Середина 1999-го года, война в Косово, по крайней мере одна из ее фаз, завершена. Сербские войска из края выведены, резервисты распущены по домам. Возвращаются на родину и русские добровольцы, воевавшие в рядах югославской армии. Сам факт их пребывания в зоне боевых действий породил множество домыслов и слухов. Чтобы полнее представить картину всего происходившего, наш журнал обратился к непосредственным участникам тех событий.
Михаил Горымов – русский доброволец, боец разведроты 37-й бригады Югославянского войска (так теперь именуется ЮНА). В 1994-95 годах ему уже довелось принимать участие в боевых действиях на Балканах, в Боснии. Закончилась очередная война, и впечатления ее участников, вернувшихся в Россию, отчасти напоминают рассказы воевавших в Чечне.
Схватка
Установку своего участка минного поля я завершил. Мы работали по схеме, которой научились в Боснии: ставишь на растяжку «кукурузу» (югославский аналог мины ПОМЗ), а вокруг несколько «паштетов» (небольшие противопехотные мины нажимного действия, внешним видом действительно напоминающие баночки с паштетом). Противопехотные мины – это на случай, если кто-то попытается разминировать «кукурузу». Рядом пыхтит Славка по прозвищу Ежик. Он только что закончил работу и теперь вытирает свой нож пучком пожелтевшей травы.
Уже почти месяц мы служим в «чете изведжачей» – в разведроте 37-й моторизованной бригады югославской армии, дислоцированной в Дринице, одном из районов Косово.
Кроме нас в роте еще один русский доброволец – Виктор по прозвищу Мурзик, как и мы – боснийский ветеран. Наша бригада организационно входит в третью линию обороны края. Задачей линии является борьба с бандитскими формированиями OAK, которых вокруг великое множество.
Каждое утро мы узнаем о последних «достижениях» боевиков. Например: в засаду попал грузовик с шестью сербами – все убиты. Через день на том же месте в засаду попало еще восемь человек. Семеро были убиты сразу, восьмого после пыток и издевательств шиптары («шиптары» – самоназвание албанцев, дословно переводимое как «настоящие люди») посадили на кол, около дороги. Вечером того же дня под обстрел попала «Нива» с тремя сербскими солдатами. Им удалось уйти без жертв. И так – ежедневно.
Шиптары хорошо подготовились к войне: создано множество баз, бункеров, складов оружия и продовольствия. Они действуют в тесном взаимодействии с натовским спецназом и авиацией. Почти в каждой банде есть авианаводчик, работающий на авиацию альянса. Каждый раз, когда нам удается прижать очередную банду, они тут же вызывают на помощь натовские штурмовики. Стоит отметить и то, что в отрядах OAK прекрасные средства связи, в крупных бандах есть даже спутниковая. Одним словом, противостоит нам неплохо обученный, хорошо вооруженный и оснащенный противник.
С нашей точки зрения, югославское военное начальство недостаточно эффективно борется с бандитами. Действия армии слишком пассивны, медлительны и громоздки. Мы постоянно пристаем к своему начальству с различными планами проведения контрпартизанских мероприятий – засад, поисков и так далее. И получаем на это стандартный ответ: «Чекайте» (ждите).
Причем говорится это с изрядной долей раздражения. Думаю, что, если бы не статус братьев-славян, приехавших умирать за сербские святыни, ответ бы звучал в более сильных выражениях. Нам остается только сокрушаться, что в Югославии не удалось создать отдельный русский отряд. Мы не раз пытались убедить сербское командование в необходимости отряда с достаточно большой степенью автономности – как это было в Боснии. В один из дней совершенно неожиданно командование дает нам «добро» на проведение самостоятельной акции. Изрядно устав от безделья, мы с большим энтузиазмом приступаем к реализации нашего плана.
Было известно, что в одном из небольших селений, жители которого бежали от натовских бомбежек, обосновалась банда. Мы решили заминировать все пути, ведущие оттуда в лес, и ударить с фронта. Вдвоем с Ежиком мы поставили мины. Поскольку албанские сепаратисты, как правило, избегают открытого боя, наш расчет был на то, что при наступлении они бросят свои позиции и во время отхода попадут на наше минное поле.
