Многие наши читатели уже не раз откликались на публикации воспоминаний ветеранов боевых действий на Северном Кавказе, в Афганистане, в Закавказье, других локальных войн и вооруженных конфликтов. Как известно, «Красная звезда» публикует их в рамках совместного проекта и в тесном сотрудничестве с администраторами сайта «Отвага» (www.otvaga2004.ru). Сегодня хотелось бы вспомнить, что приближаются две даты – 34-я годовщина ввода советских войск в Афганистан и 25-летие со дня их вывода из ДРА после успешного выполнения всех поставленных задач на территории сопредельного государства. Эти две славные страницы в истории Вооруженных Сил СССР часто вспоминаются в печати.
«КАЖДЫЙ МНИТ СЕБЯ СТРАТЕГОМ»…
Сейчас можно прочитать немало публикаций, например, о вводе советских войск в Афганистан, о захвате и блокировании различный объектов личным составом 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. В те дни и мне довелось служить в этом прославленном соединении. Сохранились журналистские блокноты. Я тоже многое писал со слов после выполнения боевых задач нашими десантниками. Потому что быть свидетелем всех событий одному человеку просто невозможно. Наш «эшелон» приземлялся на аэродром Баграм. Там все поставленные задачи были выполнены быстро и блестяще. Уничтожена батарея, оказавшая сопротивление, разоружены были летчики – ценные специалисты для будущей «новой» афганской армии… Поэтому в Кабул, в штаб дивизии, я прибыл уже глубокой ночью вместе с зенитным дивизионом, которым командовал в то время гвардии подполковник Владимир Савицкий…
А на следующий день я беседовал с солдатами, прапорщиками и офицерами, еще не «остывшими» после всего пережитого. Они просто, точно и бесхитростно рассказывали о своем первом настоящем боевом крещении. Поэтому я больше верю им. Конечно, они знали только то, что касалось лично их и их подразделений. Это сейчас, спустя 34 года, добросовестные и не очень «летописцы» оперируют ссылками на самые высокие инстанции, на многочисленные публикации и прочее. Но я не ставлю перед собой задачу – в «мировом масштабе» рассказать о тех событиях. Цель публикации – показать мужество и отвагу отдельного солдата, отдельного сержанта, отдельного прапорщика, отдельного офицера… Каждый из них был на своем месте. И каждый внес свой личный вклад в достижение успеха своего подразделения, своего полка, своей дивизии.
Я периодически общаюсь со своими сослуживцами. Среди них – два родных брата – генерал-майор запаса Станислав Лаговский и полковник запаса Павел Лаговский. За участие в боевой операции по захвату генерального штаба афганской армии 27 декабря 1979 года и другие заслуги оба эти офицера были удостоены ордена Красного Знамени. В то время Павел, младший из братьев, был лейтенантом, а Станислав – старшим лейтенантом.
 |
 |
– Павел, – спрашиваю на днях у полковника запаса Лаговского, – вот просматривал публикации о захвате генерального штаба, пишут по-разному. Кстати, и тебя упоминают с братом.
– Александр, пойми, я ведь тогда был молодым лейтенантом. Что я видел? Сказали – «делай это», я и делал. Поэтому что-то видел сам, но что-то и не успел заметить, обстановка там ведь была очень напряженная… Да и с годами что-то забывается.
– Павел, вот один автор пишет и даже не знает, что в то время командир нашей дивизии был генерал-майором. А он его называет полковником.
– Он не знает главного. Нельзя оскорблять память умершего героя. Генерал-майор Иван Федорович Рябченко скончался 19 сентября 1997 года – 16 лет назад! Он похоронен на Серафимовском кладбище Санкт-Петербурга. «Летописец», видно, создавал свое «творение» не так давно, коль говорит о том, что наш командир «спустя три десятилетия и эпизод такой не вспомнит – отшибло что-то у него в памяти»… А наш комдив не дожил и до 18-й годовщины со дня ввода войск в Афганистан… Кстати, за выполнение этой операции он был награжден орденом Ленина. Увы, Иван Федорович Рябченко уже ничего и никогда не вспомнит… Добросовестный автор, претендующий на «истину в последней инстанции», хотя бы «пробил» в Интернете фамилию, так ведь указано и точное звание – генерал-майор, и годы жизни. А так вот оскорбить покойного по своему невежеству – труда большого не стоит…
– Я, Павел, заметил еще одну особенность. Этот автор лично не беседовал с упомянутыми в тексте офицерами. Например, рассказ в то время гвардии старшего лейтенанта Александра Козюкова я записал всего лет 10 назад. Так вот, читая аргументы автора, нахожу знакомые «мотивы» – для профессионала это не трудно. Значит, собирал человек «с миру по нитке»… Это, конечно, не возбраняется, зачастую даже приветствуется, но не всегда такое вот «личное осмысление» имеет право на жизнь… В нескольких местах своего произведения он использовал мои факты, которые я намерен потом привести ниже, правда, малость их иронично раскрасил. Спустя тридцать лет он лучше всех знает, что и как. Лучше, чем сами участники «переворота», чьи документальные свидетельства я записывал на следующий день после операции…
– Хорошо, расскажу тебе, как я тогда видел эти события. Если что подзабыл, скрывать от тебя не буду. Я же, повторяю, был тогда всего лишь молодым лейтенантом… Какие-то мелочи могу не в той последовательности рассказать, но главное помню прекрасно. А это «главное» – оно в душе и в сердце на всю жизнь… Главное в том, что мы свою задачу выполнили. Ну, представь, из мирного времени – и сразу в такую переделку…
НА ЧУЖОЙ ЗЕМЛЕ
– Ты же помнишь, – начинает свой рассказ Павел Лаговский, – в июле 1979 года я окончил Ленинградское высшее военно-топографическое командное училище. По распределению попал в ВДВ. Службу начинал в одной из частей в Витебске. А в ноябре меня перевели в штаб. На должность начальника топографической службы.
– А я с тобой познакомился в начале декабря, – вспоминаю с улыбкой. – Мы толкались на аэродроме в ожидании взлета. Было очень холодно. Мороз, ветер гонит поземку по аэродрому, вот все и прятались в тепло. Кажется, это было числа 14 декабря. Я зашел в какое-то барачное задние на аэродроме Северный в Витебске и стал свидетелем твоего разговора с кем-то из молодых офицеров. Мне тогда очень не понравилась твоя фраза: «А я бы поступил в любое военное училище только лишь потому, что оно находится в Ленинграде». С этими словами ты спрыгнул с верхнего яруса кровати, и тут я не мог не оценить твое крепкое телосложение, твою спортивную фигуру.
– Кто это такой «борзый» лейтенант? – спросил я у находившихся поблизости офицеров.
– Да Пашка Лаговский. Брат нашего начфиза дивизии. Новый топограф в штабе. Тоже мастер спорта, каратист…
– Да… – изумленно протянул я. – Старшего знаю, в одном доме живем, ну, а этот, видно, как говорят – «молодой да ранний»…
– Не знал я тогда, Паша, что через две недели вам с братом предстоит такое, что никому не позавидуешь…
– Да-да, помню тот случай, – улыбается Павел. – А ты тогда сказал, что поехал бы поступать в училище и на Сахалин, и на Камчатку, лишь бы там была военная журналистика…
– В тот день вы улетели в Балхаш, а нас оставили в Витебске.
– Именно так и было. Не буду рассказывать, как потом в Балхаше проводились с нами показные занятия, как сидели в ожидании. Короче, в Кабуле мы приземлились с командиром дивизии 25 декабря.
– Павел, прости, что перебиваю. Вот прочитай воспоминания летчика, который участвовал в переброске нашей дивизии, и фрагмент рассказа нашего начальника связи дивизии, увы, ныне уже покойного. Давай вспомним, как летели, как приземлялись в Кабуле. Вот, что пишет заместитель командира 339-го втап по летной подготовке подполковник Александр Иванов:
«25 декабря в 22 часа поступила команда на взлет. Перелет в Кабул и Баграм полк осуществлял по воздушным трассам на 5-минутном интервале. За нами следовали экипажи 334-го и 110-го полков. До Кабула время полета чуть больше трех часов. Ночь, внизу десятибалльная облачность и горы. Полет над горной местностью требовал высокой точности самолетовождения. Приступая к снижению, экипаж должен быть стопроцентно уверен в своем местонахождении. В противном случае дальнейший полет становился опасным из-за возможности столкновения с горными вершинами. Посадку произвел в сложных метеоусловиях. После выгрузки десанта все экипажи вылетали на аэродромы, определенные для дозаправки, и далее следовали домой. В Витебск я прилетел 26 декабря. Наш полк поставленную задачу выполнил без потерь. К сожалению, так было не у всех…»
А вот рассказ гвардии подполковника Евгения Иосифовича Горового – начальника связи нашей 103-й гвардейской ВДД:
«Команда на вылет в Кабул поступила 25 декабря. Последовательность посадки самолетов ВТА на аэродромы Афганистана была определена в соответствии с замыслом ввода в страну частей и подразделений ВДВ, а время взлета – удалением ИРД от заданного аэродрома посадки.
Первой в Кабул взлетела пара самолетов Ил-76 командира 339-го втап подполковника Ивана Капаева и его заместителя Ардалиона Павлова. На самолете подполковника Капаева находились заместитель командующего ВДВ генерал-лейтенант В. Костылев и группа офицеров штаба 103-й гвардейской ВДД во главе с командиром дивизии генерал-майором Иваном Рябченко, в составе которой были начальник оперативного отдела полковник Рауф Байкеев, начальник особого отдела подполковник Анатолий Буйнов, начальник политотдела полковник Станислав Тимошенко, заместитель командира по технике и вооружению полковник Владимир Харченко, начальник медицинской службы подполковник Вячеслав Хамаганов и другие офицеры.
Помимо людей на борту находились средства связи дивизии. Во второй самолет были загружены две командно-штабные машины. Однако выполнить поставленную задачу в заданное время группе не удалось. При подлете к Кабулу командир корабля проинформировал нас о том, что в связи с ухудшением метеоусловий в Кабуле (высота нижнего края облачности ниже 100 метров, видимость менее 1000 метров, на посадочном курсе заряды снега) руководитель группы полетов дал команду паре следовать на аэродром вылета.
