Предыдущую часть статьи см. здесь
Войсковые учения с участием ТЗ АСУВ «Маневр»
С конца 1970-х годов учения с привлечением ТЗ проходили почти ежегодно.
Из книги Ю. А. Петрякова «50 лет в строю и около» (стр. 102).
«За время госиспытаний было проведено более шести тактических учений на Борисовском полигоне БВО. Итоговые испытания состоялись в начале сентября (1981 г. уточнение моё) под руководством командования Белорусского военного округа. Было проведено трехсуточное учение с привлечением реальных войск и сил и применением комплекта испытуемых КШМ и СМ в качестве средств управления мотострелковой дивизии. Пользователями средств были офицеры и солдаты одной из дивизий БВО, которые после короткого обучения приняли участие в учениях на Борисовском, а затем Колодищанском полигонах. На разборе учения, проводимом Начальником Главного оперативного управления ГШ ВС СССР генерал-полковником Варенниковым В. И., были заслушаны доклады должностных лиц дивизии, участвовавших в учениях, и предложения и замечания по проверяемому комплекту председателей подкомиссий. Это во многом помогло комиссии четко сформулировать не только результаты частных проверок, но и рекомендации по порядку эксплуатации в войсках представленного комплекта КШМ и СМ в качестве боевого комплекса автоматизированного управления тактического звена в составе 26 КШМ и СМ. Учитывая, что в ходе испытаний комиссия неоднократно привлекала к участию офицеров и солдат реальной дивизии, выводы комиссии подтверждались заключениями этих участников проверок».
Перед этими учениями, как всегда, в институте была объявлена «мобилизация». На подготовку к трёхдневным учениям и участию в них привлекались все специалисты, которые могли перенести поездки в МТЛБу и в БМП. Накануне учений техника была проверена. Утром с нашей базы в Печах мы должны были выехать на полигон в исходный район. За рычагами КШМ и на местах штурманов должны были находиться солдаты и сержанты роты обслуживания. Из-за очень слабой подготовки радисты роты в учениях не участвовали. Комдив и его офицеры должны были появиться в наших КШМ только на полигоне.
Из «Воспоминаний…»
«Опишу одно из учений, в котором мне пришлось участвовать. На нём очень наглядно проявились некоторые существующие в войсках принципы обеспечения «непрерывной, скрытной, надёжной связи» для управления войсками в тактическом звене. Мы готовились к учениям. Точнее, наши КШМ должны были в них участвовать. Комдив и его штаб должны были решать задачи с использованием наших КШМ, нашей техники автоматизированного управления. Для этого комдив и его штаб учились работать на автоматизированных рабочих местах. Рядом с комдивом всегда сидел наш ас автоматизатор Коля Лях и один из офицеров штаба. В КШМ начштаба находился не меньший ас – Коля Игнатюк. На местах радистов – соответственно Саша Ширяев и Виталий Визнер или Володя Володичев. Это были наши связисты высшего класса. Они и средства автоматизации знали отлично. Во всех других КШМ также находились наши специалисты. Обучение комдива проходило, примерно, в таком режиме: одно нажатие на клавишу на пульте набора кодограмм сопровождалось многоэтажным матом в адрес автоматизации и всего того, что с нею связано. Растопыренными пальцами он торкал в ПНФК. На экране, естественно, выскакивала абракадабра, после чего в адрес разработчиков и промышленности произносились соответствующие слова. Иногда, в гневе, он позволял себе физически воздействовать на Ляха. Коля старался вжаться в бортовую броню и быть дальше вытянутой руки комдива.
А вот работой начальника штаба Сивакова Ю. Л. (будущего министра внутренних дел независимой Беларуси) можно было только любоваться. На стоянке КШМ начальника штаба я подходил к задней открытой двери МТЛБу, а иногда протискивался в узкий проход между аппаратурой, и наблюдал, как ловко он работал на ПНФК, поглядывая на экран, где отображались набранное или принятое сообщения. Смотрел на карту, вставленную в специальный планшет, наносил на карту свои значки. Оборудование АРМ позволяло нужные данные из сообщения, принятого в виде кодограммы, автоматически наносить на карту. Работал он, почти молча, сосредоточенно, зная своё дело и владея новой техникой. В последующем он говорил, что одним из существенных преимуществ управления с помощью средств автоматизации является то, что не нужно, отдавая команды и распоряжения, напрягать свой голос. Управляя по радио голосом, к середине учений у большинства офицеров голос был сорван.