После установки минного поля по сигналу сербская рота развернулась в цепь и по полю начала подходить к хутору. Шиптары не стреляли. Не слышно и минных разрывов позади селения. Неужели спят? За хутором велось постоянное наблюдение, и уйти они не могли. Прошли уже более половины пути, когда серб, идущий рядом, внезапно хватает меня за руку: «Стой, Михайло, – растяжка!» В тот же момент раздается взрыв на нашем правом фланге – кто-то нарвался на мину. Пытаемся разминировать внезапно обнаруженное минное поле. Ко мне несется Ежик с квадратными глазами и с «кукурузой» в руках: «Смотри на номер! Это же наши мины!» Схемы минных полей мы, конечно, не составляли, но номера мин записывали – для отчетности. Как оказалось, сербы действительно, подорвались на наших же минах! К селению мы подходили с упавшим настроением. Шиптары покинули свои позиции, оставив посреди брошенного хутора чучело в каске и кителе ЮНА. Видимо, бандиты заметили, как мы с Ежиком ставили мины, сняли их и, разгадав наш план, выставили их со стороны нашего наступления. Для очистки совести осмотрели дома, хотя было ясно, что они пусты. Дома шиптаров – маленькие дворцы: ковры, хрусталь, дорогая мебель, дубовый паркет, итальянская сантехника… Жили они гораздо лучше сербов, даже во Франции так не каждый живет (в свое время мне приходилось бывать во Франции, поэтому могу сравнить). Не понятно, чего им не хватало. В Албании, с которой они хотят объединяться, нищета ужасающая.
Неудача нас обескуражила, но ненадолго. Ежик и Мурзик нашли трактор «Владимирец» и привели его в рабочее состояние. Мурзик вычислил приблизительный маршрут, по которому ночами передвигались бандиты. И мы втроем по ночам стали уходить в засаду, вернее, ездить на тракторе.
Сегодня ребята поедут без меня, так как мне заступать в караул. Когда Витька-Мурзик решил, что уже достаточно стемнело, они со Славкой залезли в трактор: «Михалыч, пока!» Трактор, грохоча и чихая, отправился в путь.
Через несколько часов ребята внезапно ворвались в расположение: перепачканные в грязи, возбужденные, они буквально вытряхнули из постели капитана, командира роты: «Горан, поднимай чету!» Мурзик сбивчиво рассказал о причинах их столь быстрого возвращения.
Ехали они на тракторе, не включая фар, и через полчаса остановились на краю поля. Достали спальные мешки и устроились под прицепом, прямо на земле. Время тянулось очень медленно, борьба со сном шла с переменным успехом. Внезапно до них донеся слабый звук, потом еще и еще – кто-то приближался. Мурзик с Ежиком, затаив дыхание, полностью обратились в слух. Вскоре на них вышла целая толпа шиптаров – несколько десятков. Увидев трактор, боевики остановились. По этой тропе они ходили не раз, и сейчас их озадачил внезапно возникший перед ними трактор. Будь это танк или БМП, они знали бы что делать. Но трактор, да еще с прицепом? Не дожидаясь, пока противник разгадает этот ребус, ребята открыли огонь. Боевики заметались, однако уже через мгновение, придя в себя, они ответили огнем. Со звоном разлетелись стекла «Владимирца». По стальным бортам прицепа сыпанули горохом пули. Впрочем, достаточно энергичный обстрел не причинил вреда находившимся под прицепом ребятам. Очень быстро боевики сообразили, что их пули не достигают цели, и начали окружать трактор. Рядом с прицепом пролегала канава глубиной в метр. Поняв, что дело плохо, ребята скатились в нее и стали отходить. Сзади уже вовсю гремели гранаты, которыми шиптары закидывали брошенный трактор.
Мурзик возбужденно доказывал командиру целесообразность ответного удара: «Мы их сейчас накроем. Они далеко не ушли. Их всего-то около сорока, не больше!» Однако Горан не разделял его энтузиазма. Вести роту в темноту ночи, где их встретят четыре десятка шиптаров с пулеметами и гранатометами, он явно не желал.
Дождавшись рассвета, мы выдвинулись на место вчерашнего боя. На том же месте стоял почерневший «Владимирец», у которого догорали колеса. Вокруг полно гильз. В одном месте нашли окровавленную куртку, рядом следы крови на земле и обрывки индивидуальных пакетов. Значит, шиптарам все же досталось.
Нас перебросили в село Глобар в трех километрах от города Глоговац. В селе – лагерь для албанских беженцев, которые, спасаясь от бомбежек и боев, ушли из приграничных районов. Каждое утро они ходят на фабрику «Рудник», находящуюся недалеко от нас, где для них создан продовольственный склад. Там получают свой ежедневный паек – консервы, сахар, муку и крупы. 30 апреля в 11 часов утра, когда на складе была большая группа албанских беженцев, в основном женщины и дети, натовцы нанесли по фабрике ракетно-бомбовый удар. Все превратилось в море огня. Спастись не удалось практически никому.