По прилете в Балхаш наша группа попыталась пересесть на самолеты, замыкающие боевой порядок, однако по разным причинам вылететь нам не удалось. Повторный перелет осуществили на том же самолете подполковника Капаева. Сели в Кабуле в 3 часа ночи. Вышли из самолета: ветер, снег, низкие черные давящие облака. Лишь на севере алеет зарево. Доложил о своем прибытии заместителю начальника связи ВДВ полковнику Федотову. Проинформировав о сложившейся обстановке, он пояснил, что это догорает разбившийся в горах Ил-76…»
– Кстати, Павел, в этом самолете летел мой товарищ – гвардии старший лейтенант Михаил Пугачев… Что-то стал и я забывать – забывать детали, но не главное. Помнится, у Миши в семье какая-то была необычная ситуация. Кажется, у него умерла первая жена, оставив ребенка. Миша женился второй раз. И в семье ждали второго ребенка. Не знаю, могу и перепутать, кажется, его супруга «удочерила» или «усыновила» дитя от первого брака. И вот – трагедия… Второй ребенок родился без отца…
Да что говорить о таких ситуациях – гвардии старший лейтенант Александр Александрович Вовк – старший инструктор политического отдела по культурно – массовой работе, наш лучший друг с твоим братом Станиславом. Мой сосед по подъезду, вместе все праздники отмечали семьями, дружили, как родные… Он ведь погиб позже – в день мятежа в Кабуле – утром 22 февраля 1980 года. А Саша только что вернулся из Витебска, привез нам посылки… Вернулся радостным, добрым, светлым – забирал из роддома в Витебске второго сынишку – Русланчика. Кстати, среди жен наших офицеров, поехавших за новорожденным, была и моя супруга. «Все у вас в семьях хорошо, дети в порядке, вот жены посылки передали», – радовал нас прилетевший из Витебска Саша. А через пять дней он погиб – был расстрелян по пути из крепости Балахисар на аэродром в упор из пулемета. У стадиона, рядом с мечетью. Старший сынишка Саши, тоже Александр Александрович Вовк, потом, спустя годы, поступил в Киевское суворовское военное училище, окончил его и стал офицером… Приезжали ко мне они… И в Москву, и во Львов… Ездил я со своей семьей и на могилу Саши в Кременчуг… На Краснознаменское кладбище… Был я тогда уже капитаном. Пришли на кладбище. И сынишка Руслан, который никогда не видел своего отца, так закричал «Папа!», что у меня просто сердце остановилось. А потом старший ребенок, Саша, чуть позже спросил у меня:
– Дядя, а вы женатый?
– Да, Сашок, – отвечаю. Вот моя жена, тетя Лида, вот дочка Оля.
– Что – уже спросил? – обернулась Вера Вовк.
– Что спросил?
– Женатый ты или нет…
– Да, – говорю, – спросил, а в чем дело?
Вера пропустила вперед детей, отстала со мной на несколько шагов и стала тихо рассказывать:
– Как-то на свадьбе Саше понравился цыган. Он так пел, танцевал, ребенок в него просто влюбился. Да и самому цыгану очень понравился Сашок. Знаешь, детские восхищенные глазенки…
– Мама, я буду с ним вместе, пусть он живет с нами, мама, я буду спать с ним, – сказал малыш. – Пусть он будет моим папой…
И Вера нашла только один аргумент:
– Саша, но ведь дядя женатый, у него семья…
И после этого Сашок у всех понравившихся ему мужчин всегда спрашивал: «Дядя, а вы женатый?» Ребенок искал себе папу…
– Знаешь, Паша, если честно признаться, за тридцать четыре года, прошедшие со дня начала афганской «эпопеи», я не прочитал ни одной книги и ни одной статьи, рассказывающих о событиях той поры. Конечно, просматривал многие публикации, листал различные издания, по долгу своей журналистской профессии обрабатывал материалы. Но при этом мне всегда казалось, что делаю это не я, а кто-то другой. Скажу проще – мой двойник. Именно он, а не я преподавал потом четыре года журналистику в Львовском ВВПУ курсантам Хаятулле, Рахулле, Азизу, майору Дур Мухаммаду, подполковнику Мухаммаду Захиру и другим афганским военнослужащим.
– Почему, спросишь, не я, а мой двойник? Отвечу. Мое второе «я» до сих пор осталось там. Потому что именно через призму той войны вот уже 34 года воспринимаю все происходящее. Я ненавижу Афганистан, погубивший моих лучших друзей, отнявший у меня два года молодости, принесший много страданий моим родным и близким, чуть не убивший моего тогда еще не родившегося сына.
Мой «благополучный» двойник, не воевавший в ДРА, как и все, когда-то даже сожалел по убитому талибами Ахмад-шаху Масуду, который последние годы считал Россию больше своим другом, чем врагом. Я с пониманием и даже симпатией относился к своим афганским курсантам и слушателям в период преподавательской работы в военном вузе. Как и все в стране, мой двойник также считал талибов врагами…
Но в то же время нет-нет, да и заговорит во мне совершенно другой голос. «А чего ты расстраиваешься-то, – жестко одергивает второй «двойник», – разве не этот Масуд убивал твоих друзей? А кто расстрелял во время мятежа в Кабуле старшего лейтенанта Сашу Вовка?
Кто сразил под Джелалабадом двадцать девятого февраля восьмидесятого гвардии прапорщика Толю Маврина? И у него, между прочим, тоже были дети. Две девочки-погодки. Младшая родилась как раз перед рейдом. Толе командир пообещал, что отпустит его после возвращения из операции слетать бортом Ил-76 на несколько дней в Витебск. Маврин отстреливался в окружении из пулемета до последнего. Это же, Паша, было именно в той операции, в завершении которой тебе потом довелось участвовать… Помнишь Толю Маврина?.. Секретарь комитета ВЛКСМ 3-го парашютно-десантного батальона 317-го ПДП? Такой добрый, даже, можно сказать, – мягкий. А каким оказался в своем последнем бою… Осколком ему отсекло пальцы на руке, потом – ранение в плечо. Превозмогая боль, прапорщик продолжал вести огонь. И лишь попавшая в затылок пуля заставила замолчать пулемет. Впрочем, у Маврина уже и не оставалось патронов.
Так кто стрелял в них? Может быть, те же Хаятулла или Дур Мухаммад, с которыми потом во Львове довелось работать не один год?..
А талибы? Их ведь тогда и в помине не было. А эти, нынешние, «правильные» моджахеды, были. И называли мы их тогда «душманами, духами…»
– Так что, Паша, говорить можно долго… Входили мы в Афган не одни, мы с этими событиями связали свое прошлое, настоящее и будущее… Не так просто все это было, как теперь рассуждают всякие «летописцы»… Афган ударил по нашим судьбам, по нашим семьям… Ударил так, что мало не покажется…
– Да, Саша, такое не забывается. Летели ведь в полную неизвестность.
– Павел, я иногда задумываюсь: а что было бы, если бы вдруг афганцы проявили большую настороженность, боеготовность и боеспособность? Не могло ли случиться так, что от нашей дивизии не осталось бы ничего? Во всяком случае – от какой-то ее части. Ведь приземлялись эшелонами. И если бы начали нас громить на аэродромах посадки в Кабуле и Баграме, то других наверняка завернули бы в Союз. Могло быть такое? Чисто гипотетически?
– Все могло быть, сам знаешь…
– Вот именно, мы уже успели получить в Афганистане боевое крещение, у нас уже – первые погибшие, а в Витебске нашим женам по-прежнему говорили: «За них не волнуйтесь. Они на учениях. Там тепло, фрукты, в общем, рай…» А к тому времени и в самом деле кто-то уже «попал в рай» – вот и повезли «грузы-200». А ведь при такой большой стране все можно было бы и скрыть. Туда гроб – сюда гроб… «Широка, страна моя родная»…
– Да, Саша, еще раз повторю, тогда мы не думали об этом. Молодыми были, бесшабашными. Это теперь начинаешь думать – а вдруг что-то пошло бы не так? Вернусь к своему рассказу. Почему меня взяли к командиру дивизии в качестве личной охраны? – Все просто. Должность моя начальника топографической службы на время войны упразднялась, и я становился порученцем начальника штаба. Так что при командире дивизии я оказался не только благодаря своим спортивным заслугам, но и в связи со сложившимися обстоятельствами… Теперь, конечно, домысливают многое… А тогда все было просто…
– Ладно, вспомню тот памятный всем нам день – 27 декабря 1979 года. Штаба дивизии как такового еще не было в обычном понимании этого слова. Стояли на аэродроме в Кабуле две большие палатки. В одной шла вся штабная работа, в другой – находились мы, офицеры. Набилось нас туда… Яблоку упасть было негде. Ждем команды. Все напряжены: что-то будет, а что и когда – неизвестно. Чужая страна, чужое пасмурное небо, чужие заснеженные вершины гор, в одну из которых, как мы уже вспомнили, накануне врезался один из наших Ил-76-ых… У нас в Белоруссии уже морозы под тридцать и сугробы снега, а здесь все словно застыло в сером ноябре…
«ОТВЕТИТЕ СОБСТВЕННЫМИ ГОЛОВАМИ…»
Нас вызывают после обеда – меня и брата Станислава – к командиру дивизии гвардии генерал-майору Ивану Федоровичу Рябченко. Он дает распоряжение взять оружие и приготовиться к выезду. Документы сдать, тельняшки снять, десантные куртки – тоже. Мы быстренько переоделись, сдали документы. Оставшись в одних десантных комбинезонах без знаков различия, подумали и о том, как утеплиться изнутри. Поддел легкий свитер. Из оружия взяли автоматы, по три запасных магазина в подсумках, пистолеты, штык-ножи. Запаслись гранатами. Я взял две «эргэдэшки» и две «эфки». Прихватил с собой еще и свой тренировочный нож. Ну, ты потом видел его у меня. Я часто тренировался в метании его на точность…
Садимся в УАЗ – комдив, его водитель Владимир Краснов и я с братом Станиславом. Уже собирались было отъезжать, как к двери машины подходит начальник особого отдела дивизии подполковник Буйнов. Отозвав нас с братом в сторону, он говорит:
– Если что-то с генералом Рябченко случится, живыми лучше в штаб не возвращайтесь. Вы меня поняли?!. Ответите собственными головами…
– Поняли… – отвечаем с братом.
Сели в машину, поехали. А у меня не идут из головы слова начальника особого отдела дивизии. Как это – с комдивом что-то может случиться? Как это – «не возвращайтесь живыми»? Вроде прилетели помогать дружественной стране. У них тут революция, правда, басмачи мешают строить социализм… Поможем… Но как что-то может случиться, если нас сами сюда пригласили афганцы? Ведь перед выездом нам сказали, что поедем в генеральный штаб ДРА решать вопрос о размещении нашей дивизии…
Ехали недолго. В условленном месте к нам подсел в машину незнакомый офицер. В мои 22 года он показался мне тогда довольно-таки пожилым. Из какой структуры офицер – было понятно сразу.
И тут в машине началось самое главное. Были распределены роли и каждому поставлена конкретная задача. И теперь-то я понял, что и на самом деле случиться может что угодно с каждым. И не только с командиром дивизии. Но и со всеми нами. Так что живыми в штаб дивизии мы и впрямь можем и не вернуться. Знаете, молодому лейтенанту, меньше чем полгода назад окончившему военное училище, непросто смириться с тем, что «живым он может не вернуться»… Ладно, сижу, осмысливаю все. Поглядываю на старшего брата. Станислав спокоен, уверен в себе. Ну, и мне становится легче.