Офицеры дивизии, которые серьёзно относились к своим обязанностям, вполне успешно и быстро могли усвоить «премудрости» работы на АРМ. Кто ленился это сделать, тот ругал автоматизацию, на чем свет стоит.
Офицерам дивизии очень не нравилось то обстоятельство, что в КШМ стояло печатающее устройство. Все переданные и принятые сообщения документировались (отличные документы для проверяющих, а то и для прокурора). Теперь, принимая решения и отдавая приказы, следовало научиться работать головой. Это не всем было под силу.
Офицеры дивизии после учений должны были сказать (написать), помогает им автоматизация в управлении или нет. Сразу можно угадать, что сказал комдив, а что НШ Сиваков Ю. Л. За положительный отзыв об автоматизации Сиваков подвергся жесточайшему прессингу (так говорили) и вынужден был сменить место службы.
В подготовке к учениям связисты дивизии абсолютно никакого участия в работах на нашей техники не принимали, технику связи КШМ не изучали, со связистами от промышленности не контактировали. Хотя в наших объектах для них было много нового, например, АПД, методы организации телекодовой связи по радио и проводным сетям. Не странно ли это? Я был знаком с НС дивизии Цыбулько. Встречались с ним, разговаривали, но только на отвлечённые темы. О взаимодействии на учениях разговаривать не хотел. Мило улыбаясь, переводил разговор на другие темы. По всей видимости, такая позиция НС была не его личным изобретением. О необходимости нашего взаимодействия на учениях со связистами дивизии я говорил нашему руководителю Н.И. Азаматову. Он обещал этот вопрос решить с военными.
Так как военных радистов в КШМ иметь не предполагалось из-за их неподготовленности, то со связистами института проводил занятия я (как знал и умел). Были определены все сети телекодовой и речевой связи, назначены рабочие и запасные радиочастоты (они были заранее рассчитаны В. И. Волошиным) и голосовые позывные. Составлены таблицы адресования сообщений в телекодовых сетях (этим вопросом занимался отдел Яна В. И.). Таблицы адресов были введены в АПД. Составили схемы проводной голосовой и телекодовой связи для КП и ПКП дивизии и полков. Замечу, что для связи по проводам с полками у нас ни кабеля, ни связистов — линейщиков не было. Эти линии могли проложить только связисты роты связи дивизии. По штату на каждой КШМ было только по две катушки полевого кабеля по 500 метров. Своими силами на КП мы должны были развернуть телефонную связь с использованием ручных коммутаторов на 10 номеров. В каждой КШМ был такой коммутатор. Для организации на КП телекодовой связи по проводам в комплекте каждой АПД был линейный щиток, к которому подключались все линии связи.
Нас предупредили, что на учениях проверяющие будут хронометрировать все работы, все операции, выполняемые на нашем комплексе. Но для этого нужно было проводить тренировки, учить людей. Военные связисты, каким — то образом смогли уклониться от этих процедур. Мы сами изготовили и надписали бирки на кабели (если к линейным щиткам подключать кабели без бирок, то в случае повреждения кабеля буквально концов не найдёшь). Договорились, на каких КШМ будут установлены линейные щитки, кто будет принимать кабели, подключать их и проверять связь и т. д.
Накануне начала учений Азаматов мне сказал: «Завтра – начало учений. Утром, в светлое время, наша техника отправится в район сосредоточения и должна быть развернута на КП. Будет хронометрироваться время марша и развертывания для работы. Нужно сейчас ехать вам на будущий КП и подготовиться, насколько возможно, к приходу машин и развертыванию связи для работы». Надо – так надо. Был уже глубокий вечер, часов 11. Ехать нужно было с командиром роты связи дивизии. Из-за отсутствия у него персонального транспорта отправились из Печей на машине «Урал», в КУНГе которой была смонтирована радиорелейная станция Р-409. Комроты сел к шоферу в кабину. Два солдата – экипаж станции, устроились на сиденьях-лежаках в КУНГе, а мне бросили на пол между стойками с аппаратурой тюфяк. Предполагалось, что на нем можно будет немного поспать. Ехать предстояло часа 3-4. Пока ехали по ровной дороге и по асфальту, лежать было комфортно. Но когда началась дорога на полигоне, разбитая колесами и гусеницами, то поездка превратилась в пытку. Меня перекатывало от одного борта к другому, ударяя поочередно, то в левую стойку, то в правую. Конечно, спать в таких условиях было невозможно.
