Больше сорока лет назад, в декабре 1972 года, для того чтобы заставить руководство Северного Вьетнама занять более уступчивую позицию на мирных переговорах в Париже, около 200 американских бомбардировщиков В-52 двенадцать дней подряд бомбили крупнейшие города Демократической Республики Вьетнам – Ханой и Хайфон, сбросив на них 70 тысяч тонн бомб. Эта операция называлась «Лайнбэккер-2». Ей предшествовала «Лайнбэккер-1», проведенная в мае-июне того же года.
Десятки американских самолетов были сбиты расчетами ПВО Северного Вьетнама. Сейчас конечно известно то, что в те годы скрывалось: у пультов управления ракетными комплексами и радарами сидели советские военнослужащие, выполнявшие интернациональный долг. Однако далеко не все эпизоды той войны стали достоянием гласности. О прямом столкновения наших и американских военнослужащих рассказывает Александр Тынянов, проходивший службу в составе воинской части, которая охраняла позиции ракетчиков.
Во Вьетнаме я оказался, можно сказать, случайно. В армию меня взяли сразу после медучилища, попал в «учебку». Учился на радиооператора, работал и ключом, и на датчике, скорость приличная у меня была. По выпуску дали две лычки и оставили командиром отделения.
Дело к весне шло, почти год отслужили, и вдруг меня в строевую часть вызывают и предписание в руки дают: явиться в штаб, кабинет такой-то. За столом полковник и капитан, оба в кителях с голубыми петлицами. Я доложил, как положено, они предложили присесть, попросили биографию рассказать. А мне особо-то и рассказать нечего: родился… учился… не имею, не был, владею со словарем, специалист первого класса и так далее в том же духе. Полковник слушал внимательно, не перебивая, а потом как даст в лоб: «Командование и комсомольская организация части рекомендуют вас, Александр Георгиевич, в загранкомандировку в братскую страну, которая отражает империалистическую агрессию. Наша помощь там очень нужна. Как, согласны? Может, вам нужно время подумать? Говорите, не стесняйтесь». «А что здесь думать, – говорю, – если надо, так надо. Согласен».
Потом перевели в другую часть. Началась суетная жизнь: инструктаж у одного начальника, беседа у другого, комиссии разные, анкеты. Но скоро кутерьма эта закончилась. Переодели в «гражданку» – одинаковые такие костюмчики, кроме того, выдали панаму и шорты и самолетом отправили на Дальний Восток. Через пару дней – еще один перелет, и оказались мы в столице ДРВ Ханое. Затем до своей «точки» еще несколько часов тряслись на машинах.
Воздушные налеты авиации США на Северный Вьетнам официально были прекращены года за четыре до того, как я туда попал. Но в действительности они продолжались, хотя и нерегулярно: украдкой, с разных направлений, в расчете на внезапность. Наша ракетная часть стояла километрах в ста к северу от Ханоя, на относительно ровном куске тамошней горно-лесисто-болотистой местности. Нам повезло, мы прибыли на все готовое, а вот те мужики, которые там базу разворачивали с самого начала, они потом и кровью полили позиции.
О том, как им жилось, живо напомнила наша «Ленкомната», больше похожая на комнату боевой славы. Вся была завалена обломками сбитых самолетов. Мне больше всего запомнился трофей из НАЗа сбитого американского летчика. На большом куске материи был отпечатан текст на нескольких языках, в том числе на русском, на китайском, примерно такого содержания: «Я – гражданин Соединенных Штатов Америки. Во имя гуманности прошу вас сообщить о моем местонахождении в ближайшее американское правительственное учреждение. Ваше человеколюбие будет вознаграждено». Текст сопровождался картинками, видимо, для тех, кто не мог бы прочесть эту ахинею на родном языке по причине неграмотности. На первой был изображен американский летчик с грустным лицом, на следующей он в окружении крестьян в широкополых шляпах. Затем летчик и крестьяне у дома, на котором полощется американский флаг. Наконец, на последней картинке улыбающиеся крестьяне сжимают в руках пачки денег.
