Свидетельства участников боев. Командир отделения штурмового батальона Александр Астафьев

Астафьев Александр Иванович (1926)

Великая Отечественная война: устная история

 

Когда началась Великая Отечественная война, я окончил только семь классов. Наша семья была многодетной, у меня было два брата и две сестры. Старший брат и отец ушли на фронт, и мне пришлось взять на себя их обязанности. Многие ребята, мои сверстники, в том числе и я, решили пойти работать в колхоз, чтобы помогать матерям, оставшимся в семьях без кормильцев. Учиться дальше уже не получилось.

Я проработал в колхозе до ноября 1943 г., до самого призыва в армию. За это время наша семья уже похоронила старшего брата.

Повестку мне принесли седьмого ноября, а уже девятого я со сверстниками отправился со станции Атяшево по железной дороге в военное училище. Мы ехали сутки в товарном поезде в специальных «телячьих» вагонах, где была железная топка для согрева. Привезли нас в Гороховецкие военные лагеря в Горьковской области Там, в лесу, было расположено сержантское училище (так как я имел только семь классов образования, то мог выучиться только на сержанта, для лейтенанта требовалось закончить не менее восьми классов). Весь состав училища – это призывники 1926 – 1927 гг. рождения, т. е. тогда нам было лишь по 16 – 17 лет.

Распорядок дня в этом заведении был следующий: поднимали в 6 ч утра, в 6:30 – строевое учение, в 8:00 – завтрак, 8:30 – учебные стрельбы, в 13:00 – обед, в 13:30 – учебные стрельбы, в 19:00 – ужин, в 21:00 – отбой.

Строевая подготовка включала изучение различных видов команд; задача состояла в правильном и быстром их выполнении. Сюда входило обучение постановке в строю, строевому хождению, ползанью по земле и т. д. Во время учебных стрельбищ знакомились с устройством всех видов оружия: пистолетов сигнальных, ТТ, ружей, изучали конструкции артиллерийских орудий, минометов, пушек и так называемых катюш, ванюш. Мы овладевали умением пользоваться всеми этими видами оружия, различными снарядами. Обучались точной и правильной стрельбе, попаданию в цель. Трехразовое питание было очень скудным. Завтрак состоял из 200 г хлеба и крупяной каши, чаще всего пшенной, сваренной на воде, обед – из супа без мяса и картошки, каши или одной столовой ложки отварного картофеля, на ужин давали 200 г хлеба и каши, на третье – только сырая вода. Выходных дней в училище не было. По воскресеньям после 20:00 нам разрешалось писать письма домой, своим близким. Почта работала хорошо, и письма отправлялись аккуратно через каждые три дня. За все время учебы в училище ко мне один раз приезжала мама, чтобы навестить (больше не разрешали). Зато посылки от нее я получал часто. Они состояли из мешка сухарей, теплых носок и варежек.

Но еды все равно не хватало. Больше 50 % всех курсантов находились в местном госпитале, так как они не могли даже стоять на ногах от нехватки сил.

Время шло к зиме, становилось очень холодно, но одежду выдавали все ту же, что и осенью. На каждом был тонкий плащ, сапоги, портянки, штаны-галифе, легкая пилотка, военные варежки и гимнастерка. На койках лежали матрас, подушка и легенькое одеяло. Но в комнатах, где мы спали, было тепло, так как топили постоянно. Через каждые 10 дней мы ходили в баню. Выдавали по маленькому кусочку хозяйственного мыла и веник каждому. В бане разрешалось мыться недолго, только 10 – 15 мин.

Зимой установился новый режим работы в училище. Все чаще стали заставлять расчищать снег, стоять на посту и охранять склады. Каждому выпадало дежурить два раза в месяц в течение 24 ч, меняясь через каждые два часа.

Иногда в училище были случаи хулиганства и невыполнения приказа. За это давали наряд вне очереди, т. е. мытье пола всю ночь в здании училища. А утром провинившийся, не выспавшись, как и все, шел на занятия. За грубое хулиганство давали строгий наряд – сажали в одиночную камеру на трое суток. По утрам давали немного хлеба и воды. И больше ничего за целый день. Но какой бы ни была провинность, командиры никогда не били курсантов, и драк в училище не было.

Морозы стояли страшные, солдаты мерзли. В перерывах между занятиями мы, шутя, толкали друг друга, чтобы хоть как-то согреться. И некоторые были настолько слабы, что от сильного толчка сразу падали. Несколько раз в месяц объявляли военные тревоги (учебные), во время которых необходимо было быстро одеться и построиться, а затем идти в поход на расстояние 20 км в лес по сугробам. Так нас готовили к войне.