Однако, что касается сербских военных объектов, то результативность ударов по ним авиации альянса была крайне невелика. Недалеко от нас стоял танковый батальон. Альянс наносил удары по батальону – и «Томагавками», и при помощи своей авиации. После этих ударов постройки в окрестностях были уничтожены полностью, но ни одного танка, ни одного солдата батальон не потерял.
Против боевиков OAK танки сербы не использовали. Пока пехота вела бои, танкисты сидели в тылу и страдали от безделья. Избыток свободного времени они занимали тем, что развлекались созданием ложных целей для натовцев. Ящики, коробки, брезент – все это было на вес золота: из этого подручного материала танкисты делали муляжи боевых машин. Особую радость им доставляли сообщения по радио «вражьих голосов» об уничтоженных сербских танках. Причем, как уверяли сами танкисты, их потери в таких сообщениях завышались как минимум вдвое.
Операция
…Нас поднимают в четыре утра, грузимся в машины. Сегодня предстоит прочесывать лес, в котором, согласно разведданным, находится одна из банд OAK, человек сто пятьдесят. В операции участвуют два батальона пехоты. Однако с учетом величины района, который мы охватываем, этих сил явно мало. На долю нашего отделения, состоящего из семерых человек, выделяется участок общей протяженностью по фронту метров сто пятьдесят. Мы идем через лес, вернее, через заросли кустарника, который сербы называли «шиблей». Кустарник по высоте превышает человеческий рост. Растительность настолько густая, что в двух метрах человека не заметишь.
То слева, то справа слышатся звуки перестрелки. Видимо, боевики, разбившись на небольшие группы, пытаются просочиться через наши цепи. Выхожу на небольшую поляну, на другой ее стороне – Славка, который жестами показывает мне, что видит противника. Махнув рукой (что означает, чтобы я оставался на месте, а он на меня выгонит противника) он дает длинную очередь из автомата и ныряет в заросли. В ответ гремят АК китайского производства (основное оружие албанских сепаратистов в Косово – АК и СКС китайского производства, похищенные со складов албанской армии во время массовых беспорядков в Албании в 1997 году), звук их выстрелов сильно отличается от югославской версии. Славка, обходя их справа, меняет позицию и вновь дает очередь. Игра продолжается еще какое-то время, пока автоматный огонь шиптаров внезапно не замолкает. Через несколько мгновений становится слышно, как в моем направлении кто-то ломится сквозь кусты. Потом все стихает. Некоторое время выжидаю – тишина.
Через некоторое время я не выдержал, и тихонько, насколько это возможно в таком лесу, двинулся вперед. Через несколько шагов передо мной открылась довольно странная картина: в небольшой ложбинке между кустами залегло с десяток шиптаров. Они также заметили меня. Вскидываю автомат и уже собираюсь дать очередь, но албанцы начинают истошно орать: «Не пуцай! Не пуцай! Ми слю цивилы, цивилы, нэма оружия!»
Оружия при них в самом деле не видно, да и одеты они в гражданское. Но я помню уловки боевиков. Когда мы их прижимали, те частенько бросали оружие и, скинув камуфляж, пытались изображать мирных жителей. Поэтому я все-таки держал шиптаров на прицеле и крикнул Славке, чтобы тот подошел ко мне.
Дожидаясь его, непроизвольно носком ботинка ковыряю свежевырытую кучу земли. Ага, что-то есть! Из-под земли появляется камуфлированная куртка, на рукаве шеврон «OAK». Подходит Ежик и ловким движением, как фокусник кролика из цилиндра, выдергивает из куста маузеровский карабин. К нам подбегают другие наши бойцы. Постепенно из травы и кустов на свет извлекаются три автоматных магазина с патронами и нераспечатанный патронный цинк. Шиптары начинают сбивчиво объяснять, что оружие им не принадлежит. По их словам, когда началась стрельба, они перепугались и спрятались. Внезапно подбежали бандиты, постреляли по сербам, что-то спрятали, убежали. Довольно стандартное объяснение.
Подходит майор, руководивший операцией, приказывает вывести шиптаров на дорогу и передать их военной полиции. Соседнее с нами подразделение захватило еще двух боевиков. Думаю, что если бы мы использовали розыскных собак, то наш поиск был бы результативнее.
