Об одной из «горячих» командировок вспоминает офицер отряда «Витязь» майор Фидель.
СИСТЕМА ОХОТЫ
В марте 2001 года сотрудник ГУБОПа вызывает нашего начальника разведки. Его в тот момент не оказалось на месте, и командир направил меня.
Поставлена задача: в Шалажах взять командующего чеченским юго-западным фронтом. Красиво звучит? На самом деле обычный мужик. Боевики, как и все опереточные генералы, любят высокие звания.
Закавыка в том, что Шалажи расположены неудобно. Далеко, в предгорьях южной Чечни. Ехать, становиться лагерем где-нибудь поблизости – гиблое дело. Чеченский генерал узнает и уйдет в Ингушетию. Оттуда его не выковырнуть. Надо рваться напрямую, брать его и смываться. И все это – ночью.
Посидели, покумекали с губоповцем, что к чему. Прихожу к нашему командиру, Палы-чу, с картой, докладываю, что надумали. Палыч пару замечаний внес, отшлифовал все до конца. Говорит:
– Давай к полковнику. Он командует операцией. Его позывной – «Двадцатый».
Я полковника и раньше знал. Он всю первую войну был «Двадцатым». Внешне чуток смахивал на гнома. Невысокий, черная вязаная шапочка торчит как колпачок.
Об операции ни одна лишняя душа не знает. «Двадцатый», Палыч, опер из ГУБОПа и я…
«Подорвались» мы и понеслись через Грозный. Тут главная опасность, чтобы со своих блокпостов ненароком не обстреляли. Вышли из Грозного, притопили акселераторы на полную. Долетели до Шалажей мухой. Так хорошо шли, разведка нас замечательно провела.
В Шалажах разошлись по адресам. Генерал попался мне на зубок. Я сначала даже не поверил, что это он. Взяли всех мужиков, что были в доме. А генерал этот кричит:
– Их берите, они чужие! Я хозяин, я не при делах!
Потом выяснилось: мужики – его охранники.
У меня был один лейтенант, «кавказец». Чеченцев ненавидит искренне и глубоко. Ка-ак дал генералу ботинком под зад. Тот рыбкой влетел в нижний люк бэтээра!
Вышли мы из села. Губоповцы с нами были. Доложили, что взяли мы много народу, и все толковые люди.
В Гехах нас остановили, стали перегружать задержанных. При всех, открыто, прямо на площади. Все видят. Народ набежал. Я к губоповцу:
– Что вы творите?
– Я, что ли, творю?! Это сверху…
А через две недели всех задержанных выпустили. Якобы ничего на них не нашли.
Хотя польза от операции, конечно, была. На две недели исключили чеченское бандитское руководство из игры. Они проверяли людей, искали, где утечка информации.
Через неделю мы поехали в горы, где у задержанных были тайные блиндажи. Там хранилось обмундирование. Хотели сразу блиндажи осмотреть, но Палыч велел повременить, посоветоваться со старшими братьями – армейцами.
И правильно сделали. Подходы к предгорьям оказались заминированы. Стояла «система охоты». Там был зарыт компьютер с акустической системой, которая улавливает только человеческие шаги, даже на зверя не реагирует. Зашел в зону мин, озээмка – бах! – раненые лежат. Подходят санитары, вторая мина – бах! И так до пяти раз. На шестой раз взрывается сама система.
Мы проехали на технике. Вышли с линии охоты и пошли пешком.
Про блиндажи нам тот же агент сказал, что и про генерала. Агент – сам активный боевик. Все продается, все покупается.
Работают за бабки. Поставил фугас – деньги заплатили, сдал информацию, что фугас стоит, – еще раз заплатили. При разминировании сапер подорвался – еще раз заплатили за то, что фугас все-таки сработал.
Мы как-то смеялись с оперативниками: «Если агентуру всех ведомств перестрелять, война закончится за неимением неприятеля».
