К ИСТОРИИ СОЗДАНИЯ ТЗ АСУВ «МАНЕВР» (часть 2)

В.А. Карп («связист»)
Специальная версия статьи для сайта «Отвага»
2012 г.

Начало статьи см. здесь

 

Выбор транспортной базы для КШМ

 

Для КШМ дивизионного звена нужно было выбрать транспортную базу. После рассмотрения разных вариантов и длительных споров, остановились на транспортной базе МТЛБу (многоцелевой тягач, лёгкий, бронированный, удлинённый – добавлен ещё один каток). Лучшего ничего не нашлось. Для размещения средств автоматизации, аппаратуры связи места было маловато. Ещё в транспортной базе нужно было разместить трёх офицеров и двух радистов и обеспечить им рабочие места для работы и «отдыха». В МТЛБу двигатель расположен в середине корпуса. Между передним отсеком и кормовым существует узкий лаз, которым можно воспользоваться только в крайнем (аварийном) случае. В переднем отсеке разместить что-либо из аппаратуры было практически невозможно: там находились места водителя, штурмана – командира экипажа с навигационной аппаратурой, аккумуляторные батареи транспортной базы, трансмиссия и пр.

При первой компоновке КШМ два радиста со своей аппаратурой размещались в среднем отсеке. Он сплошной перегородкой отделялся от командирского отсека. Между ними был только аварийный лаз, закрытый плотной шторой: радисты не должны слышать, о чём говорят командиры. Три офицера сидели за столом со средствами автоматизации в кормовом отсеке: рядом дверь, можно оперативно выскочить из машины. Но при первых же поездках по полигону с такой компоновкой КШМ, выяснилось, что в кормовом отсеке во время движения так трясет и подбрасывает, что командирам и офицерам становится не до управления войсками. Зато радисты чувствовали себя в среднем отсеке относительно комфортно. Центр тяжести машины находится в районе этого отсека. Машина при движении по плохой дороге совершает колебания вокруг центра тяжести. Передний и кормовой отсеки имеют самую большую амплитуду качания. Но в переднем отсеке хотя бы видна дорога, её неровности, можно успеть подготовиться, ухватившись за скобу, к полету вверх или мощному удару о землю. В кормовом отсеке всё происходило вслепую: не знаешь, когда тебя ударит о стол, угол аппаратной стойки или о потолок.

Радист может открыть средний люк, высунуть наружу голову, став на скамью-лежанку, амортизируя ногами удары и подбрасывания, или дремать, растянувшись на лежаке. Когда это обстоятельство в части компоновки выяснилось, военные в один голос завопили: компоновка не годится, работать невозможно, работу остановить, переделать и т. д. А уже было изготовлено около десятка КШМ на базе МТЛБу. А где были раньше заказчик и идеологи АСУВ?

Из «Воспоминаний…»

«…Что такое МТЛБу и как «приятно» в нем ездить, я на собственном опыте познал ещё в 1971 году. Я узнал, что специалисты из 16 ЦНИИИС будут в Бронницах под Москвой (там находится испытательный танкодром) проводить исследования по влиянию контактных помех на качество радиосвязи во время движения. Руководил этой работой майор Федяев из отдела Малючкова. Написали соответствующие письма заказчику и в 16 ЦНИИИС с просьбой допустить на испытания. Получили согласие на допуск к этим работам меня и Гриши Салогуба (он работал в моей лаборатории). В назначенное время приехали мы с ним в Бронницы. Разыскали нужную нам войсковую часть, где на большом танкодроме испытывали бронеобъекты. Танкодром – это длиннющая кольцевая дорога, на которой есть участки асфальтированные, бетонированные, грунтовые, заболоченные, с бетонными неровностями (как стиральная доска) и пр. и пр.

Эксперимент состоял в том, что в МТЛБ (без «у») и без рюкзака (возимой электростанции) устанавливались две УКВ радиостанции, работавшие на штыревые антенны. За одной из радиостанций в качестве радиста сидел Федяев. Связь поддерживалась с другой УКВ радиостанцией, установленной в одном из зданий в/ч. Больше в корпусе МТЛБ никакого оборудования не было, кроме двух скамеек по бортам. На этих скамейках нам приходилось сидеть во время эксперимента. Суть эксперимента сводилась к тому, что Федяев и его корреспондент на другой радиостанции поочередно передавали друг другу специальные тексты голосом. Это позволяло определить разборчивость речи. Включалась вторая радиостанция в МТЛБ, появлялись помехи, снижалась разборчивость речи. По результатам оценивалось влияние контактных помех на качество связи.