Не знаю, удалось ли хоть одному америкосу при помощи этой бредятины спасти свою жизнь. Замполит нам рассказывал, что местные крестьяне, особенно в начале войны, не очень-то жаловали сбитых летчиков. Если рядом не было никого из местного начальства, то на месте приземления их зачастую ждала смерть. Или от пуль (все население носило оружие), или просто забивали мотыгой. Американских летчиков там ненавидели, и они заслужили эту ненависть.
Меня распределили в роту охраны. Хотя и я, и другие ребята вполне могли работать в составе боевых расчетов. Но не довелось. Неделя в карауле, неделя отдыха – и так по кругу. Нас, правда, еще местные крестьяне прикрывали. Они патрулировали окрестности и по ночам на дорогах засады устраивали, но все-таки больше на себя надеялись. Был и план обороны позиций, ведь на Юге страны шли ожесточенные бои. Нас регулярно пичкали вводными: то нападение на пост, то диверсионная группа пытается прорваться, то еще что-нибудь. Короче, расслабляться не давали.
В том году (1972) сильнейшие налеты были в начале лета, потом затихло, самолеты появлялись изредка. А вот вторая половина вспоминается мне настоящим кошмаром. Налеты на столицу продолжались почти две недели, с утра до вечера, ночью, каждый день. Вьетнамская столица находится в низине, и летчики старались разбомбить речные дамбы и водохранилища вокруг города, чтобы затопить его.
Наши ракетчики буквально валились с ног от усталости, едва успевали пополнять боекомплект и обслуживать технику. А америкосы все перли и перли. Их самолеты подкрадывались с севера: ловкий прием, ведь вряд ли кто будет ждать налета с той стороны. Но тот, кто выбирал позиции для наших ракетных батарей, тоже был не лыком шит и учел такую возможность. Кроме того, была четко отработана тактика засад. Выгоняли ночью машины с пусковыми установками куда-нибудь подальше в джунгли, маскировали технику ветками. Чтобы раньше времени себя не обнаружить, аппаратуру на излучение не включали, а разведку и постановщиков помех пропускали беспрепятственно. А когда появлялась основная группа бомбардировщиков, аппаратуру моментально врубали, снимали данные о целях и …«в яблочко». Пускали несколько ракет, и мигом на новое место, чтобы не попасть под удар. Так и кочевали по горам и джунглям, как тачанки Буденного. В общем, были мы американцам как кость в горле. Но и нам доставалось, потери от бомбежек были.
Новый 1973 год встретили по-домашнему, с Дедом Морозом и Снегурочкой. Политотдел постарался, хотя какой это праздник – без русского мороза и снега, когда в липкой ночи комары пищат.
Прошло еще три месяца. Ротный объявил перед строем, что скоро прибывает замена и 22 апреля мы уезжаем в столицу, в тот же день самолетом летим в Союз. После этого мы засобирались, хотя солдату собирать-то особо нечего. Фотографии кое-какие, нехитрые гостинцы домой: веер, ракушки, дюралевый портсигар, сделанный местными жителями из обломков сбитого американского самолета. Ходим, считаем дни. Осталось десять дней, три, два, один. Вечером накануне отъезда нам ужин прощальный устроили, почти вся часть собралась, письма передают – все быстрей дойдут, чем через посольство.
Командир выступил, поблагодарил за службу. После него замполит речь двинул, да такую, что чуть до слез дело не дошло: «бдительные защитники неба вьетнамской столицы», «с честью выполнили интернациональный долг», ну и дальше в том же духе. Мы сидим, слушаем, а сами никак не можем поверить, что завтра – уже ДОМОЙ! В ту ночь, последнюю в далекой азиатской стране, долго не мог заснуть. Только задремал – и вдруг ревун: боевая тревога!
Продираю глаза: ну, блин, подарочек по случаю дня рождения дедушки Ленина. Ребята попрыгали с кроватей, шустро одеваются, не скупясь на комментарии по поводу наглого супостата. Начистились, нагладились, и вот на тебе. Разобрали автоматы – и бегом по местам. Легкий, постепенно переходящий в рев гул, потом хлопок – отбойные газы многотонным бичом хлестнули по плитам. Первая пошла. Опять гул: стартует очередная. Пусковые отработали, спешим на помощь ракетчикам. Взаимодействие по линии «охрана-расчеты» у нас было четко отработано и проверено в деле.
