Встретившись в марте 2003 года в Москве с ветеранами 173-го отдельного отряда специального назначения, которых не видел около двадцати лет, я вдруг вспомнил с прежней остротой о… войне, как о наиболее ярком эпизоде моей жизни.
НОЧНАЯ ОХОТА
В ноябре 1983 года после окончания сержантской школы в Тбилиси меня вместе с другими отобранными на конкурсной основе сержантами перевели в 173-й ООСпН, который дислоцировался в Лагодехи. То, что мы попали в особую часть, поняли сразу же. Здесь много внимания уделялось физической и огневой подготовке, тактике ведения современного боя, маскировке, выживанию, парашютным прыжкам и тому подобным дисциплинам. Словом, мы оказались в спецназе, и нас гоняли по полной программе. Было тяжело, но впоследствии эта школа нам очень помогла в Афганистане, куда отряд отправили в полном составе зимой 1984 года.
23 сентября 1984 года наша рота под командованием капитана В. Шараевского выдвинулась на броне в район русла реки Аргастан для проведения засадных действий. В то время я командовал отделением управления. В район прибыли ночью. В соответствии с решением ротного одна группа, вместе с броней, заняла круговую оборону на возвышенности. Трем остальным была поставлена задача выдвинуться от бронегруппы в разных направлениях на расстояние до 10 км и провести засады на караванных дорогах. При отсутствии результата – возвратиться на базу, к броне.
Меня с санинструктором П.Черепковым включили в группу старшего лейтенанта С. Габова. Преодолев около восьми километров, мы вышли на местность, где обнаружили несколько хорошо накатанных дорог. Здесь Габов решил организовать засаду. Мне он поставил задачу провести разведку караванных маршрутов на удалении два-три километра в указанном им направлении. Для этого он придал нам с Черепковым двух молодых бойцов. Пройдя более километра, мы обнаружили дорогу с четкими следами протектора. Дальше, метров через двести, – еще одну дорогу. Между ними был небольшой холм, с которого обе дороги хорошо просматривались. Вот на нем я и решил расположиться. Подготовив позиции, связался с Габовым и доложил об обнаруженных дорогах и своей позиции. Почти сразу после этого мы увидели грузовой автомобиль с включенными подфарниками. Осторожно, на малой скорости он ехал в нашем направлении. Ночь была лунной, и мы четко видели, что кузов грузовика был забит «духами». Я опять связался с Габовым, доложил ситуацию и получил приказ уничтожить машину вместе с пассажирами.
Когда грузовик поравнялся с нами, я выстрелил по кабине из гранатомета РПГ-22. Почти сразу же Черепков закинул в кузов две гранаты, а молодые бойцы открыли огонь. Первые минуты «духи» даже не пытались сопротивляться, но затем, опомнившись, начали отстреливаться. Они даже пытались обойти нас с флангов, но им это не удалось. Минут через сорок подъехали наши остальные группы на броне и начали охоту на уцелевших «духов». Удалось уничтожить всех тридцать пять пассажиров грузовика.
На рассвете собрали оружие и документы. В последующем выяснилось, что мы уничтожили нескольких главарей банд, их заместителей и охрану. «Духовские» начальники возвращались с совещания по своим отрядам, но встретили нас.
И СНОВА БОЙ?
6 мая 1985 года 331-я группа, где я в то время был заместителем командира, готовилась к выходу на боевое задание. Поступила информация о том, что через нашу зону ответственности «духи» собираются провести караван с оружием.
К тому времени я прослужил в Афгане год и четыре месяца, участвовал в составе нашей группы во всех операциях. Иногда казалось, что война идет вечно и мы всегда будем воевать здесь. Но пришло время и мне увольняться в запас. Я уже сдал свои обязанности замкомвзвода сержанту Юре Устименко, а обязанности старшины роты, которые исполнял в отсутствие нашего доблестного старшего прапорщика Буженко, – заместителю командира второй группы сержанту Исакову. Но с увольнением вышла заминка. В апреле в штабе отряда случился пожар, и вместе с другими документами сгорели и наши военные билеты. Увольнение откладывалось до их восстановления.
После подписания приказа об увольнении ожидавших замены дембелей на боевые выходы брали крайне редко, в исключительных случаях. Это было связано с тем, что, отслужив положенный срок, ребята считали, что с ними уже ничего случиться не может, расслаблялись и нередко погибали. Война расслабухи не прощает никому, даже дембелям. Тем не менее, мы исправно исполняли другие обязанности службы.