Я об этом пишу подробно, чтобы показать, на каком примитивно-низком уровне находились работы по оценке связи в подвижных бронеобъектах в головном институте связи министерства обороны в начале 1970-х годов. После разгона отдела Бахмутова-Рыкова в 16ЦНИИИС не осталось специалистов, занимающихся оценкой каналов связи для передачи телекодовых сигналов в тактическом звене управления. У нас в институте в то время уже были специально разработанные приборы САКС (статистический анализатор каналов связи), позволявшие оценивать качество передачи цифровых сигналов по каналам, в том числе между подвижными объектами.

Мы с Гришей уселись на скамьи в МТЛБ и поехали. Федяев устанавливал связь и работал по своей программе. Когда скорость МТЛБ достигла 30-40 км в час, мы с Гришей не знали, за что ухватиться, как не свалиться со скамьи и не размозжить голову. Грохот стоял такой, что разговаривать было невозможно. Несколько часов, проведенных в МТЛБ на танкодроме, нам хватило, чтобы понять, что нас ожидает в проектируемых нами КШМ на базе МТЛБу. Мы отметили командировки и уехали в Минск. Примитивные оценки голосовой связи в условиях помех нас мало интересовали. Федяев же, как выяснилось позже, собирал экспериментальные данные для своей кандидатской диссертации. Вскоре Гриша Салогуб ушел в другое подразделение института. Думаю, что поездка в Бронницы в этом его решении сыграла не последнюю роль. А с Федяевым мне пришлось многократно встречаться ещё лет 15. На всех испытаниях наших объектов он присутствовал в качестве члена комиссий. Придирался страшно, выискивая недостатки своих же, принятых на вооружение, средств связи и заставлял нас устранять их: просто записывал замечания в протокол. Например: «Не обеспечивается дальность связи при движении КШМ». А то, что методика определения дальности связи радиостанции, записанная в ТУ на неё, не учитывает наличия в объекте рядом работающей на передачу другой радиостанции, во внимание не принималось. Делайте, что хотите, а дальность связи должна быть обеспечена.

После первых поездок в опытных образцах КШМ по полигону наши ребята – разработчики заявили: «Пока Малашук (главный бухгалтер института Малашук Нина Константиновна) не поездит в этих машинах и не увеличит оклад нам вдвое, мы ездить в них не будем». Малашук, конечно, на полигоне не появилась – была зима, и ехать несколько десятков километров в открытой (с тентом) грузовой машине, в которой перевозили разработчиков-испытателей, ей не хотелось. Через некоторое время испытатели всё же ехали на полигон, тряслись и мёрзли в КШМ за прежнюю зарплату. Из спецодежды нам полагалось выдавать: кирзовые сапоги, ватные брюки и куртку. Только на третий год полигонных работ нам выделили автобус. Вспоминаю и думаю, почему ребята, квалифицированные специалисты, за скромную зарплату соглашались работать в таких условиях? Но работали! На другие предприятия Минска уходили единицы…»

 

Средства связи для первых опытных образцов КШМ

 

Для укомплектования первых опытных образцов КШМ средствами связи пришлось затратить огромные усилия. Советская плановая экономика предусматривала, что получить нужное изделие, например, радиостанцию, можно только в том случае, если закажешь её за год до поставки. Завод — изготовитель радиостанции должен тоже за год заказать комплектацию, необходимую для производства. При этом нужно было преодолеть сложные лимитные барьеры.

Для укомплектования каждой КШМ дивизии (а их было около 20) требовалось такое количество средств связи (радиостанций, мачт, антенн, аппаратуры внутренней связи и коммутации), что промышленность поставить их в отведённые нам сроки на создание опытных образцов не могла. Только после принятия специального решения на уровне МРП, МПСС, Министерства обороны со складов НВС необходимая комплектация поступила на завод, изготавливающий КШМ. Какие радиостанции были установлены в первых опытных образцах?

Это были две радиостанции Р-111 (сдвоенный симплексный вариант), радиостанции Р-123МТ и Р-130М, радиостанция Р-405, аппаратура Т-219М, АВСК и др. Как видно, мы начинали ещё с лампово – транзисторной техники. Первое поколение АПД «Базальт» было изготовлено на неудачно выбранной элементной базе и работало плохо. Что можно было ожидать от такой техники? Аппаратура автоматизации вносила свою отрицательную лепту в испытательный процесс.