– Ты, Павел, будешь начальником разведки дивизии, – распределяет роли комдив, – Станислав – начальник политического отдела, а вы – к подсевшему в машину офицеру – назоветесь начальником штаба. Ну, а я, как известно, командир…
Задача: не допустить, чтобы начальник генерального штаба армии Афганистана Якуб привел войска в полную боевую готовность.
Мне было приказано смотреть за охранниками и при первой же необходимости не дать им открыть стрельбу. При этом действовать решительно. Если нельзя нейтрализовать, значит – уничтожить.
«Уничтожить» – это привычно звучит на занятиях по тактике. На учениях. «Уничтожить условного противника». А тут он далеко не условный… И кто вообще теперь наш друг, а кто противник? Ведь летели вроде бы защищать Амина, а теперь… Одним словом, было над чем задуматься. Но в том, что я постараюсь все сделать, как надо, я не сомневался. В душе появилось тревожно-взволнованное чувство ожидания. Десантникам оно хорошо знакомо перед прыжками с парашютом. Вроде бы не раз совершал их, а перед каждый новым все равно волнуешься. Но то прыжки с парашютом, а тут – настоящий бой. Тем более – в полном отрыве от своих. Нас всего четверо, а сколько там их?.. Явно не один на один придется воевать…
Когда подъезжали к генеральному штабу, «НШ» нас предупредил, что оружие придется сдать охране. Возможно, нас еще и обыщут.
– Поэтому спрячьте пистолеты подальше и гранаты, чтобы было чем воевать…
Услышав это предупреждение, я за спиной поглубже засунул гранаты под свитер, пистолет запихнул пониже за пояс спереди… Нож не стал прятать.
Въехали на территорию генштаба. Водителя Краснова оставили с машиной. Предупредили, чтобы действовал по ситуации и ждал нас. Помнишь его, тоже еще тогда пацан–пацаном был. Только что срочную отслужил. Проинструктировали Краснова: чтобы не маячил на глазах у охраны, пусть где-то спрячется. Но так, чтобы и самому быть незаметным, и все видеть – и машину, и нас, когда мы покинем здание.
Вошли в генеральный штаб. «НШ» был прав – оружие у нас отобрали. А ножи оставили, и подсумки с патронами – тоже. Потом повели на второй этаж в кабинет начальника генерального штаба Афганистана Якуба. Тут я и увидел его охрану. Крепкие ребята, пуштуны. Здоровые такие… Одним словом, гвардия… Они находились у входа в кабинет Якуба. Вот за ними я и должен был наблюдать, с ними и пришлось потом вступить в схватку…
Кабинет у Якуба был довольно-таки большой. Рядом с его креслом – сейфы, радиостанции, позади – дверь в какое-то другое помещение. Сам знаешь, у каждого большого начальника есть такой уютный кабинетик, где можно отдохнуть, подкрепиться, расслабиться… В помещении стояли столы буквой «Т». Как обычно – впереди сидел начальник – Якуб. Людей там было немало. Встретил нас помощник начальника генерального штаба. Нас провели в кабинет, представили. Генерал Рябченко, «НШ» и мой брат Станислав уселись за стол поблизости от начальника генерального штаба. А я пристроился в противоположном конце, на самом краю – у окна. Во-первых, я прекрасно видел охранников, во-вторых, в любое момент мог выскочить из-за стола и быстро до них добраться. Все было, как обычно: «Здравствуйте!» – «Здравствуйте!» Потом нас начали представлять Якубу. Многие афганцы, ты сам знаешь, учились в Советском Союзе, так что язык они знали.
Якуб сказал, что Амин задерживается. Дескать, что-то ему не здоровится.
Нельзя было не заметить, как пристально наблюдали за нами все сидящие в кабинете.
– Что-то у вас уж очень молодые и крепкие начальники и заместители? – заметил генералу Рябченко Якуб.
– Молодые – не молодые, но все они знают свои обязанности и выполняют каждый свою задачу, – спокойно ответил Иван Федорович.
– А почему начальник разведки так далеко сел? – не сдавался Якуб.
И на этот вопрос ответил генерал Рябченко.
Я сижу, все изучаю и помню о том, что должен прогреметь взрыв, а потом все начнется. До этого сигнала еще времени немало.
Началось совещание. В ходе его кто-то по радио докладывает Якубу, что русские выходят из района аэродрома Кабул…
Ты знаешь, я уже стал несколько подзабывать всю последовательность переговоров, состоявшихся в генеральном штабе ДРА между нашими и афганцами. Повторяю, моя задача была следить за охраной. Поэтому я и выполнял ее. Но, в общем, все было примерно так, как я рассказываю.
Итак, Якубу докладывают, что русские выходят из района аэропорта.
– А куда выходят? – спрашивает он.
– Да ведь у нас определено одно из мест расположения – крепость Балахисар, – отвечают или Рябченко, или «НШ», – не помню, кто говорил.
Судя по всему, «НШ» хорошо знал язык. А наш комдив вставлял только реплики.
– Какая крепость? При чем тут Балахисар?
– Да наши не двигаются, наши вообще пока на месте, – поправляется «НШ». – Это, наверное, ваши меняют место дислокации
– Да-да, – вспоминает кто-то из афганцев, – это выходят подразделения на усиление резиденции Амина…
– Мы же приехали уточнить места дислокации наших частей, – говорит «НШ», давайте уточнять эти вопросы.
Разложили карты, что-то решают. Опять следует вызов по радиостанции…
– Да выключите вы ее, – говорит, кажется, «НШ», – мешает вести разговор…
– Выключите, – дает команду Якуб.
Этого наши как раз и ждали. Надо было обязательно отключить связь, чтобы Якуб не успел дать команду своим войскам по радио.
Я все осматриваюсь потихоньку вокруг, оцениваю ситуацию. Вижу, что комдива от меня отделяют человек десять, сидящих за длинным столом. Ему я помочь не успею. Но Станислав рядом с генералом. А уж на родного брата положиться можно… Моя главная задача – охрана.
Да, забыл сказать, когда заходили в генштаб, «НШ» предупредил, что в приемной Якуба будут потом наши ребята, смотрите, дескать, не перестреляйте друг друга. И приказал загнать патроны в каналы стволов пистолетов. Так мы и сделали. Вот я и сижу, все это осмысливаю, не сводя в то же время глаз с охранников. «Будут наши», «не перестрелять», а как узнать, кто из них будут «нашими», а кто – нет? Честно говоря, от таких мыслей – мороз по коже…
На столе у Якуба разложили карты, разговаривают, что-то решают. Вдруг, слышу, переходят на высокие тона…
Короче, говорили за столом недолго. Я даже удивился, когда услышал взрыв. Он ведь прозвучал раньше назначенного времени. Так началась операция «Шторм-333» (см. также об этой операции здесь >>>). Много о ней рассказывается в различных источниках. Но мне больше нравится, как написал в своем романе «Операцию «Шторм» начать раньше…» наш с тобой друг – военный журналист и писатель полковник-десантник Николай Иванов…
Как происходили захват и нейтрализация – рассказывать не буду. Сугубо мирные, «штатские» люди порой задают воевавшим один и тот же глупый вопрос: «А скольких ты убил на войне?» Конечно, снайпер – тот ведет свой личный боевой счет. Он может сказать. Но и то приблизительно – на войне всякое бывает – цель скрылась за бруствером, а что с ней, ведь не проверишь… Артиллерист или танкист – скажет, примерно, сколько подбил танков, бронетранспортеров, САУ, машин. Но это не значит, что он уничтожил и полностью их экипажи… Поэтому, кто воевал по-настоящему, тот никогда не ответит на вопрос – убивал он или нет, сколько и как. Он выполнял свою задачу. И выполнил.
Одним словом, с поставленной задачей мы справились, были захвачены в плен начальник генерального штаба армии Афганистана Якуб и человек десять членов правительства ДРА. Судьбу Якуба там же решили сами афганцы – представители новой революционной власти. Но это, особо подчеркиваю, было их внутреннее дело.
Когда задача нами была выполнена, комдиву доложили, что кто-то прибудет со связью. Не помню, каким образом это произошло. По радио передали, по какой-то радиостанции… Нас-то из дивизии было здесь всего трое… Во всяком случае, какая-то связь была установлена. И тут докладывают, что к генштабу подходят боевые машины десанта.
– Какие номера? – спрашивает комдив.
Ему отвечают.
– Значит, 350-й полк…
Первым к нам добрался старший лейтенант Александр Куиш из 7-й парашютно-десантной роты «полтинника». С ним были два солдата с большой радиостанцией.
Комдив вышел на связь с заместителем командующего Воздушно-десантными войсками. Лицо его сразу потемнело. Догадаться было нетрудно – старший начальник грозил всеми карами и не стеснялся в выборе выражений. Мне, тогда молодому лейтенанту, было понятно одно – что-то пошло не так, коль командира дивизии столь резко отчитывают. После неприятного разговора в эфире Иван Федорович подзывает меня с братом и тихо говорит только для нас двоих:
– Меня вызывают… Вы остаетесь здесь и все зачищаете. До завтрашнего дня здесь ничего не трогать… Все оставить, как оно есть сейчас… За вами потом приедут… Находитесь здесь, и до утра не высовывайтесь…
Видно было, что наш генерал очень взволнован. Я таким не видел его никогда… Какой-то потухший был. А ведь он всегда отличался огромной выдержкой…
– Командуй здесь… Я поеду с генералом, – говорит мне Станислав. – Смотрите, будьте осторожнее, кто знает, сколько этих еще осталось…
И они убыли.
Командир дивизии и мой брат Станислав спустились на первый этаж и увидели в одном из помещений наших советников. Там был огромный макет, ну, как в тактических классах, помнишь – с обозначением рельефа местности, различных объектов, населённых пунктов – только не отдельного какого-то района, а всей территории Афганистана.
Советники не участвовали в тех событиях, которые развернулись в кабинете Якуба. И комдив высказал им упрёк, дескать, что же вы не помогли нам, когда началась стрельба.
– Да у нас нет оружия, – стали оправдываться советники.
– А где оно?
– Заперто вот в этих шкафах.
Тут мой брат Станислав подошёл к одному из сейфов, оттянул на себя верхний край его створок, протиснул туда свои пальцы и резким усилием распахнул его. Голыми руками справился. И так потом поочерёдно со всеми шкафами… У советников глаза от удивления округлились. Потом ходили легенды по Кабулу, что Лаговский-старший голыми руками крушил стальные шкафы.