Часа в 4 ночи приехали в расположение будущего КП. Комроты повел меня в столовую, растолкал какого-то старшину, сказал: «Накорми нас». Через некоторое время на столике, за который мы уселись, появились две банки мясных консервов, хлеб, теплый чай. Сахар. С аппетитом покушали. Уже начинало светать. Пошли к месту будущего размещения КШМ. Кругом был взрослый смешанный лес, поросший кустарником. Слева и справа от лесной дороги были вырыты укрытия для машин. Котлован и земляные брустверы по бокам его полностью скрывали такие машины как БТР-70. Наши МТЛБу были несколько ниже. Комроты где-то прихватил таблички с надписями «К-р», «НШ», «ОО» и т. д. Таблички были прикреплены к проволочным штырям. Мы таблички установили у укрытий для того, чтобы машины разместились в нужном порядке. Как только КШМ заезжала в капонир и останавливалась, один из двух радистов должен был схватить одну катушку с кабелем и бежать с ней, не разматывая провод, к конкретной КШМ с коммутатором. Радист этой КШМ у выносного линейного щитка должен принять этот кабель, проверить бирку на нем (чей это кабель) и подключить к щитку. Радист, разматывая кабель с катушки, должен бегом возвратиться к своей КШМ, подключить кабель к своему бортовому щитку и проверить связь с коммутатором. Если телефонная связь установлена, то такие же операции следовало повторить для организации сети телекодовой связи. Кабель должен быть проложен по земле (его даже положено зарыть в землю на штык лопаты) таким образом, чтобы исключить возможность наматывания его на гусеницы, колёса машин, случайный обрыв кабеля ногами шляющихся по КП солдат. Теперь представим, что всё это нужно сделать ночью в полной темноте (свет демаскирует КП). Введен режим полного радиомолчания. Ясно, что для плохо обученных экипажей машин эта задача непосильна. А тут ещё время будут фиксировать!
Наши ребята хорошо знали технику связи, работали на ней. Но развертывать проводные линии связи на КП по всем правилам военного искусства, да ещё в ночное время, в лесу, их никто не учил. Та пара бесед, которые я провел с ними перед учениями, мало что дали. Я сам многих тонкостей при таких условиях работы не знал.
Командир роты связи исчез, как только мы расставили таблички рядом с укрытиями.
Рассвело. Прибыли КШМ. Стали заезжать в укрытия, не глядя на стоящие таблички. Мои попытки направить КШМ в нужные места кончились полным провалом. Никого из офицеров не было, а меня никто из водителей слушать не хотел. Сразу же началась путаница и неразбериха. Контролеры включили свои секундомеры. Наши ребята-радисты схватили по катушке кабеля и побежали к тем машинам, которые им заранее (на инструктаже) были указаны. Они ориентировались на таблички, которые стояли у капониров. Но в капонирах стояли другие КШМ! Ни начальника связи, ни командира роты связи нигде не было – они просто скрылись. Я пытался, как мог, организовать работу, а контрольное время шло. КП растянулся в лесу метров на 100-150. После прокладки телефонных и телекодовых линий весь лес окрест был опутан проводами. Провода уложить на землю не удалось из-за кустов и ветвей деревьев.
Нас предупредили, что на учениях будут «диверсанты», они будут повреждать линии связи, а мы должны их восстанавливать. Чтобы работать в таких условиях, нужны были месяцы упорных тренировок, занятий, которые бы проводили опытные офицеры-связисты. Формально, в соответствии с ТТЗ на АСУВ «Маневр», мы должны были использовать имеющиеся в войсках средства связи и методы организации связи. Так пускай бы военные на учениях показали, как надо использовать эти штатные средства. В нашем же случае всё на учениях организовалось военными так, чтобы доказать: автоматизированное управление никуда не годится. Неужели такая цель была у НС ВС? Не хотелось в это верить.