«НА ЗЛАТОМ КРЫЛЬЦЕ СИДЕЛИ…»
Весь декабрь 2001 года мы провели, работая по Старым Атагам и Чечен-Аулу. Здесь настоящее змеиное гнездо. В первую войну там были сосредоточены большие чеченские отряды, в том числе и знаменитый отряд «Борз». Он был укомплектован за счет жителей Старых Атагов.
Предновогодняя подготовка началась с того, что мы нашли тайник убитого в прошлом году при задержании полевого командира Якуба. Тогда тайник искали, но не нашли.
…Подъехали к дому Якуба. Крыльцо огромное, красивое. Сделано капитально, обложено плиткой, идти в обуви по нему жалко. Я бы сам никогда не решился крыльцо разломать, жаль людского труда. Забыл только, что дело мы имеем с нелюдями.
Один боец из четвертой группы решил проверить это крылечко. Оно почти в рост человека, а внутри – оштукатуренная камера. Оружия в ней! Десять ПК, две снайперские винтовки, тридцать автоматов, противотанковый гранатомет РПГ-7, несколько одноразовых гранатометов, ручные гранаты, гранаты к РПГ-7 двойного кумулятивного действия (страшная штука, пробивает практически все – 1,5 куба железобетона свободно, насквозь, любой танк), термобарические гранаты объемного взрыва к этому же гранатомету (у нас таких не хватает). Осколочные гранаты. Тысяч восемьдесят патронов, взрывчатки килограммов шестьдесят, самой разнообразной, начиная с тротиловых шашек, заканчивая пластидом, извлеченным из различных зарядов. Этим всем можно было вооружить хорошее подразделение для диверсий или даже боевых действий обычного, линейного порядка. Тайник замуровали на длительную консервацию.
КРАЙ ВЕЧНОЙ ОХОТЫ
После находки в крыльце у нас одно за другим пошли боестолкновения. В эти же дни ребята привезли нам «гуманитарку». С ними приехал гражданский, из организации, которая нам ее поставила. Он с видеокамерой носился. Напросился с нами на выезд.
Ехали из Ханкалы в Старые Атаги. Я его предупредил:
– Садись с этой стороны и прикройся бронещитком. Будем проезжать заводскую зону и кладбище возле Аргуна, там, как правило, с правой стороны подрывы, а слева обстрелы. От пуль щиток, конечно, не защитит, а осколок, может, и отведет.
И только мы проскакиваем кладбище – взрыв и обстрел. Гражданский:
– Ого! – и глаза с чайное блюдце. Снимает и снимает на камеру.
Ночью поехали в Чечен-Аул брать эмира, главного бандита этого населенного пункта. Эмир – нечто среднее между воинским званием и должностью, а скорее, и то, и другое в одном лице. Командир среднего звена.
Часа в три ночи блокировали целый район и его дом. Разведгруппа пошла внутрь. Лейтенант Жека ворвался первым. А эмир в него из АКСУ в упор три пули в грудь всадил. АКСУ – укороченный автомат, его еще называют «ублюдок». Для уличного боя он не слишком удобный, а для ближнего, в комнате – в самый раз. Жека испытал это на своей шкуре. Его аж вынесло из комнаты. Бронежилет спас. Автоматные магазины в разгрузнике разворотило.
Тогда мы стали забрасывать комнату гранатами. Дом, естественно, загорелся. Из горящей комнаты эмир отстреливался. Всё молитвы кричал, подбадривал себя. С ним в доме находился еще один боевик, он с Басаевым в Буденновске был. Внешне такая чмошная фигура, никогда не подумаешь, что реальный бандит.
В конце концов эмир вышиб окно. Возник в оконном проеме, босиком. На нем уже полопалась кожа от жара, хорошо его припекло. Кабан здоровый. Бывший мастер спорта… Он вылетел как раз на группу блокирования, и его уничтожили. Как и второго боевика. Оба ушли в край вечной охоты.
Охрана бросила своего эмира, когда запахло жареным в прямом и переносном смысле. Пытались обстреливать нас издалека, но мы им ответили! Они и ушли.