Видишь, какая неожиданно деталь вспомнилась…
Одним словом, комдив и брат уехали. А мы со старшим лейтенантом Александром Куишем и его подчиненными приступили к зачистке. Уже в ходе нее услышали по радио, что время «Ч» наступило, и идет штурм дворца Амина. Потом пришло сообщение о том, что там все закончилось. Вроде бы Амина забросали гранатами…
И БЫЛ ВЕЧЕР, И БЫЛО УТРО…
Комдив уехал, а мы провели окончательную зачистку. Выбивали двери, бросали гранаты, а потом уже смотрели, остался ли кто живой… Вскоре все было закончено. До утра бодрствовали с ребятами из 350-го парашютно-десантного полка. А на следующий день часам к десяти приехал начальник оперативного отделения дивизии полковник Байкеев.
– Поедем во дворец Амина, – сказал он.
Узнал я, что и наш водитель Володя Краснов тоже остался жив.
К резиденции Амина мы подъехали на БРДМ в сопровождении двух БМД. Вот там я и увидел впервые командира «мусульманского» батальона. Стал расспрашивать у ребят, что и как. Сказали, что Амина вроде бы убили гранатой…
Потом поехали в штаб дивизии на Кабульский аэродром. В обед нам сказали, что опять куда-то поедем. И предупредили, чтобы привели себя в порядок, чтобы был нормальный внешний вид. Мы с братом переоделись, взяли оружие и нас повезли в резиденцию к Маршалу Советского Союза Соколову. Это уж потом мы узнали, что на нашего комдива чуть ли не надевали наручники… Именно у маршала и были поставлены все точки над i.
Нас представили:
– Вот два родных брата… Вчера отличились в генштабе…
Маршал Соколов, невысокий сухонький старичок, одетый в зеленую форму советника, подошел к нам, пожал руки, поблагодарил.
– Служим Советскому Союзу! – рявкнули мы одновременно от радости в два голоса.
Затем нас отпустили в приемную, а в кабинете у маршала послышались возбужденные голоса. Видно было, что уже не нашего комдива отчитывают, а кого-то другого… Заседание у Маршала Советского Союза Сергея Леонидовича Соколова длилось часа два. А мы с братом все ожидали в приемной. А потом вышел генерал-майор Рябченко и приказал ехать в крепость Балахисар к подполковнику Литовчику, командиру 357-го парашютно-десантного полка. Ты же знаешь, там раньше стояли афганские десантники – 26-й парашютно-десантный полк. Какая грязь там была в казармах! Какая вонь… Наши потом еще долгое время все чистили и намывали. Но специфический запах оставался еще очень долго… Мне вообще кажется, что он так до конца и не выветрился…
Так вот и прошли у нас эти сутки с 27 на 28 декабря 1979 года…
– Павел, ты сам упомянул о романе «Операцию «Шторм» начать раньше…» нашего с тобой друга полковника-десантника Николая Иванова. Там он интересно рассказывает о ситуации, в которой оказался командир дивизии. Зная характер Николая, я уверен, что факты для своего романа он брал лично и у Ивана Федоровича Рябченко. Поэтому интересно прочитать, что пишет полковник Иванов о тех событиях. А рассказывает он следующее:
«27 декабря 1979 года. Москва – Кабул.
Когда Сухорукову доложили о стрельбе в Кабуле, тот потребовал немедленной связи с Рябченко.
Трубку взял Костылев, посланный от штаба ВДВ в помощь Рябченко.
– А где командир?
– Товарищ командующий, командир дивизии отсутствует.
– Как отсутствует? Я лично запрещал ему отлучаться из расположения дивизии. А тем более – сегодня. Ни под каким предлогом. Он у вас отпрашивался?
– Нет.
– Какая обстановка в городе?
– В некоторых местах идет перестрелка. Наши группы, по первым докладам, действуют успешно.
– Как только Рябченко появится, немедленно звоните мне. Бросить дивизию! – Сухоруков сам кинул телефонную трубку на рычажки. При последней встрече Устинов словно специально подчеркнул, что на десантников у него надежда особая, а тут командир черт-те где.
Сухоруков скосил глаза на «кремлевку» и вдруг поймал себя на мысли, что боится звонка от Устинова или Огаркова. А если и им вдруг понадобится лично Рябченко?.. Позор! Оставить дивизию, никого не предупредив. Если не будет оправдания, он лично попросит министра снять Рябченко с должности. Хотя какое может быть оправдание?
Необходимое послесловие.
А оправдание все-таки было. Два человека – Гуськов и, в общих чертах, начштаба знали, куда и зачем уехал за два часа до времени «Ч» генерал-майор Рябченко, прихватив с собой двух офицеров-каратистов братьев Лаговских. И Огарков с Устиновым тоже не могли позвонить Сухорукову насчет Рябченко, потому что именно они отдали приказ комдиву десантной: в момент начала операции нейтрализовать начальника Генштаба полковника Якуба, не дать ему возможности поднять войска»…
– Не буду повторять всю цепь событий, произошедших в генеральном штабе. Тебе о них известно все. И не из чьих-то слов… Николай Иванов вкратце рассказывает и о них. А вот, что он говорит об отъезде комдива. После того, как тот связался с заместителем командующего ВДВ:
«…В городе разгоралась стрельба, и Рябченко, в последний раз посмотрев на лежащего в крови Якуба, поспешил на аэродром, в дивизию.
В штабной палатке, не стесняясь застывшего на посту у Знамени часового, на него набросился Костылев:
– Может, вы объясните, где находились все это время, когда ваши десантники шли под пули?
Рябченко отрешенно пожал плечами:
– Ездил в город.
– Ах, в город… Ну, тогда звоните командующему и сами объяснитесь. Он давно ждет вашего звонка.
По сравнению с только что виденным и пережитым гнев начальства казался такой мелочью, что Рябченко с усмешкой поднял трубку ЗАС:
– Где вы были, товарищ генерал? – послышался раздраженный голос Сухорукова. – Почему вас не было в дивизии?
– Я был в городе, товарищ командующий.
– А разве я вам разрешал покидать расположение дивизии?
– Никак нет.
– Тогда я отстраняю вас от командования. Завтра же с первым самолетом прибыть в Москву.
– С превеликим удовольствием, – уже в гудящую трубку ответил комдив.
Все было пусто и безразлично – в Москву так в Москву, разжалуют так разжалуют. Но видеть, а тем более участвовать в таком, о чем раньше можно было только прочесть в книгах, да и то не про нас…
Хлопнул полог палатки, качнулась от ветра мигающая лампочка.
– Что, командир, не весел? – с порога спросил Гуськов.
(Примечание – генерал-лейтенант Гуськов – заместитель командующего ВДВ по воздушно-десантной подготовке).
– Да так, думаю. С командующим вот поговорил, завтра вылетаю в Москву за новой должностью.
– Та-а-ак, – оглянувшись на Костылева, оценивающе протянул Гуськов. – Брось хандрить, тебе еще командовать людьми…»
СЕДЬМАЯ ПАРАШЮТНО-ДЕСАНТНАЯ
– Павел, – говорю, – ты рассказал о том, как видел те события в самом генштабе. А ведь интересно прочитать, что вспоминают ребята из 7-й парашютно-десантной роты 350-го гвардейского парашютно-десантного полка нашей дивизии, прославленного «полтинника», которые шли вам на выручку из аэродрома в Кабул.
– Геройские парни! Тот же самый автор, о котором мы с тобой сегодня не раз вспомнили, говорит – 3-й батальон капитана Анатолия Фроландина опоздал, а потом пальнул из всех стволов по зданию генштаба. Дескать, они успели к шапочному разбору и своим «дружественным огнем» чуть не перестреляли наших. А ведь я потом с ними проводил зачистку в здании…
– Вот, читай, что вспоминает о тех событиях Владимир Кузнецов. На днях я связался с ним. Конечно, и у него тоже что-то могло уже стереться в памяти. Но ты же знаешь, стираются мелочи, детали, а главное – оно так крепко засело в головах и сердцах у каждого из нас, что с годами почему-то все видится еще ярче и еще отчетливее. Старший сержант Владимир Кузнецов был тогда заместителем командира 1-го парашютно-десантного взвода 7-й ПДР. Кстати, нештатного разведвзвода батальона. Владимир награжден медалью «За боевые заслуги». Те события, в которых он принимал участие, Кузнецов видел с позиции сержанта. Но вот именно это и особенно ценно. Итак, рассказ гвардии старшего сержанта Владимира Кузнецова:
«В Кабул мы прилетели ночью, днем выкопали капониры для машин и занялись обустройством своего быта. Что будет дальше – не знали. Во второй половине дня, ближе к вечеру 27 декабря, офицеров вызвали в штаб полка. Наш командир – старший лейтенант Александр Куиш, – быстро вернулся, построил взвод и объявил, что перед нами поставлена задача – выехать в город и захватить 2-х этажное здание. Времени оставалось мало. Мы стали тренироваться – так вот врываемся в здание, так вот по комнатам проходим… По Кабулу практически летели, была команда: «Не останавливаться ни перед чем!» Одна машина из взвода сломалась, к генштабу взвод прибыл на двух БМД. А потом оказалось, что из 3-го взвода пришла только одна машина. Так что рота была не в полном составе. Выгрузились, пошли цепочкой вдоль здания к центральному входу. Как тренировались, так и действовали. Ворвались в холл полукругом, за колоннами – люди. Мы орем матом: «Бросай оружие!». Один из них крикнул: «Не стреляйте, свои». Оказались ребята из группы «Зенит». Точнее, это были пограничники из роты охраны посольства СССР. Они были прикомандированы к группе, в их задачу входило разоружение часовых у центрального входа. Три человека – старший лейтенант Юрий Иванец и два прапорщика – Юрий Серяков и Роберт Галиев. У центрального входа мы оставили сержанта Богдана Кобетяка с кем-то из бойцов, а сами по лестнице побежали на второй этаж.
На втором этаже, также за колоннами, стояли несколько человек – бойцы «Зенита». Напротив, у двери, лежал труп афганского офицера. Старший из этой группы сказал взводному Александру Куишу, что там, в комнатах, наш командир и нужно идти туда. Это они о Рябченко говорили. А мы и не знали, что в здании находится комдив.
