Чечня… Одиннадцатый год войны. Дважды занят Грозный. Не раз имели мы возможность одним махом захватить и уничтожить «верхушку» бандитов. Не вышло. А противостояние продолжалось и спустя десять лет. Сам собою возникал вопрос: откуда у бандитов появляются оружие и взрывчатка? Как боевики попадают в наши города, минируют жилые дома, взрывают самолеты? Каким образом легализуются в органах власти и милиции? Причин, думается, много. И в числе основных, как бы это ни было горько осознавать, – предательство.
В 1995 году, в первую чеченскую войну, мне лично пришлось столкнуться с этим. О нескольких случаях я расскажу ниже. Но не хотелось бы зацикливаться на предательстве, ведь любая война – это прежде всего сила духа парней, выносящих на своих плечах всю ее тяжесть, это трагическое и комическое рядом. Именно из этого в действительности складываются боевые будни.
В воспоминаниях могут быть небольшие неточности, все-таки очень много лет прошло. Но главное я помню хорошо и белое с черным не перепутаю…
«Не стреляй, дурак, – меня дома ждут»
Отслужив срочную в ВДВ, я хотел продолжить службу в «крылатой гвардии». По контракту. Но разнарядка была только в пехоту. А уж там я настоял на разведке.
Наш разведвзвод в батальоне был нештатным. По крайней мере, так говорил комбат. Но вооружение и обеспечение были на высоте. Только в нашем взводе из всего батальона были две БМП-2 и БРМ. На БМП моего отделения, на левом фальшборту, я написал белой краской: «Не стреляй, дурак, – меня дома ждут».
Мы были вооружены по максимуму: пистолеты, автоматы, пулеметы, ночные прицелы. Был даже большой пассивный «ночник» на треноге. Этот список дополняли маскхалаты и «горняки». Кроме разгрузок, нам и желать было нечего.
Командир взвода старший лейтенант К. был личностью неоднозначной. В прошлом боец ОМОНа, уволенный то ли за пьянку, то ли за мордобой. Снайпер Санек, мой земляк, тоже контрактник. Я – разведчик-гранатометчик. Остальные – срочники.
По прибытии в Чечню нашему батальону была поставлена задача по охране и обороне аэропорта Северный. Часть батальона разместили по периметру аэропорта. Другая часть, в том числе штаб и мы, разведчики, расположилась недалеко от «взлетки». Наши «крутизна» и самоуверенность чувствовались во всем.
Все палатки в лагере были закопаны по самые верхушки, и только три наших торчали, как «три тополя на Плющихе». По первости мы обложили их ящиками из-под НУРСов, которые собирались наполнить землей. Но прохладными ночами наши ящики сгорали в топках буржуек. Мало того, в палатках мы устроили нары. Слава богу, что не нашлось желающих обстрелять нас из минометов.
Через некоторое время в батальоне появились первые потери. Одна из БМП наехала на противотанковую мину. Механик-водитель был разорван, наводчик контужен. Десант с брони разметало в разные стороны. После этого участников подрыва можно было легко узнать по форме, скрепленной машинным маслом. Батальон подвергался редким обстрелам, хотя активность «духов» вокруг Северного наблюдалась. Видимо, этот фактор и наше желание работать по профилю подтолкнули командование организовать наблюдение в местах наибольшей активности боевиков.
В дневное время мы стали объезжать блокпосты нашего батальона на одной или сразу на всех трех машинах. Узнавали подробности обстрелов, места работы «ночников» и т.д. В ходе этих разъездов мы старались охватывать по возможности большую территорию. Во-первых, брало верх любопытство, а, во-вторых, этим мы хотели скрыть свой повышенный интерес к району аэропорта.
Один из таких выездов чуть не закончился трагедией. Мы выдвинулись всем составом, на трех машинах. На первой «двойке» командир расположился на башне, плюс на броне расселось еще несколько разведчиков. Не успели отъехать и нескольких сот метров от «взлетки», как вдруг сзади что-то грохнуло. В ушах звон, в голове растерянность. Что случилось, блин? Оказывается, по нам долбанула из пушки… следовавшая за нами «двойка». Командир истошно кричит: «Стой машина!» Не снимая шлемофона и не отсоединяя гарнитуры, делает оригинальное сальто в воздухе и падает на землю. Пулей залетает на вторую БМП и начинает костерить оператора-наводчика.