У меня складывались хорошие отношения со многими курсантами, и в училище было много друзей. Но самым близким моим другом стал Николай Ларионов из Горьковской области, который позднее спас мне жизнь…

Я проучился в сержантском училище около 5 месяцев, после чего поступил приказ отправлять курсантов на передовую. В первых числах апреля 1944 г. меня и всех других выпускников училища повезли на Третий Прибалтийский фронт.

В дороге была сделана одна единственная остановка в г. Великие Луки. На меня этот город произвел жалкое впечатление. Когда я увидел разрушенные дома, сожженные деревья и черную безмолвную пустоту, я впервые почувствовал, что иду на настоящую, безжалостную войну, что, возможно, скоро меня, как и многих других, настигнет жестокая смерть. Город был пуст: все население, оставшееся в живых, попряталось в близлежащих лесах. Мы отправились в расположенные неподалеку деревни искать себе пропитание, поскольку время позволяло. Остановка в Великих Луках была сделана на 12 ч.

Все деревни были сожжены, торчали только печки и трубы. Мы полазили по подземным погребам и, найдя там прошлогоднюю картошку, сварили ее тут же и съели без соли по целому ведру на 2 – 3 человека. Подкрепившись, мы вернулись обратно в город и поехали дальше.

Вагоны двигались медленно, так как в некоторых местах рельсы были разбиты фашистами, приходилось часто останавливаться, чтобы восстановить разрушенные места железной дороги. Во время поездки ежедневно нам выдавался сухой паек – два сухаря и немного воды.

Через две недели, проехав Ленинградскую область (к тому времени блокада уже была снята), оказались под Псковом, на Третьем Прибалтийском фронте. На последней остановке, после которой железной дороги уже не было, весь состав высадили, и нам пришлось двигаться пешком до передовой. Шли ночами, а днем прятались в лесу целым эшелоном (около 3 тыс. человек), чтобы немцы нас не заметили. За трое суток было пройдено более 100 км, и до передовой линии оставалось всего 10 – 12 км.

Когда наш отряд вышел после третьей ночи из леса, я увидел вдоль лесной полосы огромное число боевой техники. Она предназначалась для артиллерийской подготовки. Все это охранялось специальными солдатами.

Дойдя почти до самой передовой, когда до немцев оставалось всего лишь 500 м, мы получили приказ окапываться для подготовки здесь обороны. Работали по ночам, и немцы не заметили ни окопов, ни обороны, как и предусматривалось. Отстаивать эти рубежи пришлось около двух месяцев. Я был тогда в звании младшего сержанта. Меня и еще около 400 человек включили в состав штурмового батальона, сами же себя мы называли «смертниками», так как нам первым приходилось идти в наступление на врага. Ночью нас направляли на военные учения, которые проходили в 7 км от передовой линии фронта.

Место было выбрано так, что немцы не могли нас заметить: прямо перед вражескими окопами протекала маленькая речушка с болотистой местностью вокруг, окруженная зарослями со всех сторон. Во время учения батальон готовили к прорыву обороны противника. Сюда входило переплывание речки с ружьем, переползание немецкого противотанкового рва, умение идти в атаку, стрелять на ходу, кидать гранату. Также учили умению вести артподготовку.

Военные учения длились около 15 дней. Пока мы были в обороне, нам приходилось рыть противотанковый ров глубиной 2,5–3 м, шириной 3–4 м, куда должны были провалиться фашистские танки во время наступления.

Находясь в обороне, наши разведчики узнали, какими вооружением и огневыми точками укреплял враг свои передовые рубежи, сколько у него было противотанковых рвов и на каком расстоянии располагались его окопы. Но гитлеровцы не дремали, их тоже интересовало, что затевают русские. В течение 2 месяцев обороны немецкие разведчики дважды пытались пройти через стыки между батальонами, но они были пойманы.

Штурмовой батальон, где я находился, входил в состав 229-го полка Третьего Прибалтийского фронта. За две недели до наступления командир взвода – старший лейтенант – взял меня в свои помощники, назначив на должность командира одного из отделений, и присвоил мне звание старшего сержанта.