Куиш взял с собой двух братьев Якушкиных, Виктора и Николая. А мне пришлось с бойцами остаться, у нас «молодых» было больше половины. Я стоял у стены, держал под прицелом крыло здания, где располагалось главное политуправление, а один из «зенитчиков» стоял напротив за колонной и держал под прицелом противоположное крыло. И он начал спрашивать, как настроение у ребят и так далее. А потом и говорит, что ждали они нас чуть ли не как богов, боялись, что не устоят. Мы ведь опоздали минут на сорок, рота сбилась с маршрута, об этом может и не надо говорить?.. Но я рассказываю все честно. Все, как было…
По первому этажу очень хорошо «работал» старший лейтенант Олег Бастанов, геройский замполит нашего 3-го парашютно-десантного батальона. С ним действовали два пулеметчика. Левко из 8 роты, не помню его имени, и мой пулеметчик Виктор Ридель. Там узел связи сопротивлялся. Поэтому Бастанов забросал их гранатами и пошел по комнатам…
Когда на второй этаж уже поднялись 2-й и 3-й взводы под командованием старшего лейтенанта Александра Козюкова и замполита роты Сергея Дружинина, я переместился в сторону кабинета Якуба. Сергей Воробьев со мной был, молодой солдат. И кто-то еще. Уже и не помню всех. А Сергей Дружинин вспоминает, что когда стал продвигаться в сторону левого крыла, то в одной из комнат увидел у двери сидящего человека, кого-то из «зенитчиков». Тот сказал нашему замполиту, что не пройти – стреляют. В это время подошел Павел Лаговский. Он спросил у Сергея, есть ли граната. Потом взял вешалку, пробил дыру в двери. Туда он и бросил гранату. Но когда после взрыва вошли в комнату, в ней никого не было, а окно оказалось распахнутым…
Когда неслись по Кабулу, одна из машин улетела в кювет, и доктор батальона, капитан Вяткин, остановил свой БТР-Д, чтобы оказать помощь. В итоге, он от колонны отстал. Отстала и замыкающая 579-я БМД. Механиком-водителем в ней был Сергей Бойков. Она уперлась в БТР-Д доктора и не могла проехать. Потом, когда капитан Вяткин оказал пострадавшему помощь, обе машины пошли к генштабу. По дороге встретили какую-то колонну. Оказалось, что это дивизион артполка нашей 103-й ВДД. А когда отставшие добрались до генштаба, всюду уже была стрельба. Доктор батальона Вяткин начал оказывать помощь раненым. Первый раненый был из пограничников, прикомандированных к «Зениту». А второй – «зенитчик». У него была прострелена нога из пистолета…
В какой-то момент поступил сигнал, что к генштабу движется танковая колонна. Мы стали загружаться «мухами» – гранатометами, с собой в здание мы их не брали. А замполит Сергей Дружинин пошел по комнатам всех собирать для предстоящего боя…»
– Интересная деталь, – удивляется Павел Лаговский, – то, как я вешалкой пробивал дверь, Кузнецов помнит до сих пор. А я и запамятовал. Сам понимаешь, такое было состояние, такое напряжение…
– Исполнял тогда обязанности командира 7-й парашютно-десантной роты гвардии старший лейтенант Александр Козюков. Его воспоминания тоже не самые «свежие». Так что и у него могут быть какие-то мелкие неточности. Говорил я с Александром, как уже указывалось выше, десять лет назад. Значит, со дня ввода войск прошло тогда уже 24 года. Но, тем не менее, посмотрим на все глазами исполнявшего обязанности командира 7-й ПДР. Вспоминает гвардии старший лейтенант Александр Козюков:
«Нам была поставлена задача – участие в блокировании здания генерального штаба и оказание помощи бойцам спецподразделения в захвате и зачистке объекта с последующим его удержанием.
Совершив марш, 7-я парашютно-десантная рота подошла к зданию генерального штаба. В нем уже находились командир 103-й воздушно-десантной дивизии гвардии генерал-майор Иван Федорович Рябченко с тремя офицерами – братьями гвардии старшим лейтенантом Станиславом Лаговским и гвардии лейтенантом Павлом Лаговским, а также с советником начальника генштаба Афганистана.
По подошедшей нашей роте из располагавшегося напротив генштаба здания министерства общественных работ вели огонь из гранатометов и стрелкового оружия, а из-за здания – из минометов. Первым оказался у захватываемого объекта действовавший в разведке взвод гвардии старшего лейтенанта Александра Куиша. Огнем из трех боевых машин десанта подчиненные Александра не давали афганцам выпрыгивать из окон. Техник роты гвардии прапорщик Сергей Новицкий мастерски проделал броней проход в ограждении, через который вошли на территорию генштаба БМД для его блокирования. Я ворвался в здание, когда в нем уже шла перестрелка и среди бойцов спецподразделения имелись раненые. Задачу по зачистке мои ребята выполнили.
Прибывший командир 3-го парашютно-десантного батальона гвардии капитан Анатолий Фроландин приказал мне взять с собой взвод и уйти на усиление охраны советского посольства. С тремя БМД я выдвинулся в указанный район. Перед зданием посольства собралась толпа где-то около ста пятидесяти человек с палками и камнями. Оттуда также раздавались одиночные выстрелы. У посольства горели автомобильная техника, близлежащие магазины. Оставив одну боевую машину на самом опасном и уязвимом участке для тех, кто охранял объект, я с двумя БМД убыл за женщинами и детьми в микрорайон, где проживали советские специалисты. До утра эвакуировал их внутри боевых машин на территорию посольства. Там было безопаснее. Утром 28 декабря вернулся к зданию генерального штаба и приступил с ротой к его охране».
ЗАХВАТ ДРУГИХ ОБЪЕКТОВ
– Мы с тобой, Павел, уже говорили: в книге у того автора, который почему-то старается принизить заслуги десантников, улавливается порой и что-то очень знакомое для нас. Повторяю: некоторые факты, судя по всему, он брал из моих публикаций. А потом подвергал их сомнению, иронизировал. Я уже говорил выше, что собирал факты для материала о захвате объектов в Кабуле буквально на следующий день после «переворота». Так что ребята все говорили честно и откровенно. Меня тогда больше интересовала взаимопомощь в бою, ты же помнишь, в дивизию пришли молодые солдаты. Это потом посылали в Афганистан тех, кто прослужил в Союзе полгода и прошел хоть какую-то подготовку. А наши ребята – прямо с «карантина», – как тогда называли курс начальной общевойсковой подготовки, – и сразу на войну. Помнишь, обычно молодое пополнение принимало Военную присягу в конце декабря. А тут ритуал провели в воскресенье 9 декабря. Нас это почему-то не насторожило. А выходит, молодые солдаты не прошли даже полностью курс начальной общевойсковой подготовки. Потому что после принятия присяги их сразу же отправили в строевые части и подразделения. Вот меня и интересовало больше всего то, как вели себя в бою молодые солдаты, как было организовано взаимодействие опытных десантников и новичков. Короче, вот те самые заметки, которые я опубликовал после «переворота» в нашей дивизионной газете «Гвардейская доблесть»:
317-й гвардейский парашютно-десантный полк.
Блокирование зенитного дивизиона и батальона связи. Разоружили три караула без единого выстрела. Отличились гвардии старший сержант Аркадий Сартасов, гвардии младший сержант Валерий Михалев, гвардии ефрейтор Мадатбек Субакожуев, гвардии рядовые Николай Татаринов, Юрий Еремин, Юрий Черняев…
Кстати, гвардии младший сержант Валерий Михалев через два месяца после этих событий в той самой «шигальской» операции взял в плен американского инструктора. Взял один на один. Без единого выстрела. Молодой десантник и опытный инструктор… Победил младший сержант, отслуживший к тому времени чуть более полугода…
Рота гвардии капитана Валерия Самохвалова. В 19 часов начали выдвижение. Командир роты Самохвалов на БТРД сбил ворота и ворвался в штаб армейского корпуса. Стоявший во дворе БТР-60пб открыл огонь по машине Самохвалова. Однако вслед за командиром на БМД на объект ворвался гвардии лейтенант Федор Гузык. Афганец с30 метров двумя очередями промахнулся. Этого хватило экипажу Гузыка, чтобы спасти командира. Наводчик-оператор гвардии старший сержант Юрий Коновалов дважды поразил БТР кумулятивным под башню, потом уничтожил афганского гранатометчика, целившегося из окна. Гвардии рядовой Иван Прокушев прикрывал замполита…»
– А теперь, Павел, сравни с текстом того самого автора:
«Командир роты Самохвалов на бронетранспортере разведдозора вломился на территорию штаба армейского корпуса. Не сказать, чтобы стремительно — подъездные пути не позволяли развить нормальную скорость. Следом за ним выдвигался экипаж лейтенанта Федора Гузыка. Стоявший во дворе БТР афганцев встретил десантников огнем из пулемета. Пули отметились трассерами поверх брони и рядом. Повезло ребятам — до цели было не более 30 метров. Поэтому наводчик-оператор старший сержант Юрий Коновалов, не мешкая, не растеряв себя в бою, дважды «огрызнулся», и весьма удачно: поразил БТР кумулятивным зарядом под башню. Хорошо рвануло, горячей волной обвеяло. Испытал на себе дыхание расправы рядовой Иван Прокушев, когда прикрыл огнем неловко высунувшегося замполита. Хотел ему еще уточнить, что сейчас не час политзанятий, но не проговорил в назидание — афганский гранатометчик с трубой перегнулся из окна и стал наводить свое оружие, неловко изгибаясь в проеме. Неестественность позы супостата подправил Прокушев: чиркнул очередью, патронов этак на семь-восемь, и исчез афганец…»
– Не правда ли – те же фамилии, что и у меня, та же последовательность действий, но уж больно цветисто и пафосно, с некой издевкой даже… А в нашей дивизионной газете – просто сухие факты из блокнота военного журналиста. Здесь же чувствуется писатель…
Впрочем, продолжу:
«Группа начальника разведки полка гвардии майора Анатолия Качанова. Прочесывали здание. Задача, поставленная им, – уничтожить одного из военных лидеров правительства Амина.