Нам крупно повезло. Следующая за нами машина была на расстоянии всего 8-10 метров, шла точно по колее, и только то, что ее пушка была поднята чуть выше нашей башни, спасло нас от гибели. Тридцатимиллиметровый снаряд прошел выше нас, а может быть, даже между командиром и наводчиком. Ехали-то они по-походному, сидя на башне.
Самое интересное, что этот же оператор на стоянке техники опять случайно выстрелил. На этот раз из ПКТ.
В тот день командир дал нам команду готовиться к ночному выезду.
Выдвигаться должны были небольшой группой на одной машине. Выбрали БРМ. Не только из-за спецоборудования, но и из желания скрыть подмену на посту охраны нашего батальона: днем с этого поста БМП-1 выехала в расположение батальона. Это был обычный выезд: в батальон ездили за продуктами, водой и почтой.
Как только начало темнеть, погрузились в машину. Все бойцы, кроме меня и командира, спрятались в десантном отделении, и мы двинулись через пролом в заборе аэропорта в сторону поста.
Подъезжаем к взлетной полосе и движемся вдоль нее, чтобы объехать. Нам говорили, что после взятия аэропорта по «взлетке» гоняли не только БТРы, но и гусеничная техника. Нам же строго запретили выезжать на полосу. Если на стрельбу и пуски ракет смотрели сквозь пальцы, то этот запрет выполнялся строго. Итак, едем вдоль взлетной полосы, а навстречу нам начинает разгоняться Ил-76. Его хорошо видно, он весь в огнях.
Вдруг командир дает команду повернуть направо и пересечь «взлетку». Механик, не раздумывая, поворачивает машину и, как мне кажется, недостаточно быстро пересекает бетонку. Самолет с ревом проносится мимо. Представляю, какие слова отпускали в эти мгновения в наш адрес пилоты. Но, видимо, судьба у этого Ила была такая. Когда самолет оторвался от земли и набрал несколько сот метров, в его сторону пошла длинная трассирующая очередь. Как нам всем показалось, из КПВТ или НСВТ. По крайне мере был слышен отдаленный звук крупнокалиберного пулемета. Кто стрелял, мы так и не узнали, но в том районе вроде бы стояло подразделение Внутренних войск. Версия стрельбы была одна – кто-то нажрался.
Иуды
Подъезжаем к посту охраны – кирпичной будке с прямоугольной крышей. С фронта за маскировочной сеткой скрывалась позиция из мешков с песком.
Пехота нашему приезду обрадовалась. Сегодня у них выходной. В подготовленный капонир загоняем БРМ в надежде, что со стороны не заметят подмену БМП. На крыше будки устанавливаем пост с большим «ночником». После обмена информацией начинаем расходиться по местам. Командир с двумя разведчиками остался на посту. Меня с напарником он определил на НП, который находился в воронке на расстоянии 150-200 метров от поста. Чуть дальше трое наших пацанов устроили еще один НП.
Лежим час, другой. Тишина. Мой напарник не отрывается от оптики, ему интересно. Для него это первый ночной выход. Он медбрат и почти безвылазно находится в расположении батальона. Шепотом перекидываемся словами. Узнаю, что у него три курса медицинского института. Вскоре, естественно, начинаем говорить о «гражданке», бабах, вкусной еде. Так проходит еще несколько часов.
Часам к двум ночи звездное небо заволакивают тучи. С фронта подул сильный ветер, поднимая в воздух крошки сухой пахотной земли. Они противно бьют по лицу, попадают в глаза. Начинаю жалеть, что не напросился в экипаж БРМ. С этими мыслями надеваю капюшон «горника» и отворачиваюсь. Аэропорт во тьме. Только одинокая лампочка качается на ветру где-то в здании аэропорта. Глазам даже зацепиться не за что. Смотрю на лампочку.
И тут меня словно током ударило. Сон как рукой сняло. Морзе!!! То, что я сначала принял за раскачивающуюся лампочку, пропадающую в определенной последовательности, было передачей сообщений. Каких? От кого? Кому? Ведь, кроме нас, здесь наших больше нет.