А наш гражданский все бегает с камерой. На следующий день едем в Старые Атаги и нарываемся еще на двух бандитов. Случайно, не по тому адресу пошли. Через три дома от нас выскакивают два черта с автоматами, и начинается погоня с перестрелкой.
Гражданский, переполненный впечатлениями, кричит:
– Вы чего тут?! Отдыхать у вас времени нет?! Целыми днями как на охоте…
Но после этого случая мы решили, что пора гражданского домой отправлять. Он уже никакой от событий. За полтора суток – три перестрелки.
СПЕЦНАЗОВСКИЙ ЭКСТРИМ
Конец декабря 2001 года. Грязь и водяные брызги с серого неба. Временами легкий морозец и снег. Мороз лучше – не так скользко и не так мокро. Обувь промокнет, ее сушить негде. Все время мы в разъездах.
Родилась идея. Работаем, работаем в одном районе, бандиты из него ушли, а мы – взяли и мотнулись куда-нибудь накоротке. Выскочили, отработали и обратно.
Взяли информацию по Цоцин-Юрту и с минимальным количеством людей рванули туда ночью. Примчались и под утро начали шерстить.
Наши поисковые группы на двух бэтээрах барражировали по Цоцин-Юрту. Параллельно с нами колесили на легковых машинах боевики. Обстреливали нас. Но больше перепало 352-му разведбату 46-й бригады, который работал с нами. Именно их поисковые группы чаще всего нарывались на «чехов».
Цоцин-Юрт большой, адресов много. От нас поехало семь групп, и от разведбата – пять. Остальные наши остались под Старыми Атагами изображать бурную деятельность.
И вот бандиты обстреляли разведбат раз, два, три. На четвертый слышим, такая пальба полыхнула! По связи спрашиваем: «Что там?» «Разведчики влетели на адресе».
Отрабатывая свои адреса, мы потихоньку вышли на стрельбу. Разведгруппу долбят. Два офицера – командир взвода и командир роты – убиты в первые секунды боя. Мы вытащили из-под огня пятнадцать раненых бойцов. Из них двое потом умерли в госпитале. Наш док сразу сказал: «Не жильцы».
Грохнули на этом адресе несколько «чехов» и ушли оттуда.
Часа три мы там колупались, подустали немножко. Выбрались из населенного пункта, сели обедать. В это время приехали корреспонденты, телевидение, заместитель командующего группировкой. Съемки, трупы боевиков, выложенные в ряд…
Мы еще обедали, когда нас резко подняли. Сперва подумали, что это для съемок. Отреагировали по-своему:
– Твою через твою, через кочергу… Нашли кого поднять для красивых поз!
А нам вдруг сообщают, что подъем боевой. Выезд в город. С вертолета заметили, в каком дворе стоит машина, с которой нас обстреливали. Мы – на адрес. Блокировали. Посмотрели – никого. Через несколько домов от нас выскакивают два черта в синей форме, смахивающей на милицейскую, омоновскую. У нас охотничий азарт. Летим за ними. Им-то хорошо, они налегке, без бронежилетов, без снаряжения. Автомат и пять-шесть магазинов. А мы все грузные ребята. И грязь жуткая под ногами. Бежим по огороду, а на каждом ботинке килограмма по три грязи, не меньше.
Я думал, у меня сердце выскочит. Выбегаем через огороды на другую улицу, а там – засада! Ка-ак нам дали прикурить! Мы врассыпную. Я забираю влево, куда уже убежали трое наших. Они проскочили под выстрелами, и мне один из них орет:
– Фидель, не беги сюда, здесь стреляют!
А я понимаю, что остановиться не могу. Меня сразу заколбасят. Лечь невозможно. Лежачего не сразу, но тоже пристрелят. Поворачивать? Но там узкая тропа между заборами – ни вправо, ни влево. И сзади на меня бегут еще человек пятнадцать. Я закупорю – будет групповая цель, бей не хочу. Надо бежать. И я бегу. Справа сетка-рабица, как под током, искрит от пуль. Я скосил глаза и вижу: из-за этой сетки, метров с тридцати, два дурака поливают меня из автоматов, как из шлангов.