КШМ полкового звена создавалось на базе серийных машин БМП-1КШ. С одной стороны это упрощало нашу задачу (в ней уже были установлены средства связи, АВСК, антенно-мачтовые устройства), но с другой – делало задачу трудно разрешимой. Нужно было в серийном образце сделать перекомпоновку, т. е. переместить имеющееся в машине оборудование, установить дополнительно АПД, средства автоматизации. Кто имел дело с конструкторской документацией, да ещё на бронеобъект, знает, что легче разработать новую машину, чем переделать серийную. В Советском Союзе ни одно предприятие не выпускало полуфабрикат: транспортную базу БМП. Впоследствии это обстоятельство окажется очень серьёзным препятствием на пути создания ТЗ АСУВ.

Стоит сказать, что при разработке КШМ и СМ для тактического звена, мы должны были использовать комплектацию только отечественного производства.

Сказанного достаточно, чтобы понять, с каким трудом шли изготовление, испытания опытных образцов КШМ и отработка процессов автоматизированного управления.

Результатом были неоднократные остановки испытаний, возвраты техники на доработку.

 

Прекращение испытаний. Возвращение ТЗ АСУВ на переделку

 

В средине 1970-х годов разразилась серьёзная гроза. Опытный образец ТЗ АСУВ вернули на переделку (перекомпоновку) и для устранения многочисленных замечаний.

Был серьёзный разговор на совещании, которое проводил зам. нашего министра Гладышев В. И. Дело было серьёзным: мы сорвали выполнение Постановления ЦК КПСС и СМ СССР. Нужно было найти виновных и наказать их. Главный конструктор И. Ф. Иванчук стал «козлом отпущения». Он, следуя совету, полученному перед совещанием, все «грехи» брал на себя. Мне довелось быть на этом совещании. На Ивана Фомича было жалко смотреть. Он добросовестно выполнял свою работу, в то время как другие подразделения института, не подчинённые непосредственно Иванчуку, порученную работу частенько срывали. Но виновный был найден и освобождён от обязанностей Главного конструктора ТЗ АСУВ «Маневр». Его не уволили из института только благодаря тому, что вёл себя на совещании лояльно.

Заместитель Главного конструктора системы Р. П. Николаев – идеолог построения АСУВ «Маневр», вскоре переехал из Минска в Москву и перестал активно работать по этой теме. Вместо него начальником тематического отделения 1 (преобразованного в Комплексное Тематическое Отделение 1 – КТО-1) и заместителем Главного конструктора системы был назначен Азаматов Николай Ильясович. Как показали дальнейшие события, это назначение оказалось решающим в том, что ТЗ АСУВ «Маневр» появилась на свет.

Нам, разработчикам, предстояло всё проектирование начать сначала.

На фото. 2 показан вид на аппаратуру связи КШМ МП-21 через кормовую дверь МТЛБу. Справа и слева находятся рабочие места двух радистов. Радист слева размещается на откидном сидении. Он сидит левым боком к направлению движения КШМ. Радист справа сидит правым боком по направлению движения КШМ. На фото. 2 сидение правого радиста поднято. Справа от него большая панель АВСК, на которой выполняются почти все коммутационные операции с аппаратурой связи. Предварительная установка заданных режимов работы производится непосредственно на панелях аппаратуры. Между стойками, на которых закреплена аппаратура (это средина фотографии), находится проход-пролаз в средний (командирский) отсек. Он от отсека радистов закрывается шторой (не нужно радистам знать, о чём говорят офицеры). На фотографии видно кресло командира. В средний отсек от кормовой двери можно пробраться только боком. Три кресла в среднем отсеке и рабочие места радистов оборудованы ремнями безопасности. Во время движения КШМ от резкого толчка или удара можно получить травму, если не пристёгнут ремень. Шлемофон – защита недостаточная. Зато на стоянке открывается кормовая дверь и радисты первые получают доступ к свежему воздуху. Из сказанного следует, что условия работы радистов в КШМ очень тяжелые. Но многочисленные поездки на испытаниях показали, что работать, сидя на местах радистов, можно. Об отдыхе на рабочих местах радистов говорить не приходится. Разместить всю аппаратуру и улучшить условия работы радистов в МТЛБу не удалось, хотя в опытных образцах КШМ за время испытаний размещение аппаратуры несколько раз изменялось. В среднем отсеке условия работы офицеров были удовлетворительные. На фото. 2 и фото. 3 показаны разные варианты размещения аппаратуры в отсеке радистов.