Бужу медбрата и, не дав очухаться, спрашиваю: «Ты азбуку Морзе знаешь?» «Нет, – отвечает, – а что?» Показываю ему работу стукача. Что делать? Связи с командиром нет, вылазить и раскрывать свое присутствие запрещено. Стрелять? До аэропорта примерно метров пятьсот. Но ведь здесь не ночная Москва 41-го года, где без предупреждения открывали огонь по светящимся окнам. И там свои, пусть и не все.
Крупные капли дождя прибивают пыль, а враг все «стучит». Что делать? Стартануть на 500 метров и хотя бы спугнуть его? Или начать стрелять по ближайшему арыку и по своей БРМ, чтобы спровоцировать стрельбу из пушки и тем самым опять же спугнуть или уничтожить «принимающего». Если он, конечно, находится рядом. А если он далеко и с оптикой?
В общем, за те 15-20 минут, что работал враг, я ничего не предпринял. Просто не имел возможности. У меня даже не было карандаша и листка бумаги, чтобы записать сигналы, хотя они наверняка были зашифрованы. Но главная причина моего бездействия была все-таки иной, а именно – пресечение на корню всякой инициативы в нашей армии.
Как только начало рассветать, мы, мокрые и грязные, двинулись на пост. Оттуда я определил, что сигнал шел примерно с четвертого этажа диспетчерской башни.
Доложил командиру взвода о ночном событии. Мою информацию дополнил оператор, сидевший в БРМ. Он наблюдал работу «ночников» и слышал передвижение людей. Командир решил сразу сообщить о случившемся в штаб бригады. Нас принял сам комбриг. Выслушав доклад, он, к моему удивлению, рассказал, что это не первый случай передачи информации из аэропорта. И что контрразведка в курсе. Мне стало легче. В конце встречи комбриг по секрету поделился информацией о том, что в гостинице аэропорта проживает президент Завгаев с многочисленной охраной.
Впоследствии мы не раз дежурили на этом посту, но больше сигналов не наблюдали.
После этого случая я для себя сделал вывод: спутниковые телефоны, современные радиостанции – это, конечно, прогресс, но старые добрые приемы еще рано списывать в запас. Может быть, даже и почтовые голуби когда-нибудь пригодятся. Ведь все гениальное просто.
«Утилизация» по-русски
Через некоторое время нам сообщили, что наша бригада (вернее то, что от нее останется) возвращается на место постоянной дислокации. А здесь, в Чечне, на постоянной основе формируется отдельная мотострелковая бригада. Мы начали готовиться. И стали свидетелями так называемой «утилизации». Видимо, была команда лишние боеприпасы с собой не брать. Но куда их деть? Место нашли идеальное. Все «лишнее» (а это были патроны от автоматов и крупнокалиберных пулеметов) стали топить в нашем полевом сортире. Потом сровняли его с землей. При желании это место можно сейчас найти и представить как очередной схрон бандитов. На медаль потянет.
Трагическое и комическое рядом
Переход в разведбат бригады был прост. Загрузили барахло и оружие в машины, проехали 300 метров и оказались на месте. Кроме командира и дембелей, все перешли в разведбат. Батальон, как и вся бригада, формировался из отдельных частей. Большинство в батальоне были контрактниками. Начальный период формирования мне запомнился трагическими, комическими и просто дурными случаями.
Итак, по порядку. В один из дней в расположении нашего батальона произошел трагический случай. В районе аэропорта и днем и ночью звучали выстрелы. И вот сидим мы в палатке, занимаемся любимым делом: ищем и давим вшей. Вдруг где-то рядом прозвучал двойной выстрел. Значения этому поначалу не придали. Но началась беготня, и мы выскочили из палатки. Поспешили к образовавшейся толпе. Тут я увидел тяжело раненного офицера. Ему пытались помочь, кто-то побежал за машиной. Она тут же рванула к находившемуся от нас в трехстах метрах госпиталю.
Стали разбираться, кто стрелял. Виновника нашли сразу. Это был молодой солдат. В палатке, возле которой произошла трагедия, он решил почистить автомат. Не отстегивая снаряженного магазина, передернул затвор и нажал на спусковой крючок. Автомат находился под углом градусов 50 (как учили) и никто бы не пострадал, если бы палатка была не вкопана. Но в тот момент рядом с палаткой проходил офицер и две пули попали ему в грудь. Через 15 минут машина вернулась с печальным известием: офицер умер. Больше всего меня поразило то, что погибший подполковник МВД прилетел в Чечню всего за два часа до трагедии…
Комический случай произошел 9 Мая. И тут же стало ясно, что от смешного до трагичного один шаг. В этот день на «взлетке» Северного должен был пройти парад в честь Дня Победы. Наша рота не принимала участия ни в параде, ни в усилении охраны. Большая часть взвода, в том числе и я, находилась в палатке. Я даже задремал, как вдруг раздался взрыв. Взорвалось что-то рядом, да так, что нашу хорошо натянутую палатку очень сильно тряхнуло. А в полотне брезента образовалась дыра.