Боевое охранение. Оборудовали позиции, ждали афганские танки. Сутки с лишним не спали. Должны были первыми принять удар на себя. Отличились гвардии сержант Сергей Ветчинов, гвардии младшие сержанты Владимир Юсовских, Олег Егоров, гвардии рядовой Нурбек Мамырбаев…
Вторая парашютно-десантная рота. Гвардии старший лейтенант Анатолий Чернорай. Блокирование штабов двух бригад. Было отведено два часа на выполнение задачи. По незнакомой местности совершили ночью 20-километровый марш, объект захватили…
Гвардии старший сержант Александр Хайтен и гвардии рядовой Александр Немец. Проявили инициативу. Нарушили связь захватываемого объекта с вышестоящим штабом…
Захват КАМ (афганский аналог КГБ). Участвовал парашютно-десантный взвод гвардии лейтенанта Сергея Корчмина. Пока выдвигались с аэродрома, по дороге обстреляли. Подъехали к воротам, спешились, залегли. БМД, механиком-водителем которой был Сергей Кинель, выбила ворота. При этом с машины слетела гусеница. Группа захвата рванулась вперед, прикрытие осталось. Задача была – всех взять в плен. Только в плен. Гвардии рядовой Сергей Корнилин с пулеметом прикрывал гвардии рядового Сергея Долохова, который брал в плен часового. Когда обходили здание, гвардии рядовой Александр Лесников зацепился ремнем автомата за ручку двери. В этот момент прямо на него вылетел из-за угла афганский офицер с пистолетом. Шедший позади гвардии рядовой Сергей Дербенев тут же освободил ремень, и Лесников успел ударом кулака сбить афганца с ног и взять его в плен живым. Десантник, если честно, ударил нападавшего кулаком по голове так, что тот рухнул на колени и выронил пистолет. Гвардии ефрейтор Сергей Радченко упал и разбил пальцы, а в это время в магазине кончились патроны. Гвардии ефрейтор Николай Федоров быстро снарядил ему магазин и оба продолжили выполнение боевой задачи…
Захват телеграфа. Участвовали гвардии ефрейтор Иван Михнев и гвардии рядовой Петр Васильев…
Захват банка и узла связи. При выполнении задачи обязанности командира взвода исполнял гвардии старший сержант Антон Сазонов. Сработали отлично…»
– Знаешь, Павел, я уже привел немало свидетельств участников захвата объектов с нашей, советской, стороны. А ведь интересно узнать, как оценивают те события сами афганцы? Я уже говорил тебе, что спустя 9 лет мне довелось преподавать военную журналистику военнослужащим ДРА в Советском Союзе. Повторяю, сложно было поначалу работать с афганскими офицерами и курсантами. Улыбаются, жмут руки, а у меня в глазах стоят погибшие наши ребята. Был, например, у меня в группе слушатель Дур Мухаммад. Майор. Разведчик. Мне почему-то всегда казалось, что он с «двойным дном». Семья в Великобритании, а сам Дур Мухаммад – в Советском Союзе… Кстати, он так и не получил диплом. Перед самым выпуском из училища сорвался и очень дерзко нагрубил своему курсовому офицеру. Пять лет таил в себе злобу, а потом выплеснул сгоряча… Так что попробуй, разберись, кто тогда по нам стрелял, кто устанавливал мины… Может, кто-то и из этих… Сам знаешь, в армии Афганистана были и амнистии, были и дезертиры, которые по несколько раз переходили то к «духам», то к правительственным войскам… Впрочем, речь не об этом. Как-то я разговорился со старшим лейтенантом афганской армии Мухаммадом Захиром. Вот, что он мне рассказал:
«Во время ввода ваших войск в Афганистан 27 декабря 1979 года я служил механиком-водителем в пятнадцатой танковой бригаде. Очень хорошо запомнил ту ночь. Мы, а также четвертая бригада, стояли под Кабулом в направлении Пули-Чархи. Когда уже стемнело, началась стрельба. Экипажи четвертой бросились к машинам. Но танки не вышли за КПП. Командир дал приказ остаться на местах. Сейчас он в тюрьме…
Пятнадцатая бригада насчитывала три батальона. Во втором, в котором служил я, была объявлена боеготовность. Не помню точно, то ли двадцать четвертого, то ли двадцать пятого декабря мы смотрели телевизор. Амину задали вопрос: «Приземляются большие самолеты… Что в них?» Он ответил: «Самолеты наших друзей привозят товары первой необходимости».
В каждом батальоне был один ваш советник. Мы уважали этих людей, верили им. Накануне они лично проверяли боеготовность танков. Когда же через четыре дня после ввода войск мы получили команду выгрузить из машин боеприпасы, вдруг обнаружили, что все ударники в орудиях вынуты. Это сделали перед двадцать седьмым декабря ваши советники.
В ту памятную ночь к нам пришел заместитель начальника политотдела. С ним был советник. Они собрали всех поговорить. В это время ваши БМД окружили танки и казармы. Блокировали парк…
Бабрака в народе не любили. Называли его вторым шахом Шуджахом. В истории Афганистана был такой случай. Если не ошибаюсь, он относится к периоду второй войны с англичанами. Те хотели поставить во главе страны марионетку шаха Шуджаха. Узнав об этом, поднялся весь народ…
Спрашиваете, почему обе бригады не оказали сопротивления? – Они были элитные. Около восьмидесяти процентов – члены партии…»
РЕЙДЫ
– Павел, – спрашиваю, – ты в Афганистане отслужил около двух с половиной лет. Участвовал в последующих рейдах. Кроме ордена Красного Знамени есть ли у тебя еще награды за ДРА?
– Да генерал-лейтенант Альберт Евдокимович Слюсарь, который заменил в конце лета 1981 года нашего комдива, представлял меня к награждению орденом Красной Звезды. А вот начальник отделения кадров, ну, помнишь ты его… Ничего не хочу сказать плохого, но… Одним словом, что-то он намудрил… Так что, возможно, орден мой где-то до сих пор «блуждает»… А заменился я в 76-ю дивизию ВДВ в Псков в марте 1982 года… Одним словом, я почти на два года больше служил в Афганистане, чем брат Станислав. Ты помнишь, зимой 1980-го ему присвоили воинское звание капитан досрочно, а через несколько месяцев перевели на повышение в Союз. Назначили начальником кафедры физической подготовки в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище. Кстати, звание старшего лейтенанта и я получил досрочно. Ну, а насчет орденов Красного Знамени, ты помнишь, их нам вручил Маршал Советского союза Соколов в начале мая 1980-го. Станислав был как раз в рейде. А меня оставили в штабе дивизии. Уже тогда стали задумываться о том, чтобы одновременно не посылать на боевые операции двух братьев вместе. Так что я тоже потом летал в район боевых действий с маршалом и командиром дивизии. Там нам и вручили ордена. А потом Станислава перевели в Рязань. А мне еще довелось поучаствовать в боевых действиях. Помнишь, была «шигальская» операция? Я туда летал с начальником штаба дивизии полковником Николаем Васильевичем Петряковым. В Кунаре с разведчиками работали… Тогда там очень горячо было. Погибли наши ребята. В том числе и будущие Герои Советского Союза старшие сержанты сапер Николай Чепик и разведчик Александр Миронов… Ранены были офицеры. Среди них и лейтенант Игорь Дивинский… Мы обеспечивали поддержку нашим батальонам на завершающем этапе операции… Потом участвовал в рейдах в других провинциях. Выполнял задачи и по обеспечению охраны прилетавших из Москвы военачальников. Сопровождал вылетавших в районы боевых действий Маршалов Советского Союза Ахромеева, Соколова, командующего Воздушно-десантными войсками генерала армии Сухорукова… У нас для этих целей была определена начальником разведки дивизии полковником Михаилом Федоровичем Скрынниковым группа из нескольких человек. В нее входил и я. Ты, конечно, обратил внимание, что Скрынников тогда еще был не полковником, а майором, Слюсарь – не генерал-лейтенантом, а полковником. Это сейчас у них такие воинские звания… Между прочем, познакомился я в Афганистане и с будущим Министром обороны Российской Федерации будущим генералом армии Павлом Сергеевичем Грачевым. Как-то наша разведрота неплохо помогла его батальону. Их тогда заблокировали в ущелье. А мы высадились всего двумя разведгруппами на господствующие высоты и дали жару «духам»… Сам знаешь – в горах кто сверху, тот и прав… В одном из рейдов осколком был ранен в ногу. Ну, да тогда таким вот «мелочам» мы не очень-то уделяли много внимания. Считали, что заживет и забудем. А с годами все это дает себя знать…
– Павел, я вот связался с подполковником запаса Валерием Марченко. Он, кстати, написал несколько книг о разведчиках. Там, между прочим, Валерий рассказывает и о твоем участии в боевой операции в мае 1980-го в Бехсуде.
– Да, Саша, слышал, а вот прочитать нет времени. Прекрасный офицер! С ним – куда угодно. И в огонь, и в воду. И, конечно же, – в разведку!
– Ну, коль тебе читать некогда, тогда я приведу несколько фрагментов из его книги «Афган: разведка ВДВ в действии», которые он специально прислал мне для этого материала:
«– Товарищ гвардии лейтенант, вас вызывает командир дивизии.
Спрыгнув на землю, я схватил автомат, поправил снаряжение. Кажется, вспомнили о нас, причем, гораздо раньше, чем я предполагал. Разведчики, увидев посыльного, затихли, внутренне собрались. Молча посмотрел на них, подмигнул и пошел к оперативной группе, раскинувшей антенны метрах в трехстах левее нас. Командир дивизии, заместители сидели за раскладным столиком, обсуждая какую-то тему. Я отметил, что в палатке не было командиров частей, отдельных подразделений дивизии – лишь офицеры-операторы.
– Товарищ генерал-майор, гвардии лейтенант Марченко по вашему приказанию прибыл.
Комдив, сняв черные очки, улыбнулся.
– Отдохнули, разведчики?
– Так точно, товарищ генерал.
– Хорошо. Вчера показали неплохую подготовку на выносливость и результативность. Молодцы! Думаю, и сегодня сработаете.
Я молча стоял перед генералом, офицерами штаба дивизии. Комдив испытующе смотрел на меня.
– Задача такова, Марченко: с нами желают встретиться старейшины уездного центра Бехсуд. Договоренность достигнута, встреча произойдет вот в этом месте, – генерал показал на карте место обусловленной встречи.
Около трех километров от лагеря. Площадка была открытой, правее – кишлак, горный массив раскинулся дальше. Место встречи, на первый взгляд, не очень опасное, если там, конечно, не подготовлена засада. Вариант заманивания в засаду командования советской группировки маловероятен. На такую подлость старейшины вряд ли пойдут, слишком сильны русские – ответ будет адекватным. Другое дело, выяснить обстановку, планы, оценить опасность «шурави» – это вполне объяснимо, если учесть, что мы расположились по соседству с кишлаками. Скорее всего, так и есть.
– Твоя задача, Марченко, обеспечить прикрытие группы офицеров на случай, если будет провокация или противник совершит нападение. Суть задачи понятна?
– Так точно, товарищ генерал. Но мне бы минут на тридцать выехать раньше, чтобы оценить обстановку на месте, возможно, одну машину оставить там, а двумя другими встретить офицеров.
Генерал Рябченко, задумавшись, посмотрел на карту, потом на заместителей.
– Хорошо. Но осмотришь местность так, чтобы у них не сложилось впечатления, что мы опасаемся и не доверяем старейшинам. У нас для них гуманитарная помощь, акт, так сказать, милосердия, встреча с ними должна пройти организованно и на высоком дипломатическом уровне.
– Понял, товарищ генерал, люди подготовлены, сработаем.
Комдив кивнул.
– Хорошо. На подготовку даю час. Хватит?
– Так точно. Разрешите вопрос?
– Давай.
– Кто будет старшим группы?
Генерал, усмехнувшись, ответил:
– Старшим буду я…
Размышления о размещении техники взвода, броней которой я планировал прикрыть генерала и офицеров дивизии от возможного нападения «духов», привели меня к мысли об эффективной расстановке боевых машин на местности. С Павлом Лаговским мы решили выставить машины оперативной группы треугольником, что обеспечило бы нам оптимальное наблюдение за местностью и быстрое реагирование на неожиданную атаку противника.