Дата наступления была назначена на 19 июня 1944 г. Накануне, т. е. 18 июня, каждому солдату выдали так называемую весовую сумку, порядка 40 кг, рассчитанную на два дня наступления. В нее входило 6 гранат, запасное оружие, комплект патронов, медицинский пакет с перевязочными средствами, а также сухой паек: сухари, консервы из колбасы и 300 г сала. В ночь с 18 на 19 июня весь батальон прополз к немцам на расстояние 200 м от вражеской передовой обороны. К счастью, противник не заметил наших солдат. Командиры приказали нам вырыть окопы и сидеть в них до рассвета. Погода помогла: густой туман и дождь закрывали советских воинов от глаз фашистов.

На душе у меня было жутко. В этот момент я вспомнил, как накануне во взводе был такой случай: один солдат прострелил себе кисть правой руки, а офицерам сказал, что в него попала фашистская пуля. Он хотел, чтобы его сняли с передовой и отправили в тыл, в госпиталь, как раненого. Опытные военные врачи вывели его на чистую воду. Полевой суд приговорил солдата к расстрелу. Конвой вывел приговоренного к заранее вырытой могиле. Солдат поднял свое бледное лицо и проговорил: «Простите меня, такую глупость я совершил ради моих четверых детей». Но приговор все равно привели в исполнение перед всем батальоном. Через 15 минут его тело уже лежало в яме. Это оставило неизгладимое впечатление у меня в душе, и тот солдат все стоял перед глазами.

Часа в три ночи по окопам передали приказ – подготовить оружие к атаке. В течение 5 мин мы очистили его от песка и грязи и стали настороженно ожидать команды к наступлению. Светало. Мне захотелось выйти из окопа и посмотреть, что происходит на той стороне. Я взял лежащую рядом лопату и стал медленно ее поднимать над бруствером окопа, от ударившейся об нее пули лопатка отпрянула назад. «Видно, знают они о нашем присутствии здесь», – подумал я. В этот момент с нашей стороны с мощными раскатами полетели снаряды катюш и ванюш.

Началась артподготовка. Она продолжалась около 45 мин. Некоторые снаряды падали рядом, поэтому я затаился в окопе, как мышь. На мою голову сыпались куски грязи и камни, вокруг вся земля содрогалась, и в ушах стоял страшный шум. Вдруг с флангов послышались голоса командиров: «Приготовиться к атаке!». Я поднялся в ожидании команды. Офицеры первыми вышли с криками «Вперед, в атаку!» и побежали прямо на противника. Следом за ними из своих окопов выбрались и другие солдаты с винтовками, автоматами и устремились вслед за командирами. Началось мощное наступление по всему Третьему Прибалтийскому фронту.

Фашисты открыли ответный огонь, и наши стали падать. Мне показалось, что число советских солдат было несколько больше числа фашистов, и стреляли они немного меньше. От жуткого свиста пролетающих мимо пуль, от того, что постоянно падали около меня солдаты, мне становилось страшно. Я бежал и стрелял без остановки, не обращая внимания на усталость. А фашисты от такого мощного наступления и шквального огня стали отступать. А некоторые ударились в бегство. Вдруг, когда я упал, передо мной раздался взрыв: один вражеский снаряд попал в так называемый расчет противотанкового пулемета. Взрывная волна сбила меня с ног, но, к счастью, осколком снаряда не задело.

Когда я поднялся, то увидел, что весь расчет был оглушен, один из товарищей лежал неподалеку и стонал от боли, у него была оторвана кисть правой руки. Я подбежал к нему и хотел наложить жгут и тугую повязку. Но тут сзади я услышал крик: «Немедленно встать и вперед, в атаку!». Я оглянулся, молодой офицер направлял на меня пистолет: «Встать, а то пристрелю!». Меня охватило негодование: «Как встать!? Он же истекает кровью! В училище нас учили оказывать первую помощь всем пострадавшим!». Но офицер попытался меня успокоить: «За нами идет еще один эшелон, и он поможет всем раненым». Мне пришлось оставить пулеметчика и снова идти в атаку, хотя я понимал, что до прихода помощи раненый мог умереть.

Но офицер был прав – атака не должна была прерываться. А со стороны вражеской обороны все так же не прекращался шквальный огонь артиллерии, пулеметов и мотострелкового оружия. Но самым страшным у немцев считался шестиствольный миномет, издающий сильный шум. Это оружие по своей мощи разрушительного огня ни в чем не уступало нашим «катюшам» и «Ванюшам». Мне не раз приходилось попадать под его обстрел, и всегда было ужасно жутко.