На фото. 3 показан вид на аппаратуру с рабочего места правого радиста. Это левая сторона прохода-пролаза от кормовой двери в средний командирский отсек. На фотографии слева виден электросиловой пульт включения питания всей аппаратуры связи и автоматизации. В средине снимка сверху вниз расположены антенный блок согласования для радиостанций Р-173М и Р-134М (в опытных образцах модернизированных КШМ устанавливались радиостанции нового поколения). Под антенным блоком видна передняя панель радиостанции Р-134М , а под ней – радиостанция Р-173М радиоприёмник Р-173П. В правом нижнем углу фотографии виден блок из комплекса средств автоматизации КШМ.

 

Какие же уроки из первого этапа испытаний извлекли связисты?

Радиостанции не отвечали требованиям, предъявляемым к АСУВ. Специалистам (военным) это обстоятельство было известно ещё десять лет назад. Дальность связи при работе нескольких радиостанций в КШМ снижалась в несколько раз. Аналоговые каналы, вполне пригодные для голосовой связи, плохо подходили для цифровой передачи сигналов. Взять хотя бы процесс преобразования цифрового сигнала в аналоговый при передаче его в канал и обратного его преобразования на приёме. При этих процессах существенно снижается информативность принятого сигнала, что отрицательно сказывается на качестве связи. Радиостанции были очень плохо совместимы друг с другом при их комплексном использовании в КШМ. Подобрать для радиостанций совместимые рабочие и запасные частоты оказалось весьма затруднительно. Я уже писал, что время переключения радиостанций с передачи на приём не нормировалось. Поэтому было много случаев исчезновения кодограмм в сетях. Но этот недостаток ещё нужно было обнаружить! Кто мог подумать, что заказчик радиостанций и АПД допустит такой промах? В радиостанциях, антенно-мачтовых устройствах, в других средствах связи, используемых в КШМ, на проверках и испытаниях выявлялись и другие недостатки (а это были серийные изделия, поставляемые в войска). Все эти недостатки записывалось в протоколах испытаний в наш адрес: устраняйте, как хотите, иначе испытания не будут продолжены.

Здесь сделаю маленькое отступление.

Из «Воспоминаний…»

Наш институт входил в состав Министерства радиопромышленности. Главный конструктор АСУВ Ю. Д. Подрезов повлиять напрямую на разработчиков и изготовителей средств связи не мог. Эти предприятия относились к другому министерству – МПСС, а заказчиком всех средств связи был НВС (его представители и писали нам замечания в части средств связи). Это может показаться смешным: сначала потребовали использовать конкретные средства связи, а потом стали писать замечания совсем не по адресу. Но нам было не до смеха. Приостанавливались испытания, срывались сроки выполнения порученной нам работы. Все замечания сводились в «План мероприятий», где определялось, что будет сделано для устранения замечания, когда и кем. Каждый пункт Плана подлежал согласованию с Представительством заказчика в нашем институте. По факту устранения конкретного замечания в документации и проверках в КШМ (в том числе с выездом на полигон) совместно с представителем заказчика составлялся «Акт устранения замечания…». Но чтобы получить этот «Акт…», нужно было пройти долгий тернистый путь бюрократической волокиты. Требовалось написать письма с изложением замечаний комиссии в наше министерство, в МПСС, нашему заказчику заводу-изготовителю средства связи, в заказывающее управление этого средства. Речь, как правило, шла о серийно выпускаемых для войск средствах связи. Письма могли ходить месяцами, прежде чем на них появлялись нужные визы и подписи. В некоторых случаях приходилось, как мы говорили, «приделывать письму ноги». Я ехал в Москву в наше министерство. В главке у нашего куратора брал письмо (вся переписка велась в то время под грифом «секретно»), и в нарушение строгих правил обращения с такими документами, засовывал его «за пазуху» и в городском транспорте ехал в МПСС или к заказчику собирать нужные визы и подписи. Это был, частенько, единственный способ подписать к нужному сроку «Акт…» об устранении замечания. Вспоминаю и удивляюсь, как нам в таких условиях удавалось выполнять порученную работу в срок?…»