Уходим
Мирные соглашения были встречены сербами неоднозначно. С одной стороны – боевой дух войска достаточно высок. Все прекрасно понимали, что шиптары – лишь марионетки в чужой игре. Сербы ждали появления «на поле» игроков посерьезней: американцев, британцев и войска из других стран альянса. Причем большинство сербов были уверены, что сумеют нанести противнику настолько ощутимые потери, что альянс будет вынужден считать захват Косово неприемлемым. Первый опыт это подтверждал. Военные полицейские, приехавшие с албанской границы, рассказали об одной операции сербского спецназа. Отряд, в котором, кстати, было десять русских добровольцев, пересек границу Албании и атаковал американские позиции. Кроме того, сербы уничтожили один из вызванных ими на помощь вертолетов «Апач». Винтокрылую машину сбили «Золей» – аналогом нашей «Мухи».
С другой стороны, сербы устали от войны. Тяжелее всего было сознавать, что в любой момент семья каждого из бойцов могла погибнуть под бомбами. Поэтому мысль о том, что после подписания мирных соглашений бомбежки мирных городов прекратятся, появится возможность вернуться к своим семьям, радовала каждого. Однако сербское население тяготилось мыслью, что при этом соглашении святыни сербского народа и множество соплеменников остаются на территории, подконтрольной врагу. Этот факт был настолько непереносим, что об этом старались не говорить.
Наша бригада отходила из края последней. Мы обеспечивали безопасность вывода: стояли в прикрытии возле дорог, по которым двигались войска и беженцы. Шиптары, имея за спиной вооруженную поддержку альянса, чувствовали себя все увереннее. Перестрелки и стычки с ними стали происходить чаще, практически каждую ночь.
Юг края до горизонта затянут дымом. Сербские селения, откуда уходят войска, немедленно вспыхивают. Банды OAK грабят и поджигают дома. Сербские жители крупных населенных пунктов еще надеются, что натовцы, возможно, как-то обеспечат их безопасность. Селяне уходят практически полностью – им надеяться не на кого.
Приходит время уходить и нам. Грузимся и двигаемся на Приштину. Там уже хозяйничают британцы. На главной городской улице колонна нашей бригады встретилась с британской. Было очевидно, что обилие нашей техники: танки М-84, Т-55, гаубицы, самоходки, БМПшки, БТРы, идущие сплошной вереницей, – потрясло воображение как вражеских солдат, так и корреспондентов, которых тут находилось великое множество. Наверняка их мучил вопрос: «Откуда в сербской армии, «уничтоженной высокоточными ударами», столько техники?» Лихие, загорелые сербы, раздетые по пояс, своим воинственным видом выгодно отличались от похожих на оловянных солдатиков англичан. При встрече «томми» выглядели растерянными. Было заметно, что настроены они отнюдь не геройски.
На каждой сербской машине развевался флаг. Здесь были и государственные флаги, и боснийские, и черные четнические знамена с адамовой головой, и церковные хоругви с ликами Спаса и Богородицы, и даже белые орлы царя Душана. Когда две идущие навстречу друг другу колонны поравнялись, в британцев полетели плевки и окурки. Сербы обзывали их, целились из автоматов. Наконец англичане не выдержали – полезли под броню и даже под стоящие на обочине машины.
Совершенно другое настроение охватило нас примерно через полкилометра пути. Нашу колонну вышли проводить остающиеся в городе сербы. Они кидали цветы, поднимали руки с разведенными тремя пальцами: «Во Имя Отца и Сына и Святого Духа». Практически у всех на глазах были слезы. Страшно подумать, кто-то из тех, кто нас провожал, был в тот же день убит бандитами.
Перед демобилизацией нас еще четыре дня продержали в казармах. Пытались даже (правда, безуспешно) выгнать на строевые занятия. Наконец всех, кроме срочников, распустили по домам.
Добирался в Россию на перекладных, окольными путями – множество дорог и почти все мосты через Дунай разбиты. Кое-кто из наших остановился в Белграде, в надежде попасть в какой-нибудь партизанский отряд, если в Косово начнется партизанская война.
Думаю, что нынешний мир ненадолго. На очереди еще одна сербская провинция – Воеводина, в которой проживает 300 тысяч венгров. Там сегодня тоже вовсю раскручиваются сепаратистские, антиюгославские настроения. Так что, возможно, скоро опять ехать в Югославию. И почему-то у меня есть надежда, что в Косово сербы вернутся.