Нас предупредили, что «духи» попытаются устроить провокацию. Хватаем оружие и кто в чем выскакиваем наружу. Напротив лагеря находился парк нашей техники. А рядом с палаткой стояла БМП-2, из башни которой высунулся наш наводчик (контрактник) по кличке Фээска. Глаза – по пять копеек. Наводчик он был не кадровый, и захотелось ему лучше изучить матчасть. Так как стрельба из ПТРК «Конкурс» – удовольствие дорогое, знания у него были чисто теоретические. Вот и решил он потренироваться. БМП стояла кормой к палатке метрах в двадцати, и к нам залетела задняя крышка ПТУРа. А куда улетела сама ракета, тут же уехали узнавать. К счастью, от взрыва никто не пострадал. Фээска же на неделю засадили в зиндан.
Через несколько дней мы узнали комическое продолжение этого случая. Якобы дело было так. Едет командующий группировкой принимать парад. С ним в машине сидит жена, которая приехала в Чечню проведать мужа. Он ее успокаивает, мол, обстановка налаживается, здесь почти не стреляют. И тут вдруг раздается взрыв и где-то сверху проносится ракета. Может быть, это и байка, но в тот же день все стволы пушек были подняты на максимум, а ПТУРы сняты.
В армии постоянно приходится сталкиваться с глупыми, дурными приказами. Выполнять их – неразумно. А не выполнять нельзя. За примерами далеко ходить не надо. Утренняя зарядка, как известно, неотъемлемая часть распорядка дня. Но всегда бывают исключения. Наш же комбат так не думал. Утром в одно и то же время личный состав батальона с голым торсом и без оружия устраивал забеги за охраняемой территорией бригады. Наши доводы об опасности такой зарядки (достаточно было бы двух пулеметчиков или несколько МОНок и ОЗМок, чтобы батальон перестал существовать) долго не находили понимания у командования. Фактов, подобных этому, – сотни. Но сколько усилий надо порой приложить, чтобы побороть глупость!
В краю непуганых «духов»
Команда на сбор поступила как всегда неожиданно. Состав: две неполные роты и французский журналист Эрик Бове. Так представил его начальник штаба. Внешне типичный француз, по-русски – ноль, по-английски изъясняется неплохо. Колонна двинулась в горы. По пути к нам добавилось пять человек, терские казаки. Причем их откомандировали к нам официально. Трое были вооружены АКМами, один – РПК, а пятый был и вовсе без оружия. Всех их мы конечно же щедро снабдили патронами и гранатами, безоружному дали два РПГ-26. Познакомившись с ними поближе, узнали, что они из одной станицы, а безоружный казак в чем-то провинился и в бою должен был искупить свою вину. Кстати, оружие ему предстояло добыть в сражении.
Доехав до предгорий, колонна остановилась в бывшем пионерском лагере. А наутро по «козлячьим» тропам мы на технике двинулись наверх. Без брони в этом краю непуганых «духов» биться с ними было крайне опасно. Наши отцы-командиры выбрали тактику «море огня». Головная «двойка» из пушки пробивала дорогу. Вот где щепки летели! Остальные машины держали стволы «елочкой», периодически простреливая фланги из ПКТ. Как только заканчивались снаряды у головной машины, ее место занимала следующая. Вскоре дошли до нужного района и сразу же заняли круговую оборону. До позиций «духов» всего ничего, и, посоветовавшись, начальник штаба дает команду на продвижение: пока враг не опомнился и не начало темнеть, нужно спешить. В пешем порядке подходим к возвышенности. Решаем провести разведку боем. Прячась за деревьями, перебежками двигаемся к вершине. Тишина. Уже видны амбразуры, а шквального пулеметного огня все нет. Может, они подпускают нас поближе? С правого фланга несколько пацанов рывком заскакивают на вершину. И сразу же начинают кричать, что здесь все чисто. Оборонительная позиция боевиков оказалась пуста. Два костра еще догорали…
Осмотрев позицию, я поразился тому, как грамотно она была оборудована. Сразу чувствовалась работа или руководство профессионалов.