К концу первого упорного наступления наши войска заняли первую линию обороны противника, первую траншею. После этого началась очистка немецких блиндажей с пулеметными гнездами. Когда я с командиром взвода подошел к первому блиндажу, он приказал стрелять по его команде. Как только он открыл дверь укрытия и прозвучала команда, я начал стрельбу из автомата непрерывной очередью от одного угла к другому, добивая весь вражеский расчет. После освобождения первого блиндажа стали двигаться дальше. Вдруг я увидел впереди себя раненого немца, который бросал в разные стороны гранаты. Я подошел к нему поближе и обезвредил его, а себе взял оставшиеся две гранаты, лежавшие возле убитого.

Наступила ночь, и командиры приказали сделать неглубокие окопы и остаться в них до утра. Местность была болотистой, и в укрытиях стояла вода, поэтому пришлось спать на двух скрещенных друг с другом жестких палках. Рядом со мной в окопе разместился взводный командир. Это был высокий, сильный мужчина лет тридцати родом из Белоруссии. К этому времени он уже перенес 4 пулевых ранения, после которых лежал в госпиталях. Мы были с ним хорошими друзьями, и в эту ночь, после такого страшного дня (спать все равно не хотелось), у нас зашел разговор о нашей жизни.

Он рассказал мне о том, что когда лежал в госпитале с четвертым ранением, ему прислала письмо мать. Она писала, что немцы разрушили их деревню и сожгли все дома в ней. Его жену изнасиловали и повесили за волосы в доме. А потом вместе с сыном сожгли заживо.

После этого разговора я и командир долго не могли уснуть. Да и спать было некогда – наступал рассвет.

Утром началось повторение вчерашнего. Наши войска снова обрушились всей мощью на врага. Вначале по противнику ударила мощная лавина артиллерии – около 50 мин. Затем в атаку пошла пехота – оставшиеся в живых бойцы штурмового батальона. Немцы даже не успевали отступать, и порой приходилось обстреливать их с расстояния 5 м. Именно в этот день убили того взводного командира. Я до сих пор вижу его лицо – мужественное и сильное, лицо человека, за три с половиной года войны столько перенесшего страданий и лишений, но ни разу не струсившего, не дрогнувшего душой. Наступление продолжалось трое суток. За все это время была полностью преодолена оборона противника. Взвод «Противотанковое ружье» занял 5 фашистских блиндажей. За три дня боев немецкие войска были откинуты на 30 км от места наступления, но цена за это была великой. К концу третьего дня от штурмового батальона (400 человек), куда я входил, осталось только 12 человек: 1 офицер, 1 старший сержант – это я – и еще 10 солдат. А сколько таких подразделений было по всему Прибалтийскому фронту? Сотни? Счет шел на тысячи, тысячи жизней, унесенных этой войной.

На второй день боеприпасы почти закончились, поступления новых же не предвиделось, приходилось обороняться немецкими гранатами и патронами, найденными у убитых фашистов. На нашем пути уже встречались считанные единицы немцев. Но вдруг появилось их человек 50. Они начали контратаку. Стали пускать вверх ракеты, чтобы осветить территорию. Вечерело… Офицер попросил посчитать оружие и патроны. Оказалось, что у многих не было ни того, ни другого. Только у меня оказались еще патроны и противотанковое ружье. Офицер приказал стрелять мне по вражеской пехоте, чтобы обмануть противника и заставить его поверить в нашу силу. Я стал стрелять. Мне казалось, что так метко я еще никогда не стрелял, каждый раз попадал в немца. После 10 выстрелов фашисты прекратили атаку, залегли и перестали освещать территорию. Офицер приказал всем отступать. Тем более, что перевес сил был явно не на стороне наших. Где-то через час после отступления, а было уже за полночь, наши оставшиеся 12 человек попали на минное немецкое поле. Вдруг неподалеку от меня прогремел взрыв, и одного солдата убило насмерть. Пройдя еще несколько метров, я услышал сзади оглушительный звук, меня резко подбросило вверх и откинуло на 2 м назад. Когда я пришел в себя, то увидел подбежавших ко мне солдат и офицера. Они спросили, что со мной и могу ли я встать. Я лежал на спине, попробовал сесть, а затем встать и почувствовал, что что-то не так с ногами, вернее, вообще не чувствовал левой ноги. Я стал ощупывать ее рукой и понял, что моя левая стопа была оторвана и висела на одном сухожилии, из раны сочилась кровь. Правую ногу тоже ломило, видимо, в нее попали осколки мины. Под меня подсунули плащ-палатку, на ногу наложили тряпичный жгут из обмоток, перевязали обрезками из чистого белья, так как настоящих бинтов не было.