Ревун пропел «отбой», сдали оружие, привели немного в порядок одежду. Но позавтракать в то утро нам так и не удалось. Опять волна за волной шли на столицу самолеты и одна за другой уходили в небо ракеты. Наверное, это был самый выматывающий бой за всю мою службу там.
Часам к десяти все стихло. Ни самолетов в небе, ни ракет на пусковых: расстреляли весь боекомплект. Ракетчики начали технику с позиций в заросли отводить, ведь пусковая установка – лакомый кусочек для авиации. Мы, охрана, опять помогаем. Управились с рассредоточением. Бегу к ротному за указаниями (наш старлей в госпитале с малярией лежал, и я, сержант, замкомвзвода, его замещал). Только мы с ним разговор наладили, ревун голос подал. Боевая тревога, уж какая за день. А ракет нет. Вдруг подбегает запыхавшийся дежурный по дивизиону:
– Товарищ капитан, вас срочно вызывает командир полка.
– Что случилось?
– Вертолеты!
– Какие еще вертолеты, где?
– Там, – и дежурный тычет рукой в сторону.
– Влево двести, над лесом.
Да, действительно, отчетливо видны десантные машины с двумя винтами. Характерный силуэт, ни с чем не спутать. Капитан первым приходит в себя:
– Рота, в ружье! Получить в оружейнике все цинки с патронами, штыки примкнуть. Взводам занять оборону согласно боевому расписанию. Я – в штаб и назад. Выполняйте!
Опять у нас за спиной автоматы, в руках подсумки с рожками и цинки с патронами, а на голове стальные шлемы. Вся картина немного комична. Потому что воинское снаряжение и оружие в руках штатских людей (мы все в одинаковых костюмчиках от Министерства обороны) выглядят по меньшей мере странно. Но смеяться нам некогда. Дело принимает серьезный оборот. И хотя мы теоретически готовы к борьбе с диверсантами и немало пота пролили, уничтожая мифические десанты на учениях с боевой стрельбой, как еще все получится в реальной жизни?
Наши ракетные батареи занимали позицию, которая, если смотреть сверху, напоминала полукруг, где прямая диаметра была тылом, а половинка окружности – фронтом. Правый фланг прикрывал лес, нашей границей слева был сбегавший с гор и терявшийся на покрытом редким кустарником заболоченном лугу ручей, неширокий, но топкий. Прерывистая цепочка окопов и траншей тянулась от ручья вдоль фронта позиции и обрывалась метров за пятьсот-семьсот от леса. С юга нас подпирали сопки, где были спрятаны КП, штаб, казарма, склады и прочие постройки, все это хозяйство обнесено несколькими рядами колючей проволоки. Были, конечно, и вышки, и грибки для часовых. Окопы вырыты только с фронта, потому что нападение со стороны леса и сопок считалось маловероятным. Правда, на правом фланге было несколько ложных позиций для пусковых установок, с высокой обвалкой. Их, как и остальную территорию полка, бомбили систематически, после чего мы их восстанавливали. При случае эту обвалку можно было использовать для отражения атаки. Похоже, случай настал.
Центром обороны считался первый взвод в окопах, слева его поддерживал второй взвод, частично прикрытый от нападения ручьем. Правый фланг в сторону леса держал третий взвод.
Перебираюсь от одной обвалки к другой, под их защитой лежат три отделения моего взвода, и краем глаза наблюдаю за вертолетами. С них падают точки, расцвечивая небо яркими куполами. Десант, теперь и ежику ясно. По чью душу, тоже понятно. Достали-таки мы их. Пара вертолетов, закончив выброску, отрывается от общего строя и, зависнув, метров с пятисот открывает огонь. Пулеметные очереди ложатся где-то за нами.
Капитан яростно накручивает ручку телефона: «Первый, ваша цель – ближняя к нам пара вертолетов. Огонь!» И потом мне: «Огонь по парашютистам в воздухе!» Мы бьем по десанту, дальность великовата. Тем не менее, видим, как ветер сносит в сторону несколько безжизненно повисших на стропах фигур. Первый взвод отогнал атакующую пару вертолетов, но они успели сделать свое: за нашей спиной чадят два подожженных «ЗИЛа». Небо очистилось, нет ни вертолетов, ни парашютистов. Быстро пробегаю по отделениям. Все живы-живехоньки, но увлеклись стрельбой, много патронов пожгли. Докладываю капитану. Он спрашивает:
– Ты сколько вертолетов насчитал?