С трудом загоняем машины на вершину и занимаем удобные позиции. Дали команду каждому разведчику сдать одну Ф-1 для минирования подходов к теперь уже нашему опорному пункту. Гранат набралось небольшая куча, а вот с проволочными растяжками возникла проблема.
Их оказалось всего несколько штук. Выход нашли по-армейски просто. Решили пальнуть ПТУРом. Уже наученный опытом, отхожу подальше. Но тут сработал закон подлости – случилась осечка. Наводчик быстро снял не выстреливший ПТУР и столкнул его по склону вниз. Хорошо, что стреляли не по «Абрамсу» или «Брэдли» в реальном бою.
Вторая попытка. Ракета улетела в лесной массив. «Золотой» проволоки хватило на всех.
Начинает темнеть. То, что «духи» оставили позиции без боя, для нас большая удача. На подступах к ним мы могли потерять треть нашего отряда. Это подтвердилось на следующий день, когда мы сдали эту позицию пехоте. Несколько человек у них подорвалось на противопехотных минах, установленных за деревьями. Самое интересное то, что мы накануне облазили все склоны, но не получили ни одного подрыва.
Ночь прошла спокойно. Эрик с казаками до рассвета отмечали «взятие Бастилии». И утром он уже умело матерился. Поначалу Эрик был несколько брезглив и не желал есть облизанной ложкой из общего котелка. Но голод не тетка, и он «полюбил» простую солдатскую пищу. Если француз не врал, то он был знаком с Клаудией Шиффер. Как тут не позавидуешь мужику?! И вообще отношение у нас к этому иностранному фотокорреспонденту было намного лучше, чем ко многим представителям отечественных СМИ. Может быть, из-за того, что мы не читали французских газет? Через несколько дней Эрик уела л в Грозный на «продуктовом» БМП. А мы получили новое задание.
Иуды-2
Наша колонна прибыла в заданный район. Технику с экипажем решили оставить. Приказ был такой: ночью скрытно выйти к месту базирования боевиков, собрать развединформацию и по возможности уничтожить базы бандитов. В проводники нам дали трех солдат из другого полка. Наскоро поужинав и нагрузившись оружием и боеприпасами, мы двинулись в лес. Всю ночь шли в горы. Часто останавливались, прислушивались. Была реальная опасность нарваться на засаду. К рассвету добрались до нужной высоты. Она представляла собой возвышенность с вершиной 40×30 метров. С одной стороны был небольшой обрыв и деревья, с другой – пологий спуск и редкие кусты. Через вершину проходила еле заметная дорога. Куда она шла, мы не знали.
Отряд наш вместе с казаками состоял примерно из сорока человек. Из офицеров были замкомбата, начштаба, два или три командира взвода. Половина разведчиков – контрактники. Из вооружения – один АГС, три ПКМа, почти у каждого РПГ-26, а у офицеров еще и по «Стечкину» с глушителем. И, естественно, автоматы. За ночь пути все устали, хотелось спать. Треть засела в боевое охранение, остальные стали отдыхать. Прошло не больше часа, как послышалась работа машины, судя по шуму, грузовой. Начштаба собрал небольшую группу для разведки, которая двинулась на шум. В группу вошли лишь те, у кого автоматы были с ПБС и пулеметчик. Тогда я впервые за службу пожалел, что мое штатное оружие – АКС-74.
Проходит немного времени, как вдруг утреннюю тишину пронзает длинная очередь из ПК. И снова наступает тишина. Все, кто спал, проснулись. По рации связываемся с группой. Те сообщают: «Все нормально, идем с трофеем». Приходят, ведя двух чеченцев, один из которых хромает. Все, кто входил в группу, возбуждены, настроение на подъеме. Рассказ их был кратким: выдвинулись, все наготове, оружие заряжено. Чем дальше шли, тем сильнее был слышен шум машины. Вскоре увидели ее. Это был ГАЗ-66 с будкой. Как ни странно, но вездеход буксовал на месте. Подошли поближе, благо лес скрывал группу. В кабине сидели двое. Но кто они? Судя по одежде, гражданские. Вдруг у пассажира в руках мелькнул ствол автомата. Решили произвести захват.