Особенно много забот доставила нам аппаратура внутренней связи и коммутации (АВСК). Её разработали и серийно изготавливали на заводе «Радиоприбор» (г. Запорожье). Главным конструктором этой аппаратуры был Гайсинский Борис Михайлович. Мне ещё придётся вернуться к этой фамилии. Все КШМ, изготовленные на базе БТР-70, имели в своём составе АВСК этого типа. Нам тоже было предписано её применить. Аппаратура рассчитана на подключение и коммутацию четырёх радиостанций (в наших КШМ было пять радиостанций и АПД «Базальт», телефонная ЗАС гарантированной стойкости). К АВСК подключались все внутренние переговорные устройства и внешние линии связи. Недостатки коммутационных возможностей требовали разработки дополнительных блоков, сопрягаемых с АВСК. Блоки аппаратуры соединялись не экранированными кабелями. После первого этапа испытаний стало ясно: нам без новой АВСК обойтись будет очень трудно. Дело осложнялось тем, что завод «Радиоприбор» категорически отказывался согласовать нам применение этой АВСК и заключить договор на поставку аппаратуры, хотя все необходимые разрешения были нами получены. В своих «Воспоминаниях…» я описываю историю разработки новой АВСК для наших КШМ. Она того стоит. Но об этом –позже.

Первые опытные образцы АПД «Базальт» работали неустойчиво. Для них была неудачно выбрана элементная база. Часто отправленные кодограммы пропадали неизвестно где. Это могло происходить по целому ряду причин. Например, два передатчика одновременно передали в радиосеть кодограммы, не получив сигнал о том, что сеть уже занята. Кто-то из недисциплинированных испытателей, офицеров, радистов включился в радиосеть в голосовом режиме (помните: должен быть обеспечен приоритет голосовой связи над телекодовой?), а в радиосети из десяти корреспондентов таких «любителей поговорить» могло набраться около 50 человек. Или нерадивый водитель КШМ опустил антенны и забыл их поднять, проехав под препятствием. Могли быть и другие причины, приводящие к потере кодограмм в сети, в частности, ошибки в алгоритме обмена сообщениями в сети.

Из «Воспоминаний…»

«… Оператор, сидящий за АРМ, набирал на дисплее сообщение, нажимал на кнопку и кодограмма из бортовой ЭВМ передавалась в АПД. Что с ней проходило дальше, оператор не знал. Она исчезала у него с экрана и всё. Передана ли она, доведена ли адресату, он не знал. На стойке АПД в блоке модема стоял маленький стрелочный индикатор. Разработчики АПД установили его для своих целей. На нём четко было видно, когда кодограмма поступила на вход радиостанции, когда пришла квитанция о доставке сообщения адресату. Но этой информации не было, ни на рабочем месте оператора, ни на рабочем месте радистов. Поэтому оператор, отправив кодограмму, резко (чтобы успеть) разворачивался на своём кресле почти на 180 градусов и следил за показаниями прибора. Разработчики АПД отказывались вывести этот и другие сигналы, характеризующие телекодовый обмен в сети, на внешний разъём. Стыки АПДрадиостанция и АПД – бортовая ЭВМ согласованы, и всё. Увы, такая ситуация сохранилась и в последующих модификациях АПД.

Внутри АПД была масса полезной информации о процессе телекодового обмена (сколько было исправлено ошибок в принятом сообщении, какое качество канала, сколько раз пришлось передавать сообщение до получения квитанции, сколько забраковано сообщений с просроченным временем доставки – последнее особенно важно для своевременного обнаружения навязанных противником преднамеренных помех, и много другой полезной информации). Радист в КШМ мог контролировать работу телекодовой сети только «на слух» подключившись к радиостанции и рискуя нарушить работу в радиосети. Все наши обращения к разработчику АПД и к заказчику по этим вопросам остались без ответов. АПД «Базальт» разрабатывалась для Минска, но мы не были держателями ТТЗ на эту аппаратуру, а заказчиком был НВС. У него, наверно, были другие интересы.