– Двенадцать.
– А я – четырнадцать. Если брать по двадцать-двадцать пять человек на вертолет, то у них 300-400 наберется. У нас в роте конечно поменьше народу, зато укрытия есть, да и штаб обещал людьми помочь.
Прошло еще минут пятнадцать-двадцать, американцы молчат. У нас пискнул телефон, капитан схватил трубку.
– Товарищ капитан (я рядом, и прекрасно слышу голос командира первого взвода. – Прим. авт), идут на меня.
– Сколько их?
– Около сотни, пока не стреляют.
– Значит, начали все-таки с тебя. Ладно, сейчас буду.
Капитан скатывается вниз, на край капонира, и бросает мне:
– Действуй по обстановке, тезка, связь по телефону.
Опять звонок. По голосу узнаю Мишку, сержанта из первого взвода:
– Товарищ капитан, командир взвода убит.
– Ротный к вам побежал, – ору я в трубку, – держись, шахтер!
Мелкий кустарник и высокая трава (косили постоянно, но все равно она тут же опять вымахивала в человеческий рост) мешают видеть картину боя. Но слышно хорошо. Глухо работают «Калашниковы», резче и звонче звук от американских автоматических винтовок. Гляжу на своих подчиненных, на своих друзей. Насупились, примолкли. Переживают. А солнце уже почти в зените, и нестерпимо мучит жажда.
Стихают выстрелы, все реже и реже раздаются очереди. Наверное, там дело идет к концу. Верчу головой, пытаясь что-нибудь разглядеть, но без успеха. Наконец сзади из капонира раздается голос ротного. Спускаюсь вниз, вижу: капитан подмогу привел, группу ракетчиков человек в пятнадцать с карабинами. Вообще-то мне СКС нравился, я из него много стрелял, но скорострельность у него маловата. Все равно усиление огневой мощи, а ведь у меня еще и ДШК во взводе. Ротный распределяет прибывших, я развожу их по отделениям и возвращаюсь к капитану.
– Плохо там, Шура, – помрачнел капитан, – очень плохо. Атаку отбили, но потери большие. У ТЕХ наверняка снайпер работал, а может, и несколько, потому что командира взвода срезали сразу.
Он устало берет мою флягу и делает несколько глотков.
Вдруг лес напротив нас оживает. Как губка, он выдавливает группки людей, почти неразличимые на такой дальности. Они исчезают в траве, и только колыхание отклоняемых при движении высоких стеблей выдает направление. Дальность велика, да и цели самой мы толком не видим, а ОНИ – нас, поэтому обе стороны молчат. Колыхание на время прекратилось. «В цепь разворачиваются», – прокомментировал капитан. Парашютистов еще не видно, но капитан машет расчету ДШК – давай! Короткая очередь для пристрелки, и длиннющее «дэх-дэх-дэх» в середину набегающей цепи. Волна ускоряет свой ход, и мы начинаем различать отдельные фигуры атакующих, а затем и всю цепь.
Поправляю сползающую на лоб каску, задерживаю дыхание и жму на спусковой. Автомат отвечает длинной очередью, ствол скачет вверх. Какофония звуков оглушает. Бьет ДШК, трещат наши карабины и автоматы, повизгивают американские автоматические винтовки. Пропускаю все звуки мимо себя, весь мир сузился для меня до размеров этой проклятой цепи. Дергается и падает очередная фигура, я стреляю, стреляю, стреляю…
Цепь останавливается, немного не дойдя до «колючки», топчется у препятствия и начинает пятиться. Мы не преследуем, людей у нас маловато, но продолжаем садить очередь за очередью вслед тающим в траве десантникам. Мой взвод, только что отбивший атаку десанта, лежит пластом под защитой обваловки: кого-то от напряжения не держат ноги, кто-то уже не поднимется никогда. Впервые в жизни они стреляли в людей. И старались не промазать. Перебегаю от одного к другому, толкаю, трясу за плечи. Жив, жив, убит, ранен… Откуда-то приходит мысль: «Нам же сегодня уезжать…» Возвращаюсь, совершенно ошалевший от увиденного. Капитан безуспешно пытается раскурить очередную сигарету.