Опасные направления от линии внешних дувалов кишлаков и ближайшего отрога анализировались мной по карте на предмет скрытых выходов к месту встречи сторон. Если вдруг командиру дивизии потребуются мои предложения по организации встречи, я ему доложу функциональный план, выработанный из условий складок местности и наличия возможностей наших сил и средств. Опасность-то, собственно, исходила от неровностей рельефа, позволявшего скрытое перемещение групп нападения противника. И если инициаторами встречи выступили местные старейшины, что с одной стороны гарантировало относительную добропорядочность, как объяснил нам прикомандированный к оперативной группе переводчик, то с другой – сложно было понять, какие силы, партии контролировали уезд, и что закладывалось аксакалами в сам процесс переговоров.
Сложив для удобства пользования карту, я пошел к штабу оперативной группы. Запаса времени еще хватало, поэтому я на ходу прикидывал возможные варианты исполнения задания, размышляя над его содержанием. У штаба встретился с Лаговским. Павел уже был готов обеспечить посадку офицеров на подготовленные к поездке «бэтээры» и весело блестел беззаботной улыбкой.
– Привет, Паш, как скоро?
– Ждем, Валер, ждем.
– Слушай, поставь одну машину вот здесь, – показал я Лаговскому точку на карте, где, по моему мнению, необходимо было блокировать кусочек пространства от гор.
Паше не надо было долго объяснять, что к чему, он – начальник топографической службы соединения, поэтому мы с ним быстро согласовали наши действия по карте и надеялись, что на местности у нас получится не хуже.
– Переговоры, Паша, будут вестись за твоими машинами, я же своими прикрою по внешнему кольцу.
– Идет, Валер.
Павел, хохотнув, продолжал откусывать щипчиками ногти.
В палатке командира дивизии задействованные во встрече офицеры обсуждали порядок переговоров с почтеннейшим советом старейшин. В тот момент, как я «нарисовался» перед командованием соединения, генерал заслушивал предложения офицеров по гуманитарной акции выдачи продовольствия населению.
– Товарищ генерал-майор, разведывательная группа отдельной разведывательной роты к выполнению боевой задачи готова, – доложил я, закрыв за собой полог палатки.
– Готовы, разведчики?
– Так точно!
Командир дивизии, поправив неразлучные очки, встал из-за стола.
– Товарищи офицеры, выезд через пятнадцать минут. Вопросы ко мне? Нет? Все свободны.
– Докладывай, Марченко.
Открыв карту, я доложил комдиву замысел превентивных действий разведывательной группы по прикрытию встречи.
Генерал, слушая, уточнил момент:
– Сержант справится?
– Так точно, товарищ генерал.
– А если провокация и «духи» приготовили засаду? Не растеряется?
– Никак нет, товарищ генерал, опытный и обстрелянный командир, да и разведчики у него воевали.
– Хорошо, «уговорил», выезжаем через десять минут. Связь по радио.
– Есть! Разрешите идти?
– Давай.
Я вышел от командира дивизии с легкой дрожью, прокатившейся по телу. Задач подобного плана еще не доводилось выполнять. Сам-то я был готов к любому развитию событий, но прикрыть комдива с офицерами управления – особая специфика. Но что поделаешь? Приказы в армии не обсуждаются, а выполняются – быстро, точно и в срок.
БМД с ходу вышли на заранее намеченные рубежи и, «ощетинившись» орудиями, стали по намеченным секторам. Машины оперативной группы также прикрыли участников встречи с опасных направлений, как мы это спланировали с Лаговским. Паша молодцом, поставил машины, как надо, а главное – быстро. Группа офицеров во главе с генералом Рябченко за секунды была надежно прикрыта броней!
В прицел я ловил движение в кишлаке, отметив наконец-то у дувалов группу местных жителей человек в двадцать. Они медленно вышли из кишлака и не торопясь пошли в нашем направлении. «Пробежавшись» прицелом вокруг бородатых и наимудрейших аксакалов, я опять же ничего особенного не зафиксировал, хотя сама картина вызывала интерес: старейшины вышли на пятачок, блокированный техникой, и, остановившись, топтались на месте. Я отметил, что среди них была, видимо, своя иерархия, при которой вперед выдвинулся главный старейшина, трое стояли за ним, еще троица замыкала основной костяк их представительства. Остальная толпа остановилась чуть поодаль.
Командир дивизии спрыгнул с БТР-Д и пошел навстречу аксакалам. За ним – офицеры-участники встречи. Наимудрейшие с седыми бородами, разглядев в нем главного «шурави», оценивающе смотрели на генерала в «песочке», не имевшей знаков различия.
От старейшин отделился тот самый аксакал, что был впереди – загорелый, крепкий, с острым пронизывающим взглядом старик в светлых одеждах, белой чалме и почти без зубов. В левой руке он держал четки. Остальные жители остались на почтительном расстоянии. Старейшина, припадая на правую ногу, подошел к генералу Рябченко и заскорузлыми руками взял его за лицо. Какое-то время старейшина смотрел в глаза комдиву, затем дважды прижал его голову к своим щекам и, сделав шаг назад, стал говорить с ним медленно и степенно… Наш тарджеман (переводчик) Саша переводил. С Александром мы были знакомы, он несколько раз работали с нами в поиске и засадах. Окончил он институт восточных языков, владел английским и фарси и вообще – был нормальным парнем.
Беседа русского генерала с афганским спинжираем (старейшиной) началась неспешно. Я не слышал, о чем у них шла речь, но любопытства от этого меньше не стало. Посмотрев в очередной раз в прицел, я осторожно покинул машину и тихонько подошел к офицерам оперативной группы. В конце концов, мне была поставлена задача охраны командира дивизии. Чего же стоять в стороне?
Беседа шла на общие темы (я уже был в зоне слышимости). Аксакал жаловался на трудную жизнь дехкан, плохой урожай, болезни населения, отсутствие воды на отдельных участках плодородной почвы. Фразы он строил весомо, с достоинством, при этом внимательно смотрел в глаза командира дивизии, видимо, пытался понять реакцию последнего. Комдив снял темные очки и, сложив руки на животе, время от времени кивал головой. Старейшина, закончив говорить, оглянулся на соплеменников, те, осмелев, подтянулись поближе.
Генерал Рябченко вступил с ними в беседу. Речь его была вдумчивой. Простым и понятным языком он говорил дехканам о том, что русские войска пришли к ним с миром, они не собираются убивать мирное население. Пусть все спокойно работают и не боятся военных. Более того, отметил генерал, для жителей уездного центра Бехсуд «шурави» привезли муку, продовольствие, которое по договоренности с уважаемым старейшиной готовы передать населению. У русских нет намерений вести боевые действия, но на пути следования мы неоднократно подвергались нападению. Есть убитые, раненые. После чего задал аксакалу интересный и очень важный вопрос: могут ли они, уважаемые люди, дать гарантию того, что по нам не будут стрелять? Мы пришли с миром, помощью и желаем помочь афганскому народу в его революционных преобразованиях. Во время монолога командира дивизии, перевода речи переводчиком старейшина молчал, соглашался со всем сказанным русским командиром.
Затем старейшина подошел к жителям кишлака и они стали о чем-то говорить, применяя активную жестикуляцию руками. Переводчик не слышал их слов – далековато было, но минут через десять старейшина вернулся обратно. Подойдя к командиру дивизии, он заверил, что по русским они стрелять не будут, пусть чувствуют себя, как дома, ни о чем не беспокоятся. Казалось бы, наиболее острая тема встречи была исчерпана, генерал со старейшиной обсудили вопрос гуманитарной помощи населению. Решили так: афганцы во второй половине дня подъедут к нашему лагерю на транспорте, где и произойдет передача им продовольствия.
Вопросы, интересующие обе стороны, закончились, главный старейшина, приблизившись к комдиву, взял его за руку и, согнувшись, сделал попытку ее поцеловать. Генерал вежливо, но энергично отнял свою руку у спинжирая. Белобородый вновь взял лицо командира дивизии руками, дважды прижал его к своим щекам, повернулся и пошел к жителям. Встреча была закончена.
Офицеры оперативной группы расположились на БТР-Д, генерал Рябченко сел в один из них. Я же на своей командирской машине, выскочив вперед, возглавил колонну, прикрывая оперативную группу на маршруте следования. Минут через пятнадцать мы добрались до лагеря без каких-либо происшествий. Командир дивизии молча пожал мне руку и кивнул – все как надо. Наступившее следом расслабление придало уверенности в том, что и эту задачу мы, разведчики дивизии, выполнили должным образом.
После обеда к боевому охранению подкатило несколько «бурубухаек», гужевой транспорт. Солдаты тыловых подразделений перегрузили в них около сотни мешков муки, ящиков с продуктами питания. Вскоре афганцы уехали делить гуманитарную помощь «шурави», а мы молча наблюдали за происходящим, пытаясь понять главную мысль: они теперь за нас?
Стемнело, в стороне от штаба оперативной группы замполит полка соорудил приспособление, на котором из нескольких сшитых вместе простынь вывесили экран. Получилось высоковато: скамеек, стульев не было, поэтому фильм предполагалось смотреть, задрав голову, сидя на земле. Было очень неудобно. Офицерский состав, сетуя на политработников (кто же еще виноват?), устраивался для просмотра фильма. Пишу эти строки и думаю: сколько жизней спасла элементарная небрежность замполита 350-го парашютно-десантного полка?!.
Перед экраном на земле расположилось человек двести личного состава, свободного от боевых задач. Начался фильм: титры, музыка первых кадров и сцен известной с самого детства киноленты. Десантники заворожено смотрели на экран! В какой-то момент я заметил, что экран трепыхается из стороны в сторону, исказилось изображение, полетели куски материи. Не сразу дошло, в чем здесь было дело! Фильм продолжался, а экран разлетался в клочья.
– Внимание, к бою! «Духи» ведут огонь, – слышу голос за нами.
Осенило: «духи» молотят из автоматов по светящемуся экрану, который видно издалека. К счастью, в момент просмотра личный состав лежал или сидел на земле гораздо ниже светящегося экрана. «Духи» не могли этого видеть, автоматные очереди шли над нашими головами, по великой случайности не задев скопление людей на земле. Экран потух, выключились динамики, слышна была стрельба с окраины кишлака. Боевое охранение вело ответный огонь. Бухнул залп гаубичной батареи, от неожиданности мы распластались на земле.
Страшное зрелище представляет собой стрельба артиллерии ночью, если находиться рядом с ней. Грохот – ничто в сравнении с огромными языками пламени, вылетающими из стволов орудий. Началось светопреставление: огонь из боевых машин открыла линия боевого охранения, включился артиллерийский дивизион. Канонада стоял такая, что объясняться друг с другом можно было только языком жестов. Так продолжалось минут двадцать. Постепенно огонь прекратился: «духи» уже не стреляли, увидев страшную мощь, которую привезли с собой «шурави». Никто из нас не сомневался: огненный ураган в Бехсуде запомнится «духам» надолго.