Деваться некуда, и я ломлюсь из всех своих силенок. В конце концов мне что-то по ноге – стук! Как будто палкой по икре шарахнули. Меня аж развернуло, в горячке чуть не упал. Но ковыляю дальше. Мысль только об одном: «Как, интересно, попали?» Боли не чувствую. За углом хватаюсь за ногу. Вроде контузило, рикошетом. Рукой желвак нащупал – вспухло, но крови, кажется, нет. Паша, майор, стоит, за голову держится.
– У меня, по-моему, пуля в голове, – сообщает.
– Да хватит тебе выдумывать, – отмахнулся я. – Если бы у тебя была пуля в голове, ты бы лежал сейчас и не болтал лишнего.
Мы с офицером ФСБ и нашим лейтенантом пошли влево. Я рассудил, что боевики, которые на нас напали, будут уходить влево, потому что справа наши рассыпались и охватили их полукругом.
Отскочили мы влево через два дома. Там металлический забор примерно в рост человека. С трудом голову высунуть можно, привстав на цыпочки. Мы втроем высовываемся над забором и видим: за оградой, метрах в тридцати, шесть «чехов» стоят. По жестикуляции видно – обсуждают, идти вправо, к своим на выручку или не идти.
Мы высунулись, «чехи» нас мгновенно увидели и растерялись. Я сразу стрелять начал и нашим кричу: «Стреляйте!» «Чехи» в разные стороны. Прицелиться как следует не удавалось – автомат выше уровня глаз. Но одного мы ранили. Он хрюкнул и присел, чувствуется, неприятно ему. Остальные рассыпались и залегли.
Я понимаю: мы в них не попадем, а они сейчас лягут и прицелятся… Кричу: «Ложись!» Что там металлический забор – два миллиметра толщиной! Ка-ак над нами засвистело! Решето из забора. Секунд десять прошло, я говорю:
– Все. Они отстрелялись. Пора линять.
Мы с фээсбэшником рванули влево, забежали за угол забора. Лейтенант остался лежать, всунул ствол автомата в щель бетонного основания забора и вслепую по огороду бьет, чтобы «чехи» ничего не предприняли. За углом два пролома в заборе, забранные сеткой-рабицей. Ни укрытия, ничего. Думаю: «Ладно, лягу я, они меня, лежащего, не заметят». Изготовился к стрельбе, нацелившись на сетку, где она слегка провисала. И шепчу про себя: «Ну, идите, ребята!»
Ребята, как по заказу, выскакивают. Опускают сетку. Начинают перелезать. Как только кучка образовалась, человека четыре, я в нее одиночными выстрелами начал магазин выпускать. Будто червей разворошил. Они обратно – им не до стрельбы, сами под огнем. Особо не выделывается никто. Пули рикошетят по рабице. Убрались они, а у меня патроны кончились. Оглядываюсь, а фээсбэшник стоит за углом в полный рост. У него позывной «Геолог», потому что он из ФСБ, информацию нарывает… Я ему кричу:
– «Геолог», ложись!
Листы хоть и железные, но тонкие. «Геолог» мне в ответ брезгливо:
– Грязно!
– Ложись, дурак! Прикрой меня!
Он плюхнулся. Я откатился назад перезарядиться. «Геолог» высунулся и начал вдоль забора из автомата стегать. По нему дали ответную очередь, и он вдруг застонал.
– Ай! Фидель, я ранен!
У меня внутри аж захолодело. Он-то по пояс высунулся. Скорее всего в грудь влетело. Ну все, кранты… Нет, оказалось – в левую руку. Кричу ему:
– Отползай! Кинь магазинчик, у меня всего полтора осталось.