Получив задачу, я доукомплектовал нашу группу и доложил командиру. Посмотрев список личного состава, Габов спросил, почему в списках нет меня и еще нескольких дембелей. Я напомнил ему, что был приказ об увольнении в запас. Добавил также, что ни разу за всю службу не косил от боевых, но сейчас не хотел бы рисковать. Тем не менее, Габов сказал, что группа без нас на задание не выйдет. Подошел командир роты капитан Нурасулмагомедов и попытался уговорить меня, но я был непреклонен. Через некоторое время меня вызвали к комбату майору Мурсалову. Отказать комбату не смог бы, наверное, никто в отряде. Он пользовался непререкаемым авторитетом, поскольку всегда бывал там, где особенно тяжело. Не раз он лично летал на вертолетах огневой поддержки в район, где группы отряда вели бой. Однажды вертолет, на котором он летел, был подбит и еле дотянул до аэродрома. Стоит заметить, что в отличие от пилотов у комбата парашюта не было.
ИСКЛЮЧЕНИЯ ИЗ ПРАВИЛ
Возвращаясь от комбата, у расположения своей роты я встретил мирно беседовавших сержантов Магомедова, Устименко и Исакова. Увидев меня, Гусейн Исаков громко спросил: «Что, Мага, дембель в опасности?». И рассмеялся. Пошутив еще немного, мы посоветовались, кого бы из дембелей включить в группу. Потом мы с Устименко собрали ребят и передали просьбу комбата поддержать 331-ю группу, поскольку ей предстоит работать в особо опасном районе. Трое – Мацына, Пирсаидов и Арзуев согласились сразу, но четвертого, сержанта Сайдалиева из третьего взвода, я уговорил с трудом. Затем, разыскав Габова, доложил о нашем решении. Он улыбнулся, достал список личного состава и, вычеркнув из него молодых бойцов, записал нас.
Нам предстояло вылететь на вертолетах и высадиться на удалении свыше ста километров от расположения отряда, с площадки приземления пройти более 20 км до указанной дороги и из засады уничтожить караван (по данным разведки – не меньше четырех автомобилей, груженных оружием). В тот же день вечером на вертушках мы вылетели в юго-западном направлении. В заданном районе десантироваться сразу не удалось, поскольку везде натыкались на пастухов. Наконец, высадив нас в русле высохшей реки, вертушки улетели. До темноты мы отсиживались в русле, а с наступлением сумерек двинулись, соблюдая все меры предосторожности, к пункту назначения.
Прибыв на место, разместились на невысокой, продольно вытянутой горе. Вдоль горы, примерно в четырех сотнях метров, пролегала дорога, по которой и должен был пройти караван. Начали окапываться, заняв круговую оборону на случай нападения «духов». Я расположился в центре, рядом с командиром группы. По обе стороны попарно разместил бойцов своего отделения. Справа, чуть выше, находился сержант Халитов с расчетом АГС, на левом фланге – сержант Сайдалиев с тремя молодыми бойцами. Тыл прикрывал сержант Устименко со своим отделением.
Перед рассветом я начал обход позиций. Сержант Халитов окопался впереди и чуть ниже расчета АГС. В случае атаки «духов» его положение стало бы незавидным. Указав Халитову на ошибочный выбор позиции, я двинулся дальше. Вернувшись, доложил Габову о готовности.
На рассвете, оставив наблюдателей, группа спустились в небольшую лощину. Собрав сержантов, командир провел корректировку и уточнил задачи. Я с подгруппой из восьми человек должен был спуститься ночью к дороге и, заняв позиции на расстоянии метров семьдесят от нее, окопаться. После уничтожения каравана – вернуться на свои позиции, а утром со своими бойцами провести досмотр каравана.
К двадцати часам один из наблюдателей доложил о движении около пятидесяти вооруженных людей в сторону кишлака, который находился в двух километрах к югу от наших позиций. Одновременно с ними еще несколько групп по 5-6 «духов» двигались с разных направлений в нашу сторону. Одни исчезали за горкой, появлялись другие и шли тоже к этой горе. До нее было чуть меньше километра. Из-за горы по одному, по двое, осторожно, маскируясь под пастухов, спрятав оружие под одежду, «духи» подбирались поближе к нам. Причем они обкладывали нас со всех сторон. Это была обычная тактика моджахедов, используемая ими при обнаружении наших разведгрупп. Из кишлака колонной начали выходить женщины и дети. Сомнений не было: «духи» нас раскрыли и всерьез взялись за нас. Мы насчитали более 160 моджахедов. Нас же было чуть больше двадцати.