Для офицеров штаба дивизии заранее развернули огромную палатку. В ней установили походные столики и стулья для всех служб штаба. На столиках телефоны с выходом на дивизионный коммутатор. Оказывается, комдив приказал своему начальнику связи развернуть штатные линии телефонной связи с полками и приданными частями. Этим и занимался начальник связи Цыбулько. Все штатные КШМ дивизии и аппаратная связи, как выяснилось позже, были развёрнуты в 50-70 метрах от КП в лесу. В палатке был столик с табличкой «НС». Но НС за ним ни разу не появился. У него было другое место обитания вдалеке от наших КШМ.
Комдиву на учениях была поставлена задача, которую он должен был со своим штабом решить на средствах автоматизации. Но, не зная этих средств, не веря в их возможности, комдив намеревался, сидя за столом в палатке, с помощью карандашей, бумаги, линеек и калькуляторов старым проверенным методом решить «боевые» задачи дивизии, а потом, для вида, посидеть в КШМ. КП простоял на месте три дня и три ночи. За это время я ни разу не прилёг поспать, потому что это сделать было негде. Все места в КШМ, где можно было прилечь, были заняты. На местах радистов можно было только посидеть. После трёх бессонных ночей мною овладела такая апатия, что всё сделалось безразличным. Интересное ощущение! Офицеры могли отдыхать в специальных КУНГах, оборудованных для отдыха. В предпоследнюю ночь перед «началом боевых действий» и мне удалось немного поспать в таком вагончике. Питались мы в солдатской столовой.
В первую ночь после развёртывания КП стали происходить странные вещи. Какие-то люди шлялись по лесу. Одна за другой рвались линии связи. Бирки на кабелях около линейных щитков частично исчезли (то ли забыли повесить, то ли кто-то их сорвал). Восстановить линии в темноте было практически невозможно.
Главным от нашего института на КП был Курицын Игорь Витальевич. Он потребовал у комдива дать команду прекратить эти непонятные хождения, если нужно – выставить охрану. Курицын мог потребовать очень четко и жестко. Хождения прекратились. С фонарем, нарушая светомаскировку, кое-как восстановили связь.
Но самое интересное началось в последний день перед выездом. Комдив, наконец, изволил сесть на своё место в КШМ. Его работа на средствах автоматизации, как и раньше, состояла из отборного мата после нажатия каждой клавиши на пульте набора кодограмм. Он ругал автоматизацию, на чем свет стоит. Начальник связи расставил вокруг люка над головой комдива телефоны для прямой связи с подчиненными. Сам он возлежал рядом с телефонами на палубе КШМ. По этажности мата, доносившегося из люка, НС безошибочно определял, кого командир требует на связь. Начальник связи вызывал адресата и совал трубку в люк командиру. Несколько матюков и команда передана и принята к исполнению. Телефонная трубка вылетала из люка. НС её ловко ловил (не в первый раз) и укладывал на телефонный аппарат. Так, наверно, командовали дивизиями в первые годы Великой Отечественной войны. Не многое изменилось с тех пор. Разве что комдив сидел теперь в бронированной КШМ на гусеничном ходу. Перед носом у него были средства автоматизации для облегчения решения командирских задач, для абсолютно скрытной передачи и приёма сообщений. А мышление комдива и методы управления остались на допотопном уровне.