В этот момент машина стала понемногу выкарабкиваться и могла в любой момент сорваться с места. Ударили из нескольких стволов. Водитель получил с десяток пуль сразу. Пассажира хотели взять живым, пользуясь фактом неожиданности. Но пулеметчик решил внести свою лепту, и это было первой ошибкой. Он ударил из ПКМа. Тишина была нарушена. Подскочившие разведчики вытащили ошарашенного и раненного в ногу бандита, вместе с ним вывалился и АКМ. Водитель повис на рулевом колесе. Его автомат лежал сверху над двигателем. Распахнув дверь будки, обнаружили еще одного бандита, оружие которого находилось рядом с ним. Никто из боевиков не успел воспользоваться автоматами, хотя у всех троих патроны находились в патронниках.
В лагере стали изучать захваченные трофеи. Улов был хорошим. Три абсолютно новых АКМа, вещмешок, полный патронов в пачках, радиостанция «Кенвуд». Но главной находкой было не это. Нас поразила картонка размером 10×15, вернее то, что на ней было написано. Там была информация, касающаяся нашего отряда. Частоты и время выхода в эфир нашей рации. Позывные нашей колонны, отряда и руководства отряда с фамилиями, именами, отчествами, званиями и должностями, количеством личного состава и техники. Две недели назад наша колонна вышла из Северного, а враг все о нас уже знал. Это было предательством на уровне командования!
Перевязав раненого бандита и разделив захваченных в плен, начали их допрос. И сразу ответ: «Моя твоя не понимай». Пришлось воздействовать физически. Сразу оба заговорили по-русски. Но врубили дуру. Начали вешать нам «лапшу», дескать, они мирные пастухи, в шесть утра поехали в милицию сдавать оружие. И все! За их «забывчивость» можно было поставить им пять. Через несколько часов мы отправили их вниз, о чем позже пожалели. Нам бы тут же собраться и уйти. Ведь враг знал о нас все, а мы о нем – ничего. Но мы не ушли. И это было нашей второй ошибкой.
Я решил все-таки поспать. Но как только уснул, раздались автоматные очереди, причем близко. Оказывается, двое «духов», болтая между собой, шли по дороге в нашу сторону. Охранение их заметило в самый последний момент, когда они подошли на 30 метров. Молодой срочник вместо двух прицельных выстрелов из положения лежа, встал в полный рост и от бедра веером начал «поливать» боевиков. В тот день ошибки допускали не только мы, но и «духи». Судя по следам крови, один из бандитов был ранен, но, метнувшись в лес, оба они скрылись. Этот эпизод стал нашей очередной ошибкой.
Немного поспав и допив остатки воды, захотели поесть. Но с этим были проблемы. Правда, ближе к вечеру сам Бог послал нам еду, которую мы успешно упустили. И снова из-за нашего разгильдяйства и самоуверенности.
Дальних «секретов» у нас не было, а охранение не заметило, как с другой стороны к нам на горку заехал «Чапай» с автоматом за спиной. Он, видимо, был сильно удивлен, увидев вокруг себя русских солдат. Впрочем, этот «визит» чеченца был неожиданным и для нас.
Первым среагировал казак с РПК. Пули ушли вслед всаднику, метров через 100 он свалился с лошади, но все равно дал деру. Мы попытались его догнать, однако лишь нашли сумку и следы крови на месте падения. Чья была кровь, не знаю. Но мы больше жалели, что не убили лошадь. В сумке обнаружили четыре серых верблюжьих одеяла, 6 хлебных лепешек, брынзу и зелень. Каждому досталась блокадная пайка.
Момент истины грянул в 20.00. Именно грянул. Нападение было неожиданным. Со всех сторон – шквал огня. В момент нападения я находился под деревьями. Это и послужило причиной моего ранения. Граната от РПГ угодила в крону деревьев над нами. Приятель получил осколочное ранение в руку, я – в поясницу. Огонь был таким сильным, что невозможно было поднять голову. Всюду слышались крики и стоны раненых. Незаметно стемнело, но плотность огня не уменьшилась. АГС сделал одну очередь и замолк (как потом оказалось из-за ерунды), с нашей стороны полетели гранаты.