Габов дал команду всем занять позиции, затем открыл карту и стал ее изучать. На войне много зависит от командира, от его смелости, хладнокровия, умения руководить боем. Старший лейтенант Габов никогда не терялся в экстремальных ситуациях. Немало боевых операций было за полтора года моей службы в Афганистане, много было всяких ситуаций, но никогда никто из нас не видел растерянным или впавшим в панику нашего командира. Наоборот, он в таких ситуациях становился очень спокойным и без лишней суеты руководил боем.
Вот и сейчас Габов хладнокровно обдумывал сложившееся положение. Затем поднял голову и сказал:
– Группе приготовиться к прорыву.
– Мы же обложены со всех сторон, нас перебьют. А здесь у нас хорошие позиции. Мы бы могли продержаться до прибытия помощи, – высказал я свои сомнения.
Минут пять командир размышлял.
– Будем прорываться! И попробуем оторваться от них, пока они еще не успели полностью обложить нас, – сказал Габов.
Взводный ознакомил командиров отделений со своим планом прорыва. Сержант Устименко должен был имитировать прорыв на своем направлении. Я с отделением, двигаясь скрытно по лощине и уничтожая встречающегося противника из бесшумного оружия, должен дойти до горы, за которой собирались «духи», нанести им наиболее возможный урон и затем присоединиться к основным силам группы. Ей же в это время предстояло прорываться левее меня метрах в четырехстах, в направлении большой горы, до которой было примерно 7-8 километров.
Расчет был сделан на внезапность и ночь, которая скоро наступит, а также на то, что «духи» не успели полностью нас окружить. Ко мне подошли дембеля и стали доказывать, что мы делаем ошибку. Они хотели, чтобы я поговорил с командиром. Я, выслушав их, спокойно объяснил, что это уже обсуждалось, и попросил разойтись по своим местам.
И тут «духи» начали нас обстреливать. Они стреляли со всех сторон, плотность огня была очень высокой, стали рваться гранаты. Моджахеды попытались внезапной атакой с ходу захватить наши позиции, но мы огнем отбросили их.
Габов уверенно и спокойно руководил боем. Связавшись с отрядом, он доложил ситуацию и наши координаты. Время от времени Габов отдавал мне приказы, корректировал наши действия, которые я доводил по рации до командиров отделений.
Несмотря на потери, «духи» все лезли и лезли. Но каждый раз, натыкаясь на наш плотный огонь, им приходилось отходить. С наступлением темноты они возобновили штурм, но мы запустили осветительные ракеты, и «духам» снова сильно не повезло.
– Почему молчит АГС? – спросил командир.
Связаться с Халитовым по рации не удалось, и я пополз к позиции гранатометчиков.
– Почему не стреляете?
– Граната застряла, товарищ сержант.
– Халитов где?
– Он впереди, ранен.
Несмотря на мое предупреждение, Халитов не сменил позицию. На войне это случается. Представляя войну по фильмам, необстрелянные солдаты и сержанты первое время подражают киношным героям. Вот и молодой сержант Халитов, окопавшись впереди и ниже позиции расчета АГС, думал корректировать его огонь. Он не учел, что его бойцы не обстреляны, при малейшей неисправности могут растеряться. Позиция Халитова хорошо простреливалась «духами», и поменять ее в этой ситуации у сержанта не было возможности.
Я вытащил гранату, перезарядил ленту, и АГС снова начал стрелять.
– Халитов, ты как? – крикнул я.
– Ранен в ногу. Я продержусь, не беспокойтесь.
– Товарищ сержант, гранаты кончились, – обратился ко мне один из бойцов расчета АГС. Ленты с гранатами от АГС распределяли среди бойцов группы, поскольку расчет из двух человек физически не мог, помимо АГС, таскать еще и тяжелые ленты. Я выяснил по рации, что гранаты находятся на позиции сержанта Устименко, хотел послать одного из бойцов за ними, но решил сходить сам. В такую переделку молодые бойцы попали впервые. Я скатился в лощину, где встретился с Мацыной. Он, взвалив на себя две ленты, во весь рост шел к позиции АГС. Я взял у него одну ленту. Как только мы поднялись на гребень, по нам ударил пулемет. Мы скатились обратно в лощину, где я начал лихорадочно тормошить Мацыну, проверяя, жив ли он. Повернувшись ко мне и улыбнувшись, он сказал: «Мага, эти «духи» не хотят, чтобы мы уволились…». Не испытывая судьбу второй раз, мы поползли.
Оставив на позиции АГС Мацыну с гранатами, я вернулся на свою позицию и доложил командиру о ситуации на правом фланге.