«Геолог» два магазина бросил. Тут я успокоился. С двумя магазинами можно долго сидеть. Я всегда одиночными стреляю. Жду. Моим «чехам» деваться некуда. Чего мне высовываться, рисковать? Они все равно пойдут по улице, а я из-за угла ее всю просматриваю. Как в тире, могу работать. Единственное, что меня немного тревожило, – автомат не мой. Позаимствовал его перед операцией у наводчика пулемета БТРа, ему он в бэтээре не нужен. Вроде автомат пристрелянный…
Тут «чехи» поперли. Перебежками, по одному. Я выцеливаю, стреляю – и никак попасть не могу. Я вне себя. То ли стрелять разучился, то ли автомат все-таки не пристрелян. Между мной и боевиками три слоя рабицы, но встать нельзя, чтобы сверху стрелять. Справа ведь идет капитальный бой. В отличие от нас, там большие силы схватились. Наших человек двадцать, и столько же боевиков. Оттуда рикошеты идут со страшной силой. Встанешь, может и грохнуть. Думаю: «Не-ет, моя жизнь дороже этих дураков, я лежа постреляю».
Первые двое перебежками, перебежками, почти ушли. Вторая пара пошла. Решил: сделаю несколько выстрелов, но точных. Полежал секунд десять, успокоился, тщательно выцеливаю. Стреляю… Мимо! Стреляю… Опять не попал!
Они уже пешком идут от меня. Даже не перебежками – пешком уходят! Я аж взбесился. Напоследок два таких выстрела сделал, что один даже споткнулся, но спокойно так дальше пошел. «Надо же, какие ребята отчаянные!» Четверо ушли. Двоих я отсек.
Мы остались лежать. Прикрывали этот участок часов до десяти вечера. Я чувствовал, что по ноге начала стекать кровь. А боли не было. Опасался только, что от потери крови меня поведет. Не отключиться бы.
Закончились зачистки домов. Никого не нашли, лишь потеки крови повсюду. Ночь, особо не подергаешься. «Чехи» по дорожке отхода мины поставят, не обрадуешься.
И мы выбрались. Нас сразу к врачу. «Геологу» руку перевязали, мне – ногу. Все-таки пуля внутрь вошла. Слепое ранение. А у Паши и в самом деле пуля оказалась в голове. Вернее, рубашка от пули застряла под кожей над ухом. Немного глубже вошла бы – все. Кроме того, у него оказалось пять сквозных ранений осколками пуль: в бок, руку и ногу. Пули бились в кирпичную кладку, кололись вдрызг и отлетали в Пашу.
Мы в госпитале переночевали. Утром встали – что делать? На дворе 31 декабря. Вот он, Новый год! Стоп винты, стоп колеса, стоп моторы. Ничего не летает, ничего не ездит.
– Будем встречать Новый год здесь, – говорю я.
Паша с «Геологом» завелись.
– Блин, надо ехать на базу, в Ханкалу.
– Как? На чем?
– На такси, – не смутились они.
– Я дорогу знаю, – горячился «Геолог». – От блокпоста к блокпосту. Что тут ехать? Доедем!
Написали отказ от госпитализации. «Геолог» поймал такси. Я на переднее сиденье. Демонстративно перезаряжаю Стечкин. Таксисту говорю:
– Если что, не обижайся, первая пуля твоя.
– Командир, чего там, – понял водила.
Я никогда так не психовал, но мы моментом долетели до Ханкалы. Отпустили таксиста, в его машину тут же загрузились такие же остолопы, как мы. Тоже куда-то ехать, Новый год встречать.
Отмечать праздник нас зазвали к себе фээсбэшники. От них мы и узнали продолжение истории с Цоцин-Юртом, когда я стал сетовать, переживая недавний бой.
– Стрелял, стрелял… А они пешком ушли. Вот такой я стрелок!
Фээсбэшники смеются и переглядываются.
– Сегодня осматривали место, где ты стрелял. Там два трупа нашли. Те, что пешком шли, – все в дырках. Потому они и шли, что бежать уже не могли. Они тоже на адреналине были, зашли за угол, упали в канаву и умерли, – Мы утром обыскали все вокруг, – продолжал рассказывать другой фээсбэшник. – Шесть лежек нашли, замаскированных копнами кукурузы. Откинули копны, а там все в крови. Тяжелораненые в этих лежках были. Короче, вчера вы восьмерых уничтожили и нескольких ранили. Они все известные боевики.