Рядом со мной лежало штук пять РПГ-26, но привстать для выстрела не было возможности. Да и «пятачок» был таким маленьким, что реактивная струя могла зацепить своих с тыла. Так все гранатометы и пролежали весь бой. Со всех сторон слышалось: «Аллах акбар, русские, сдавайтесь». С нашей – отборный мат. В нескольких метрах от меня, судя по голосу, лежал замкомбата. Он пытался управлять боем, но его команды глушились грохотом стрельбы и взрывов. И тут во мне проснулись рефлексы Павлова. Все-таки полгода учебки ВДВ не прошли бесследно. Я начал дублировать команды капитана, дицебел от страха у меня было больше. И хотя ничего особенного в приказах не было, чувство контроля и управляемости в этом бою было важнее АГСа. С начала нападения мы вышли на связь с нашей колонной и запросили помощи. В ответ комбат ответил, что это провокация и что противник пытается заманить основные силы в засаду.
«Духи» подошли совсем близко. Ручные гранаты стали рваться в центре нашей обороны. Ну, думаю, еще небольшой нажим на нас и все, хана. Лишь бы не было паники. А перед моими глазами, как кадры в кино, прошла вся моя жизнь. И не такая уж плохая, как я думал раньше.
Радостная весть прилетела, когда ее уже не ждали. К нам шла помощь. С этой новостью я перевел свой АКС-74 в автоматический режим. Послышался шум мотора, и в абсолютной темноте к нам поднялась БМП. Впереди нее шел зампотылу. Над машиной тут же проносится несколько гранат. Но БМП молчит, пушка не стреляет. Может, из-за того, что ствол ниже не опускается? Командиры кричат: «Бей по дальним подступам». Не тут-то было. Оказалось, что из нескольких машин к нам дошла одна, и та неисправная.
Наконец-то заработал ПКТ. Под его прикрытием начали загружать тяжело раненых. Их было много, несколько человек положили сверху машины. Расстреляв две тысячи патронов и выгрузив боеприпасы, машина пошла обратно. Шансов вернуться у нее было немного. Но раненым повезло.
С рассветом бой стал затихать. Заморосил дождь. Я решил не мокнуть и пополз под деревья. Укрылся найденным одеялом и моментально уснул. Вот натура человеческая: несколько часов назад погибать собирался, а как отступило, так сразу спать.
Утром прибыл комбат. Вид у него был виноватым. Между офицерами произошел жесткий разговор. Пацаны из нашей колонны рассказали нам, почему они так поздно пришли на помощь. Оказывается, комбат запрещал отправлять подмогу под разными предлогами. Когда же зампотылу послал его подальше и стал собирать отряд, комбат перестал возражать.
В публикациях обычно не пишут имена участников. Но имена трусов должны знать все. Я не помню фамилий погибших, но не могу забыть комбата майора Омельченко. В том бою мы потеряли четверо человек убитыми и двадцать пять ранеными. Но и противнику тоже досталось, на склонах было много крови и бинтов.
Всех своих убитых они забрали, кроме одного. Он лежал в восьми метрах от нашей позиции, и унести его с собой они не смогли. Днем мы, легко раненые, забрав погибших, двинулись на базу. В госпитале Северного мне под местной анестезией сделали операцию. А на следующий день мы вновь выехали к месту предыдущих событий. К тому времени наша колонна стала лагерем в горном ауле.
Прибыв туда, мы узнали историю взятия этого аула. Наши подошли к селению и выслали казаков на разведку. Они были похожи на партизан. И это сыграло им на руку. Прямо у аула к ним навстречу неожиданно вышли двое молодых парней и, приняв за своих, спросили: «Вы из какого отряда?» Не дав им опомниться, казаки разоружили и скрутили своих мнимых «коллег».
После понесенных потерь мы были озлоблены. Поэтому допрос прошел жестко. Один из бандитов был местным. Несмотря па свои 19 лет, вел он себя достойно. Второй, к нашему удивлению, оказался русским наемником. Сукой, одним словом. Он был родом из Омска. У нас нашелся его земляк – контрактник. Он взял у суки адресок и пообещал когда-нибудь зайти к его родным и все рассказать. Для него приговор был один – смерть. Узнав это, наемник стал ползать на коленях и вымаливать пощаду. Этот предатель даже смерть не мог встретить достойно. Приговор исполнил его земляк…