Офицер приказал бросить пока меня, хотя я очень просил не оставлять меня одного. Но он сослался на то, что им поскорее нужно добраться до своих и сообщить о немцах. Правда, он сказал, что утром за мной кто-нибудь придет. Я остался лежать один в высокой траве.

Наступал рассвет. Когда я очнулся, то заметил, что лежу в целом «болоте» крови. Видимо, жгут наложили очень слабо. Перед глазами все плыло, и я едва не терял сознание. Я попытался ползти по следам товарищей, но после 4 м понял, что у меня нет сил. Вдруг услышал немецкие голоса, которые становились все слышнее.

Я нащупал в своей сумке гранату, достал ее, расправил усики, приготовился и, затаив дыхание, стал ждать. «Лучше убить себя, чем попасть к фашистам в плен», – твердо решил я. Но немцы не заметили меня, прошли мимо, не дойдя до моего «убежища» буквально 8 м.

Как только стихли их голоса, я услышал, как стреляет наша артиллерия. «Добрались», – подумал я. Один снаряд упал в том месте, где прошли недавно немцы, и осколок от него упал прямо перед моим лицом. Я дотронулся до него и, обжегшись, отдернул руку. Тут я снова потерял сознание.

Очнулся я от того, что кто-то меня тормошил и пытался поднять. Я приоткрыл глаза и увидел своего друга по училищу Николая Ларионова. «Астафьев, живой!? – обрадовался Николай. – Я за тобой пришел». От счастья мы оба заплакали.

Затем Ларионов взвалил меня на плечи и понес к своим. Пройдя 3 км, мы остановились передохнуть у болота. Мне хотелось пить, и Николай напоил меня из пилотки (хотя при потере крови делать этого нельзя, но он не знал об этом). До своих оставалось около 5 км, и я предложил ему бросить меня здесь. Но он продолжал тащить, не обращая внимания на усталость. От долгой дороги я опять потерял сознание.

Очнулся 23 июня в полевом госпитале, в лесу. Здесь мне в первую очередь сделали переливание. Кровь мне дала 70-летняя старушка (об этом я узнал позже), перенесшая блокаду Ленинграда. Она уже не раз сдавала свою кровь раненым, тем самым спасая людям жизнь. После этого мне сделали операцию на ноги: из правой удалили осколки, а левую пришлось ампутировать до голени.

Я лежал в разных госпиталях целых 8 месяцев. Поправлялся медленно из-за заражения крови. Мне пришлось делать еще пять операций.

Лишь только 2 февраля 1945 г. я был комиссован и вернулся из госпиталя в свой родной поселок без левой ноги. Мне было всего 18 лет. А в мае 1945 г. я, как и вся страна, праздновал Великую Победу над фашизмом.

 

Публикуется по изданию:

Зернов А. Н., Котков С. К. Шагнувшие в бессмертие. Саранск,

2005. С. 216 – 224.

 


 

Астафьев Александр Иванович (26.8.1926, пос. Вельдим Атяшевского района Мордовии) участник боевых действий. В РККА с ноября 1943 г., на фронте с весны 1944 г. Служил в штурмовом батальоне 229-го полка Третьего Прибалтийского фронта. Старший сержант, командир отделения. Принял участие в кровопролитных наступательных боях в июне 1944 г. После тяжелого ранения комиссован из РККА.

Зернов А. Н., Котков С. К. Шагнувшие в бессмертие. Саранск, 2005. С. 216 – 224.

-

-

-

Вступайте в нашу группу
«Отвага 2004»

-

-

-


Поделиться в социальных сетях:
Опубликовать в Одноклассники
Опубликовать в Facebook
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир


При использовании опубликованных здесь материалов с пометкой «предоставлено автором/редакцией» и «специально для "Отваги"», гиперссылка на сайт www.otvaga2004.ru обязательна!


Первый сайт «Отвага» был создан в 2002 году по адресу otvaga.narod.ru, затем через два года он был перенесен на otvaga2004.narod.ru и проработал в этом виде в течение 8 лет. Сейчас, спустя 10 лет с момента основания, сайт переехал с бесплатного хостинга на новый адрес otvaga2004.ru