Настало время перехода в наступление. Мы быстро (насколько смогли) свернули проводные линии, включили радиостанции, проверили связь по радио и в колонне двинулись за войсками на новое место КП. Все офицеры штаба вместе со своим командиром попрыгали в свои колесные БТР и уехали. А мы сели в свои КШМ и тоже поехали. Ко времени начала движения откуда-то приехал Вил Иванович Гончаров, наш главный инженер. Он сел на место командира, надел шлемофон, подключился к внутренней связи КШМ. Я на этой машине устроился на месте штурмана. Всю колонну на головной машине вёл кто-то из военных. Стоять на сиденье, высунувшись в люк, было опасно: ехали по лесной дороге, и можно было напороться на ветку дерева. Пришлось сидеть, глядя на дорогу в окошко или в триплекс (очень неудобно). Я видел неровности дороги и перед очередной ямой передавал по внутренней связи: «Держитесь – яма». Все пять человек экипажа в среднем и кормовом отсеках ехали вслепую, не знали, в какой момент будет очередной удар, толчок. А дорога была разбита, размешана гусеничной техникой. Если водитель, прозевав очередную яму, не притормозит, и машина на ходу приложится носом к земле, то у всех сидящих в машине от удара выворачивает внутренности. Если на голове нет шлемофона, то серьёзные травмы головы о всякие железяки, острые углы от аппаратуры, неизбежны.
На ближайшей остановке Вил Иванович вылез из машины с какой-то странной улыбкой на лице. Больше мы его не видели до самого конца учений. Мы были голодные и злые. Утром не изволили даже накормить завтраком. Так быстро пришлось уехать.
Вдруг, с нами поравнялся «газик», из которого выскочил Н.И. Азаматов. Мы остановились. Он подошел, расспросил как дела. Пожаловались, что с утра голодные. Азаматов уехал, а минут через 30 к нам подъехала автомашина, в кузове которой сидел старшина. «Приказано передать вам сухие пайки. Сколько человек в машине?» Каждому передал коробку с сухим солдатским пайком и по буханке хлеба. Экипажам всех КШМ были переданы такие пайки. В пайке было 2-3 банки консервов, сахар, чай в пакетике, ещё что-то. До конца дня нам этой еды вполне хватило. Даже с избытком. «Воевать» стало веселее. Теперь и ухабистая дорога переносилась легче. По-прежнему, в наших КШМ не было ни одного офицера штаба. Они перемещались где-то на своих родных БТР.
Учения для нас окончились. Мы уехали отдыхать в Минск, получив по паре дней отгулов.
Комдив успешно справился с поставленной боевой задачей, а как он это сделал, не важно».
Хочу остановиться на одном важном вопросе, связанном с организацией связи на КП.
Помните, как мы развёртывали проводную телефонную и телекодовую связь на КП дивизии в лесу? Всё окрест было опутано проводами, лежащими на дороге и на ветвях кустов. В боевых условиях и диверсанты не нужны, чтобы нарушить связь внутри КП. Случайных факторов для этого было более чем достаточно.
Ещё в 1964 году на испытаниях АСУ «Воздух» меня, как связиста, шокировала ситуация, когда десятки тяжелых полевых многожильных кабелей были проложены между подвижными объектами пункта управления. Многие из кабелей соединялись муфтами, так как длины одного кабеля не хватало. Всё это было брошено в мокрый снег. Последствия были печальные. Влага проникла в разъёмы. Телеграфные импульсы с напряжением плюс-минус 60 вольт привели к коррозии контактов. Возникшие в кабелях помехи нарушили и телефонную и телекодовую связь. Для передачи телекодовой информации в АСУ «Воздух» использовалась телеграфная аппаратура. С точки зрения связи, это тоже было дикостью, т. к. уже существовала аппаратура, обеспечивающая передачу импульсных сигналов на скорости 1200 бит/с. Но главному конструктору АСУ «Воздух» в эту проблему не было времени вникнуть: такие решения по связи были приняты московским НИИ, значит, были оптимальными. Для главного конструктора «связь» была неизбежным злом, с которым приходилось мириться, а иногда можно было свои грехи и просчёты свалить на «плохую связь».
Огромное количество тяжелых кабелей прокладывалось между объектами на КП и ПУ армейского и фронтового звеньев АСУВ «Маневр». Мало того, что эта прокладка занимала много времени и была трудоёмкой, но найти неисправный кабель среди десятка проложенных рядом с ним таких же кабелей в полевых (тем более боевых) условиях дело очень непростое. Насколько мне известно, и сейчас КП и ПУ имеют этот недостаток.