НАЧАЛО «НОВОЙ ЖИЗНИ»
31 декабря новогодняя жизнь началась для нас с выезда в село Новая Жизнь. Вот такой каламбур. Накануне был радиоперехват, из которого узнали, что в Цоцин-Юрт пытались прорваться боевики из Новой Жизни. В Новую Жизнь мы и нагрянули.
Правда, я с фээсбэшником и Пашей остался на базе. Из-за ранений. О том, что происходило в селе, мы узнали от ребят.
В группе блокирования дома стоял наш снайпер. Его позывной «Капрал». Стоял, смотрел по сторонам, как положено. Выглянул на огороды. В глубине белела небольшая мазанка. Снайпер смотрит, а к этой мазаночке из другого дома посылают пацаненка. Он ему: «Стоять! Обратно иди!»
Через какое-то время от третьего дома старик идет.
– Ко мне, старый, – скомандовал «Капрал»
– Я заслуженный учитель Чеченской республики. Я просто иду.
– Постой пока, потом вместе сходим. Походим, погуляем…
Из дома выходит старлей, командир группы. Его позывной – «Вам», потому что если он ударит, то – всё!
«Капрал» докладывает командиру ситуацию.
– Кто в мазанке? – обратился к старику «Вам».
– Там дети.
«Капрал» глянул в прицел снайперской винтовки и видит: к окошку мазанки изнутри такая харя приблизилась!
– Там явно не дети.
Подошел «Джафар». Он не чеченец, это у него позывной такой из-за черной густой бороды. Без нее у «Джафара» обычное русское лицо, а с бородой – кавказский разбойник, да и только.
«Джафар» старику:
– Пошли. Ты – первый, я – второй.
Остальные рассыпались по двору, блокируют. Старикан подошел к дверям, открыл, сказал что-то внутрь и опять закрыл дверь:
– Они боятся выходить. Отойдите, тогда дети выйдут.
– Если не выйдут, гранату брошу, – пообещал «Джафар».
Старик снова дверь открыл, а оттуда две «эфки» вылетают. «Джафар» оттолкнул деда, сам отпрыгнул в сторону и упал.
Еще один наш, лейтенант, стоял напротив мазанки, около дерева. За него он и повалился. Дерево толщиной сантиметров десять – не закроет, конечно. Прозвучало два взрыва. С дерева осколками содрало всю кору, оно белое стояло, а в лейтенанта ни один осколок не попал, хотя метра полтора до взорвавшихся гранат было. Контузило только его и оглушило сильно. Он даже отключился…
«Джафару» ничего, он вскакивает, обегает мазанку и сталкивается с двумя дураками. Они под шумок, за взрывами выскочили из мазанки. Между «Джафаром» и ними два с половиной метра, и они дружно начинают садить друг в друга из автоматов. В «Джафара» ни одна пуля не попала. Он ранил обоих. Они стали убегать. «Джафар» тоже – перезарядиться. Раненые быстро не бегают. Группа блокирования их догнала…
Еще двое боевиков из мазанки выскочили. Гранатами защищались. Одного из них «Капрал» снял. А второй в канаву заскочил, начал отстреливаться, но, когда в очередной раз высунулся, его другой наш снайпер снял.
Стали выяснять, кто эти четверо уничтоженных боевиков. Оказалось, что все – полевые командиры. Пришли на совещание. Один из них учился в Пакистане и планировал многие крупные операции.
Таких боестолкновений было много. Но с этого момента противник стал все больше нас бояться, а мы действовали все активнее и активнее. Тут очень важно психологическое состояние. Мы были охотниками, а «чехи» только и думали, как запрятаться подальше. Если человек рассчитывает только убегать, он нормально воевать не сможет. Не важна численность, и не столько важно оружие, – важен настрой на битву. Для «чехов» началась тяжелая жизнь. Они психологически ломались только при одном известии, что на задачу вышел «Витязь».
Подготовила Ирина Дегтярева