Вот и угостили хлебушком «душков», мучки дали. А что в ответ? Старейшины заверили командование, что по нам стрелять не будут, но реакция получилась обратной – огонь по людям в мирной обстановке: вне ведения боевых действий. Таким образом, меры, принимаемые нами по охране командира дивизии с группой офицеров, были не напрасными. Возможно, «духи» прикидывали нападение из засады. Лично для себя в который раз я сделал выводы: верить этим ни в коем случае нельзя. Если уж заверения старейшин ничего не стоили…»
– Слушай, а ведь здорово, что есть такие люди, которые помнят и пишут о тех рейдах, операциях… Вот и Валерий… Всегда очень уважал его как офицера, как человека и как верного друга. Вот именно благодаря таким командирам и были у нас минимальные потери… Развела нас судьба. Подполковник Валерий Марченко – в Витебске, я – в Москве. Но мы встречаемся. Тем более, мой родной брат Виктор живет по соседству с Валерием. Ты же его помнишь по Витебску, он был прапорщиком ВВС…
– Вот как раз об этом, Павел, я и хотел поговорить. Вас же четыре брата? И все вы служили в Вооруженных Силах СССР и России?
– Почему – «служили» – один до сих пор еще служит…
БРАТЬЯ
– Вообще-то у нас в семье было семь детей. Двое умерли. Остались четыре брата и сестра. Станислав – он у нас старший, а еще Виктор, ты его тоже помнишь по Витебску, я, Владимир и Люся. Виктор служил в Военно-воздушных силах. Старший прапорщик. Летал в составе экипажа самолета дальнего радиолокационного обнаружения и управления А-50. Ну, ты знаешь, что это за техника. На нашем советском «Аваксе». Потом, после реорганизаций, был вертолетчиком. Самый младший из братьев – Владимир – тоже старший прапорщик. Недавно ему исполнилось 50 лет. Еще пока служит. Ну, а офицеры в семье – Станислав и я – генерал-майор и полковник.
Военных в роду у нас не было. Отец был коммунистом, передовым комбайнером. С матерью познакомился в Кокчетаве. Она была из семьи репрессированных. Их сослали в Казахстан из Западной Украины. Сейчас модно выпячивать себя как «жертв репрессий». У нас в семье это факт и не скрывали, но и не старались на нем нажить особый капитал. Какие-то льготы. Семья у нас крепкая, дружная. Жили не прошлым, а настоящим. Трудились, учились, служили. И все делали на совесть. Если рассказывать о своей дальнейшей военной службе, то она сложилась вполне удачно.
Родился я в селе Зеленый Гай Чкаловского района Кокчетавской области. В 1974 году окончил среднюю школу № 108 в поселке Веселое Талгарского района Алма-Атинской области. Полгода работал в Специализированном дорожно-строительном управлении – З5 Алма-Аты рабочим первого разряда. Заниматься вольной и классической борьбой в спортивном клубе «Кайрат» начал я в 12 лет. Выступал на районных, городских, областных и республиканских соревнованиях. Выполнил норматив кандидата в мастера спорта СССР по вольной и классической борьбе. В эти же годы увлекся восточными единоборствами и стал заниматься карате.
С августа 1975-го по июль 1979-го – курсант Ленинградского высшего военно-топографического командного Краснознаменного ордена Красной Звезды училища. И в эти годы продолжал заниматься вольной и классической борьбой в СКА Ленинграда. Тренировался под руководством олимпийского чемпиона Анатолия Рощина. Был чемпионом Ленинградского гарнизона, военного округа. Время, скажу, было тогда интересное. Спортивные заслуги доставались не просто так… Не хочется повторять расхожее – «тренировались до седьмого пота»… Какой там «седьмой» – и «восьмой, и «десятый», и «двенадцатый»… Поэтому в 1978 году стал чемпионом международного турнира памяти В.Ф. Краевского по классической борьбе, где мне присвоили звание мастера спорта СССР по классической борьбе. В 1977 году увлекся борьбой самбо. Занимался у заслуженного тренера России Николая Большакова. Одновременно посещал секцию карате по стилю «Шотакан». Весной 1979 года выступал на соревнованиях по карате в Ленинграде. На них стал серебряным призером. Мне тогда присвоили 1-й дан по карате по этому стилю и вручили «черный пояс».
– Ну, а про службу в Афганистане мы с тобой уже говорили немало. Именно там я увлекся армейским рукопашным боем. После возвращения из Афганистана два с половиной года служил начальником топографической службы в 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии в Пскове. Все это время в Пскове вел занятия секции армейского рукопашного боя. Выступал и сам на чемпионатах Псковского гарнизона, Ленинградского военного округа и Воздушно-десантных войск по борьбе самбо и армейскому рукопашному бою. Завоевывал звание чемпиона. Тогда же выполнил нормативы мастера спорта СССР по самбо и армейскому рукопашному бою.
Одним словом, была и служба, был и спорт. И то, и другое приходилось совмещать вполне успешно. Ведь какой десантник без занятий спортом?.. Не тебе это объяснять…
Потом – три года учебы в Военно-инженерной Краснознаменной академии имени В.В. Куйбышева. И здесь выступал на чемпионатах Московского гарнизона, округа и Вооруженных сил по разным видам борьбы. Входил также в состав сборной академии по ручному мячу. Мы тогда завоевали 1 место среди слушателей в Московском военном округе.
После окончания академии семь лет служил в Рязанском высшем воздушно-десантном командном училище. Был преподавателем, старшим преподавателем, начальником кафедры. Здесь тоже вел занятия в секциях по армейскому рукопашному бою. Готовил сборную Воздушно-десантных войск. И она все эти годы неизменно побеждала на чемпионатах Вооруженных сил. В эти годы увлекся тхэквондо. В 1992 году, 8 мая, мне был присвоен 1-ый дан по тхэквондо ВТФ, а 19 декабря этого же года – 2-ой дан по тхэквондо ИТФ.
– Но ты не думай, что я только служил и занимался спортом. Находил время и для учебы. В 1995 году я заочно окончил Рязанский государственный педагогический университет. Учился на факультете физической культуры и спорта.
С марта 1994 года по декабрь 1996-го – старший офицер физической подготовки и спорта Воздушно-десантных войск. С декабря 1996 года по май 2007 года – начальник физической подготовки и спорта Воздушно-десантных войск.
В 1995-1996 годах участвовал в боевых действиях на Северном Кавказе. Сам знаешь, для офицеров ВДВ – это типичная строка и в их биографии. В 1999-2000 годах в составе группировок Российских войск участвовал в боевых действиях и был начальником штаба нашей группировки в Боснии и Герцеговине.
С 1994 года по 2000 год возглавлял Армейскую ассоциацию контактных видов единоборств. Ныне – Федерация армейского рукопашного боя России. Являюсь ее почетным вице-президентом.
За годы службы в штабе ВДВ я отвечал за подготовку спортсменов по различным видам спорта и единоборств. Команды ВДВ становились чемпионами Вооруженных сил, России, Европы, мира, международных турниров. Некоторые наши спортсмены входили в олимпийский состав сборной России. Они становились чемпионами олимпийских игр.
После увольнения в запас в 2007 году пошел на службу в МИД России. Почти четыре года работал за границей. Сейчас тренирую подрастающее поколение. Работаю в городе Видное в Подмосковье старшим тренером в спортивном клубе «Нард» – «народная дружина»… Есть среди моих воспитанников уже и чемпион России. Постоянно сам езжу на различные соревнования. Так что скучать некогда. Вот побывал в Омске на XX открытом чемпионате Вооруженных Сил Российской Федерации по армейскому рукопашному бою, посвященном памяти Героя Советского Союза Николая Чепика… Кстати, помнишь, я ведь потом летал в Кунар… Помогали выводить из боя батальон, эвакуировали убитых… Среди погибших был и сапер Николай Чепик… Геройский парнишка… Помнишь, конечно же… Ты же сам потом первым писал в дивизионной газете о его подвиге…
Если говорить о наградах – удостоен орденов Красного Знамени и «За военные заслуги». Есть и другие…
В семье – трое детей. Два сына и дочь. Естественно, парни пошли по стопам отца. Сергей – подполковник, а Никита – капитан. Дочь Софья работает в рекламном бизнесе.
Если еще раз вспомнить мою спортивную карьеру, то можно подвести такой вот итог. Я – мастер спорта СССР по классической борьбе, самбо и рукопашному бою. Являюсь инструктором по армейскому рукопашному бою и парашютному спорту. Ну, о достижениях в тхэквондо – уже говорилось выше. Награжден также знаком «Отличник физической культуры и спорта».
– Павел, как-то в Интернете я увидел Указ Президента Российской Федерации о награждении Станислава орденом Почета. Вот выдержка из него: «За высокие спортивные достижения на первых Всемирных военных играх 1995 года наградить орденом Почета Лаговского Станислава Мечиславовича – генерал-майора…»
– Да, это было в ноябре 1995 года… Так что наград и званий достаточно и у моего старшего брата. Но самые ценные для нас ордена – Красного Знамени. Это ведь за Афганистан… Ты помнишь, Станислав ушел из Кабула на должность начальника физподготовки Рязанского ВВДКУ.
Станислав окончил Военный дважды Краснознаменный институт физической культуры. Офицерскую службу начинал начальником физической подготовки и спорта 317-го гвардейского парашютно-десантного полка в Витебске. Потом был назначен на должность начальника физической подготовки и спорта 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. После Рязанского РВВДКУ служил в штабе ВДВ старшим офицером в группе физической подготовки. Затем – заместитель начальника ЦСКА, начальник. Потом был назначен на должность председателя спортивного комитета Министерства обороны РФ.
В КАЧЕСТВЕ ПОСЛЕСЛОВИЯ
О войне в Афганистане мы, ее участники, говорить можем много. И не потому, что это нам доставляет какое-то особое удовольствие. Наоборот… Каждый раз вспоминаешь, и каждый раз рвешь душу и сердце. Но вспоминать приходится. Особенно, когда кто-то стремится принизить заслуги героев той войны. Проходит время. Уходят ветераны. Я мысленно представляю себе строй, в котором стоят мои бывшие сослуживцы и начальники в штабе 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. И в этом строю, если перефразировать слова известного поэта, «промежуток немалый». И с каждым годом их, этих «промежутков», все больше и больше. Мы не забываем ушедших. На каждой встрече поднимаем в память о них третий тост… Мы всегда готовы встать на защиту чести и достоинства и мертвых, и живых. Такой вот он – главный и непреложный закон нашего десантного братства.
Александр Колотило
«Красная звезда»
Фото из личного архива
Павла и Станислава Лаговских