Я не мог равнодушно смотреть на такие нелепые, сточки зрения связи, решения. Когда в начале 1970-х годов мне пришлось заниматься связью для тактического звена АСУВ «Маневр», я разработал технический вариант решения этой задачи. Обсудил его с заместителем главного конструктора АСУВ «Маневр» Робертом Петровичем Николаевым, который считался главным идеологом построения АСУВ. В 1973 году на эту идею была оформлена заявка на изобретение. В декабре 1976 года мы получили авторское свидетельство на изобретение №512597. Называлось оно «Устройство групповой речевой и телекодовой связи». В авторах числились Карп В. А., Николаев Р. П., Гребенчук М. И., Волков А. Г.
Такой способ организации связи между объектами имел ряд существенных преимуществ. Значительно сокращалось количество кабельных линий, прокладываемых на КП и ПУ, а значит, уменьшалось время развёртывания связи. В случае повреждения кабеля восстановить его можно гораздо быстрее. Спектр группового сигнала аппаратуры уплотнения вполне можно было передать через широкополосный канал радиостанции, как это осуществлялось в ранее описанном макете Бахмутова–Рыкова. Можно было бы привести ещё ряд преимуществ такого способа организации связи.Суть изобретения состояла в том, что между подвижными объектами при их работе в полевых условиях на стоянке прокладывался один кабель. К этому кабелю подключалась аппаратура, позволяющая методом временного уплотнения организовать группу стандартных дуплексных цифровых каналов. Они могли использоваться для передачи либо речевых, либо цифровых сообщений. Путём коммутации каналы могли быть подключены к аппаратуре передачи данных на длительное время, или использоваться в групповом режиме с применением адресного вызова.
К сожалению, руководители и идеологи темы «Маневр» дальше устных одобрений предложенных идей не пошли. На голом энтузиазме такую работу не сделаешь. В 16ЦНИИИС, осуществлявшего военно-научное сопровождение темы «Маневр», эту проблему отказались рассматривать: всего несколько лет прошло, как отдел Бахмутова П. В. за похожее вольнодумство разогнали. Вот и пришлось проверяющим на военных учениях с использованием ТЗ АСУВ «Маневр» лицезреть кабельную паутину на кустах и деревьях в месте развёртывания КП дивизии. Интересно, что замечания по этому поводу они не записали, так как адресовать их промышленности было совсем уж неуместно.
Приведу ещё некоторые выдержки из книги Ю. А. Петрякова «50 лет в строю и около» (стр. 108 и 109).
«…силы отделов (речь идёт об отделах Управления, которое возглавлял Ю. А. Петряков – пояснение моё) были брошены на подготовку и согласование постановления ЦК КПСС и СМ СССР о судьбе работ по автоматизации войск.
Такое постановление вышло в феврале 1983 года*. Постановлением был принят на вооружение и ставился на опытную эксплуатацию Комплекс тактического звена АСУВ фронта в составе 26 КШМ и СМ, определялись работы по его модернизации и порядку производства комплексов на ближайший период, уточнялся перечень мероприятий по развитию работ, а также объявлялись поощрения за выполненную работу…
* В юбилейном издании «40 лет в автоматизации управления», посвященном НИИСА (Минск, 2009 г.), указана другая дата: «Принятие на вооружение Советской Армии комплекса АСУВ тактического звена системы «Маневр». Постановление ЦК КПСС и СМ СССР №1142-328 от 28.12.1982».
…Продолжением работы после выхода постановления явилась подготовка приказа Министра обороны о принятии комплекса ТЗУ на вооружение, организации его эксплуатации в войсках и подготовке кадров для его обслуживания. Это также заняло определённое время, однако в марте 1983 года всё было завершено, приказ подписан…
…Кроме перечисленных направлений работ внутри страны, серьёзного внимания требовали работы по автоматизации тактического звена в рамках принятого решения по ПАСУВ. В конце 1983 года были проведены Межгосударственные испытания комплекса тактического звена ПАСУВ Комиссией, созданной из представителей стран – участниц Варшавского Договора на уровне заместителей Начальников Генеральных (Главного) штабов и их офицеров. Эти испытания ещё раз подтвердили правильность принятых решений и создали условия для оснащения комплексами ТЗ ПАСУВ армий союзников. На итоговом заседании межгосударственной комиссии было принято согласованное решение о порядке и очерёдности оснащения армий стран. Одновременно были согласованы предложения по специализации стран по производству комплектующих для КШМ и отдельных КШМ в интересах ускорения поставки ТЗ ПАСУВ в армии…
…Принятие на вооружение комплексов ТЗУ АСУВ (ПАСУВ) потребовало уточнить вопросы организационно-штатной структуры подразделений связи. На основе опыта использования комплекса ТЗУ в ходе многочисленных учений, были сделаны и введены временные штаты подразделений обслуживания комплекса в войсках.