В это время усилился огонь на левом фланге.
– Посмотри обстановку на левом фланге, будь осторожен, – приказал Габов.
Трое молодых бойцов левого фланга, оставив свои позиции, переместились поближе к нам, чем незамедлительно воспользовались «духи». Бросив в моджахедов пару гранат и уничтожив прорвавшихся «духов», мы снова заняли позиции на левом фланге.
– Кто вам разрешил оставить позиции, где Сайдалиев? – спросил я бойцов.
– Нам Сайдалиев приказал, товарищ сержант, сам он отошел раньше нас.
По рации я попытался вызвать Сайдалиева, но он не отвечал.
– Мага, как вы там? Продержитесь? – громко крикнул в это время Юра Устименко.
– Нормально! У тебя как? Не прорвутся? – спросил я.
– Обломаются…
– Сам ты обломаешься! – крикнул кто-то со стороны «духов».
Устик выпустил в ответ длинную очередь. И началось! Со всех сторон «духи» начали кричать по-русски, чтобы мы сдавались.
– Сдавайте командиров, и мы вас отпустим!
Связавшись с Устименко, попросил его отправить на левый фланг Арзуева для усиления. Дождавшись его и объяснив ситуацию, я вернулся на свою позицию.
«Духи» начали громко переговариваться на таджикском языке. Наши ребята-таджики что-то им крикнули. Моджахеды тут же попытались договориться с нашими таджиками, но те ответили им… русским матом.
За нами в лощине взорвалась граната. Поняв, что «духи» подобрались к обрыву под нашей позицией, я закинул туда две «эфки». Послышались крики. Время от времени я бросал под обрыв гранаты. Когда из пятнадцати Ф-1 у меня осталась только одна, я попросил у взводного. Он оставил себе одну гранату и отдал мне пять. По неписаному закону последнюю гранату каждый из нас оставлял себе. Мы хорошо понимали, что будет с нами, если мы попадем к «духам» живыми. Когда кончился и этот запас, я пополз к ребятам и собрал еще пять гранат.
Тут мы увидели в ночной бинокль, что «духи» тащат безоткатки. К нашему счастью, моджахеды не успели развернуть их.
К нам на помощь прилетели вертушки. Ракетами и трассерами мы наводили их на позиции «духов». Моджахеды, неся большие потери, отошли. Бой шел более шести часов. По данным разведки, в этом ночном бою «духи» потеряли более трех десятков только убитыми. Наши же потери составили четверо легко раненых.
…Сайдалиева нашли утром. Он спустился в лощину и спрятался, зарывшись на метр с лишним в землю.
Сайдалиев стоял напротив нас и плакал.
– Мне пора домой, меня ждут, – прошептал он.
– А нас что, не ждут? – крикнул кто-то из ребят. Мы забрали у Сайдалиева оружие и, оставив его на месте, разошлись по своим позициям.
Утром прилетели вертолеты. Забрав раненых и Сайдалиева и оставив нам патроны, они улетели.
– Ждите гостей, – на прощание сказали нам вертолетчики.
Командование решило перехитрить моджахедов, оставив нашу раскрытую группу на месте. Все понимали, что, блокировав нашу группу, «духи» все же постараются провести караван в другом месте, но недалеко от нас. Поэтому комбат решил забросить в наш район еще две группы для организации засад.
Утром в кишлак стали стекаться дополнительные силы противника. Насчитав более 300 моджахедов, Габов доложил в отряд. Вечером прилетели штурмовики и вертушки и отработали по кишлаку. Как раз в это время под шумок и высадили еще две группы второй роты.
В следующую ночь «духи» опять заблокировали нас, но сидели они далеко и к нам не лезли. После полуночи послышалась стрельба. Головной дозор одной из групп второй роты столкнулся с головным дозором каравана. Перестрелка шла несколько часов. В итоге караван был захвачен, часть «духов» уничтожена, часть разбежалась, понеся потери. К сожалению, у второй роты погибли двое бойцов головного дозора. Утром, перегрузив трофейное оружие в транспортные вертолеты Ми-6, все наши группы вернулись в место постоянной дислокации.
…Это был мой последний бой. Но вплоть до 25 мая я с группой из шести-восьми человек летал на облеты.
Утром 30 мая, когда я прощался с бойцами, подошел командир группы Габов. Старший лейтенант обнял меня, поблагодарил за службу. По щекам офицера текли слезы. Резко оттолкнув меня, взводный зашагал прочь. Мы были поражены. Никто из нас никогда не видел Габова таким. Я посмотрел офицеру вслед и пожелал удачи.