Не получив квитанции, отправитель частенько переводил радиостанцию в голосовой режим, пытался вызвать адресата и спросить его: «Получил мою кодограмму о том-то или нет?». Такая «проверка» ещё больше нарушала работу сети обмена данными. Всё это происходило потому, что средства автоматизации (аппаратура рабочего места, бортовая ЭВМ), АПД, сеть связи работали каждая сама по себе. Не было единого, продуманного алгоритма работы. Не было единого подхода к проектированию аппаратуры, отвечающей требованиям системы управления. На пути к этому непреодолимой преградой стоял «маленький» пунктик в ТТЗ на АСУВ: использовать в части связи только то, что есть в войсках или принято на вооружение.

Ситуация ещё больше осложнилась, когда к комплексу была подключена ЭВМ «Бета-3М», размещенная в отдельном МТЛБу. Она должна была работать в движении, получая по радиоканалам исходные данные и передавая результаты решения задач адресатам. Добавились сбои на стыке ЭВМ-АПД. Сообщения чаще стали проваливаться в тартарары. Решили отрабатывать все процессы управления на месте, заменив радиосети проводными линиями, по которым работала АПД. Я предложил использовать для контроля за прохождением кодограмм самописцы. Раньше мы их успешно использовали для контроля состояния каналов связи на испытаниях АСУ «Воздух». Нужное количество подходящих по своим параметрам самописцев нашлось в институте и на МЭМЗ.

Организовали оперативную громкоговорящую связь между всеми рабочими местами (всё по проводам), т. к. КШМ стояли компактно в боксах для хранения техники и на площадке. Всем процессом испытаний руководил один дирижёр-руководитель Игорь Витальевич Курицын –Главный конструктор Командного Пункта (КП) дивизии и КП полка. Записи на лентах самописцев привязывались чётко ко времени: операторы на местах периодически наносили на ленты отметки времени. По записям на лентах ясно прослеживалось, когда кодограмма передана, получена ли квитанция, где в сети сообщения «столкнулись» и помешали друг другу быть принятыми. Анализ лент немало озадачил разработчиков АПД, разработчиков алгоритмов адресации сообщений. Пришлось срочно вносить изменения в АПД.»…

 

Из «Воспоминаний…»

Штыревые антенны и «контактные помехи»

Механизмы подъёма и опускания антенн (четырехметрового штыря для р/ст Р-130М и Р-123МТ; штыря 3,4 метра для р/ст Р-111) доставляли связистам много проблем .Из-за них часто связь ухудшалась, а иногда пропадала. Эти устройства выпускались серийно запорожским заводом «Радиоприбор», поставлялись в войска. Они применялись на всех КШМ, изготовленных на базе колёсных БТР. Но при эксплуатации их на МТЛБу часто случались механические поломки. Эти механизмы были полностью переделаны нашими конструкторами и стали изготавливаться на МЭМЗ.

Много неприятностей доставляли нам «контактные помехи». Они возникали, когда хотя бы одна р/ст включалась на передачу. В бронеобъекте масса непостоянных электрических контактов между всякими железками, которые во время движения КШМ начинают дребезжать, стучать, тереться друг о друга. Это и петли люков, и крышки ящиков с имуществом, и шанцевый инструмент, закреплённый на броне, и пр. и пр. Одни траки гусениц чего стоят! В местах трения возникают непостоянные электрические контакты. Когда они облучаются мощным сигналом радиопередатчика, то возникает целый спектр радиопомех. Мощность их невелика, но вполне сравнима с мощностью сигнала, поступающего от удалённой радиостанции. В итоге дальность связи снижалась в несколько раз. Военные специалисты из 16ЦНИИИС, сопровождавшие заказ, устно (без бумаг) советовали: экранируйте, ищите точки, где нужно заземлить аппаратуру и металлические детали на МТЛБу, подбирайте длину высокочастотных фидеров, соединяющих основания штыревых антенн с высокочастотными разъёмами-изоляторами, установленными в местах прохождения фидера через броню. Военные связисты превратили нас в «подопытных кроликов». Представитель 16 ЦНИИИС Федяев (это он в Бронницах «исследовал» влияние контактных помех на радиосвязь) подсказывал, что нам ещё сделать, чтобы добиться записанной в ТТЗ на радиостанцию дальности связи. Приходилось вынимать всю аппаратуру из КШМ (для этих целей выделили две КШМ) и устанавливать заземляющие перемычки то в отдельных точках, то по периметру стойки, то подбирать длину фидера, то его экранировать, то снимать экран… Напомню, это всё касалось существующих средствах связи. Никакого дополнительного времени для решения проблем связи нам не отводилось. После очередных переделок КШМ разъезжались на 30, 40 километров и проверяли все виды связи. Не удавалось достичь записанных в ТТЗ требований – и всё начиналось заново.