– Потери?
– Четверо убитых, десять раненых, половина – легко.
– Наблюдатели?
– Трое, по одному человеку на отделение.
– Сейчас здесь будут врач и фельдшер, разберутся с ранеными. Ты сам медик, помоги. Оставишь здесь тех, кто в состоянии держать оружие, остальных – в санчасть. Собери гранаты и патроны у …погибших. Держи оборону, я – в первый взвод. Связь по телефону.
Наблюдатель докладывает, что на опушке леса опять какая-то возня. Мы в напряженном ожидании, но напрасно, противника не видно. Трель свистка, еще свисток, ОНИ открывают огонь. На этот раз объектом атаки опять становится первый взвод. Из-за травы мы не различаем фигур десантников, и все-таки я даю команду открыть огонь из ДШК и карабинов им во фланг. Трава – не лес, кого-нибудь наши пули все равно достанут.
Коричневая коробка полевого армейского телефона рядом со мной снова пищит. В трубке голос капитана:
– Оставь там раненых, всех остальных вместе с ДШК – в первый взвод. Пулей!
В полный рост, не таясь, мы мчимся на выручку первому взводу и ныряем в первые попавшиеся окопчики. Пристраиваюсь удобнее рядом с Мишкой и начинаю стрелять. Даю несколько коротких очередей и вдруг чувствую, что мой АКМ не отвечает уже привычной дрожью. Отвожу затвор. Патронник пуст, пуст и рожок. Достаю из подсумка снаряженный магазин, у меня он последний. Но и он кончается также быстро. А парашютисты уже совсем рядом, валят колья с натянутой на них колючей проволокой, пытаясь проделать проходы. Мы с Мишкой глядим друг на друга.
– Че, соловей курский, дадим стране угля? Пойдем в штыки?
– Покажем, как лава садится, шахтер чумазый.
Выбора нет. Не сидеть же без патронов и ждать, когда тебе шею свернут. Сбрасываю тяжелый от пота и грязи и сковывающий движения гражданский пиджачишко. Вымахиваем за бруствер и ныряем в гущу боя.
Прямо на меня несутся два мордоворота в касках и камуфляже. Успеваю разглядеть на шее цепочку с солдатским жетоном, белки глаз на покрытом разводами то ли грязи, то ли краски потном лице. С размаха бью ближайшего ко мне прикладом по голове и едва успеваю поднять автомат для защиты. От страшного удара лопается рожок и сводит пальцы. Потом меня начинают топтать ногами. Пытаюсь защитить затылок. Удар, еще один, и проваливаюсь в темноту…
Очухался только в конце мая, в подмосковном госпитале. Диагноз – травма черепа и перелом семи ребер, ну и еще кое-что по мелочи. Спасибо военным врачам, мог запросто уйти на тот свет, не попрощавшись. Позже ребята рассказали, как закончился тот бой. Парашютисты разметали остатки первого взвода и прорвались, дошли до автопарка и штаба. Там их охрана из карабинов и положила всех. До рукопашной уже не дошло. Ну, а нас, «дембелей», убитых, раненых и целых, в тот же день самолетом в Москву отправили. Летели через Дели и Ташкент. Жаль, не довелось посмотреть, в школе бредил Индией, а теперь, наверное, и не увижу.
Нашего ротного наградили, получил орден «Красного Знамени» и досрочно майора. Потом в академию его забрали. Посмертно наградили командира первого взвода – тоже орден, да еще троим ребятам дали «За боевые заслуги». А у меня даже и документов нет, что воевал. Пробовал в военкомате «права качать». Военкоматовские начальники долго со мной и разговаривать не хотели, но все-таки запрос в Москву послали. А потом вызвали к военкому и сказали, что не время те дела вспоминать…
От роты половина осталась, а нас, апрельских «дембелей», человек двадцать. Ясное дело, к праздникам всегда поздравления посылаем друг другу. А встречаюсь я только с Мишкой, он в Прокопьевске на шахте начальником участка работает.
Записал Егор Егоров
Вступайте в нашу группу
«Отвага 2004»
