.
– Ребята, идем спокойно, в колонну по одному, не пригибайтесь. Только в таком случае можем рассчитывать на то, что азеры примут нас за своих.
Русское авось и здесь прокатило.
Уже было темно, когда мы, пройдя извилистыми горными тропами, удалившись километров на десять от Мардакертских высот, углубились в лес на Мецшенском перевале. Объявил привал, предварительно выставив боевое охранение. Усталые бойцы повалились на землю. Боевое охранение бесшумно растворилось в чернеющей темноте леса. Лежа на спине, смотрю в звездное небо. Падающие звезды чередуются с огненными хвостами пролетающих над нами реактивных снарядов, выпускаемых азербайджанскими «Градами» по отступающим армянским отрядам.
Минут через десять появляется боец боевого охранения:
– Андрей, слышен разговор людей.
– Послушай тихо, на каком языке говорят.
Боец также тихо исчезает, как и появился. Про себя отмечаю, как меняются люди за один день боя. Сегодня утром это была толпа пушечного мяса, а к концу дня – это уже обстрелянные бойцы.
Радости зенитчиков не было предела, когда оказалось, что мы вышли к своим. Это был отряд Андроника, оставленный здесь в качестве заслона и для того, чтобы встречать таких же, как мы, выходящих из окружения. Командир отряда с горечью признался, что наша группа последняя, после нас уже с высот никто не вышел. За время сегодняшнего боя армянские отряды потеряли 25 человек убитыми. Но и азербайджанцы лишились 2 вертолетов, не считая полегшей пехоты.
Ночью хорошо был виден огромный костер на Мардакертских высотах – азербайджанцы в отместку сжигали тела мертвых и раненых армян.
Эпилог
Этот небольшой эпизод – один из составляющих в общей цепи событий войны в Карабахе, длящейся по сей день, но уже в скрытой форме. Проведя широкомасштабные наступательные операции в Кельбаджарском районе в конце 1992 года, силы самообороны НКР расширили Лачинский коридор. Начиная с марта 1993 года, захватив и уничтожив основные укрепрайоны НФА в Агдаме и Фейзули, одновременно развивая наступательный успех в Мардакертском районе, карабахская армия окончательно освободила горные районы Карабаха, захватив и прилегающие к нему равнинные районы Азербайджана. Во время наступления в Гадрутском районе преследующие противника армянские отряды, временно углубились на 15 километров на территорию сопредельного Ирана.
С 1994 года ведутся переговоры на различном уровне с конфликтующими сторонами о спорных территориях и статусе самого Нагорного Карабаха, но всякий раз переговоры заходят в тупик. На мой вопрос: «Будет ли снова война в Карабахе?» – один из сотрудников представительства НКР при посольстве Армении в Москве однозначно ответил: «Будет».