Надо сказать, что и у нас в институте к требованиям связистов относились частенько с недоверием и пренебрежением. Все кабельные соединения блоков аппаратуры внутри КШМ были выполнены не экранированными кабелями с соответствующими разъёмами (за исключением аппаратуры «Базальт»). Толстые жгуты кабелей опутывали стойки с аппаратурой. Естественно, помехи от аппаратуры, кабелей были дополнительной причиной снижения дальности связи. Ещё при разработке конструкторских документов на опытные образцы КШМ, я требовал, чтобы были использованы только экранированные разъёмы и кабели. Меня подняли на смех: «Опять эти связисты выдумывают всякую ерунду. То придумали какие-то «контактные помехи», то теперь им кабели не нравятся». Начальство меня не поддержало. Вся документация на кабели разрабатывалась в лаборатории Хилькевича. Это был хороший добродушный человек. Когда я с ним заводил разговор о необходимости экранирования кабелей, раздельной прокладке кабелей связи и силовых кабелей, он бил себя кулаком в грудь и говорил: «Не волнуйся, я беру всю ответственность на себя. Я уже понаделал множество кабелей и всегда всё было в порядке». Прошло 7 лет (с 1970 г.) и КШМ подверглись специсследованиям на предмет несанкционированной утечки информации. После этого Хилькевичу пришлось все кабели переделывать. И нам, связистам, стало легче дышать…».

Но самое главное и самое печальное было то, что радисты КШМ и их командир начальник связи дивизии оказались информационно оторванными друг от друга. Я уже упоминал, что по настоянию НВС служба связи дивизии не была включена в процесс автоматизации управления. Ни начальник связи дивизии, ни один из его офицеров не имели своих автоматизированных рабочих мест. Поэтому получить информацию от своих подчинённых о состоянии связи или передать им какие-либо распоряжения через сети телекодового обмена он не мог. Переводить радиосеть в режим голосовой связи – значит нарушить телекодовый обмен и, как следствие, нарушить процесс автоматизированного управления войсками. Радисты, находящиеся в КШМ, оказались ещё в более сложном положении. Кроме аппаратуры связи КШМ, им надлежало обслуживать аппаратуру автоматизации. Десятки возможных режимов работы аппаратуры связи и автоматизации, сотни индикаторов на табло и панелях аппаратуры (посмотрите на фото.1 (см. 1 часть) и фото.2 и убедитесь в этом) требовали особой квалификации радистов, чтобы справиться со своими обязанностями. Радист не имел фактически возможности доложить своему начальнику о состоянии связи или получить указания. Передать сообщение по телекодовой сети он мог только так: по внутренней связи КШМ вызвать одного из офицеров, отвлекая его от решения боевых задач, и попросить передать сообщение в такой-то адрес. Начальник связи дивизии мог довести свои указания до радистов только через офицеров КШМ со средствами автоматизации. Своего АРМ у НС дивизии не было. Для управления связью можно было задействовать голосовую связь, например, радиостанцию Р-134М. Она, как правило, не использовалась для телекодовой работы. Но это сразу лишало АСУВ важного качества – скрытности. Радиоразведке противника вскрыть принадлежность телекодовых радиосетей очень сложно, если вообще возможно. Легко организовать ложные сети телекодового обмена, как мы это сделали на одном из учений в Белорусском военном округе, введя в заблуждение службу РЭБ.

Сказанного достаточно, чтобы сделать вывод: исключение службы связи дивизии из процесса автоматизированного управления было ошибкой. А может так и было задумано?

Карп В.А.

 

СМ. ПРОДОЛЖЕНИЕ СТАТЬИ



Поделиться в социальных сетях:
Опубликовать в Одноклассники
Опубликовать в Facebook
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир


При использовании опубликованных здесь материалов с пометкой «предоставлено автором/редакцией» и «специально для "Отваги"», гиперссылка на сайт www.otvaga2004.ru обязательна!


Первый сайт «Отвага» был создан в 2002 году по адресу otvaga.narod.ru, затем через два года он был перенесен на otvaga2004.narod.ru и проработал в этом виде в течение 8 лет. Сейчас, спустя 10 лет с момента основания, сайт переехал с бесплатного хостинга на новый адрес otvaga2004.ru