В полковом звене во взводы связи вводились две командно-штабные машины типа МП-31 вместо имеющихся по табелю КШМ БТР-50ПУ и одна КШМ МП-24 для начальника артиллерии; в артиллерийском полку – две КШМ МП-24. Более серьёзные изменения производились в дивизии. Вместо роты связи дивизии развёртывалась рота автоматизации управления и связи (замечу, опять «автоматизация» и «связь» разделены в этой формулировке; связь в дивизии автоматизации не подлежала; о КШМ со средствами автоматизации для начальника связи дивизии даже речи не шло; не странно ли это?), в состав которой вводились КШМ МП-21, МП-22, МП-23, МП-24, МП-25 и ЭВМ «Бета-3М», всего двенадцать машин комплекса. Временный штат вводился на весь период опытной эксплуатации. Согласно приказу Минобороны для проведения опытной эксплуатации комплекс был первоначально поставлен в три дивизии БВО, а в последующем – ещё в несколько дивизий Советской Армии и армий стран Варшавского Договора».
Интересно, неужели высокопоставленные военные, принимавшие эти решения (в том числе и дружественных стран), не обратили внимания на то, что методы организации связи и техника связи в дивизии далеко не соответствуют требованиям АСУВ?
В ТЗ АСУВ «Маневр» мы реализовали все требования в части связи, предписанные нам ТТЗ на эту работу. На многочисленных проверках работы объектов комплекса и войсковых учениях это было подтверждено. Наибольшие усилия потребовалось затратить, пожалуй, для решения двух задач: обеспечение заданных дальностей связи при движении КШМ и преодоление недостатков аппаратуры внутренней связи и коммутации (АВСК). Первая задача была решена благодаря кропотливой и трудоёмкой работе по обеспечению электромагнитной совместимости аппаратуры, установленной в КШМ, и разработке методик подбора совместимых частот для радиостанций. Вторая задача была решена, в основном, в новой АВСК «Звезда-М», разработанной специально для АСУВ «Маневр».
В ТТЗ нам предписывалось использовать только средства связи, состоящие на вооружении, и сохранить существующие методы организации связи (в том числе, совместить речевую и телекодовую связь с приоритетом речевой связи). Мы эти требования реализовали. Но эти непродуманные требования заказчика (НС ВС) наделили объекты ТЗ АСУВ «Маневр» серьёзными недостатками. Я о них уже писал. Приоритет голосовой связи над телекодовой позволял любому офицеру или радисту КШМ в любой момент нарушить обмен телекодовыми сообщениями. Решение совместить эти два вида связи в одной радиосети было ошибочным. Огромное преимущество телекодовой связи – скрытность – нарушалось. Радисты КШМ оказались отрезанными от своих командиров-связистов. Последние не имели своих АРМ, а значит, могли связаться с радистами только голосом, нарушая телекодовый обмен. Множество полезных режимов, заложенных в радиостанции, в динамике боя не могли быть эффективно реализованы. Если каждый радист при нарушении связи начнёт действовать бесконтрольно, то противнику не потребуется предпринимать особых усилий для нарушения управляемости войсками. Всё разрушится само.
Можно продолжать этот печальный перечень. Но самый главный вывод я бы сделал такой: в состав ТЗ АСУВ «Маневр» должна была входить автоматизированная подсистема связи дивизии. Такая подсистема, к сожалению, не была разработана. Это обстоятельство явилось одной из основных причин того, что ТЗ АСУВ «Маневр» не прижилась в войсках. Полевая автоматизированная система связи (ПАСС), которая разрабатывалась НИИССУ в полном отрыве от АСУВ «Маневр», в начале 1980-х годов безнадёжно застряла на этапе технического проектирования.
Карп В.А.
