– В этом году мне уже будет, ребята, 77 лет, а я до сих пор с парашютом прыгаю, – сказал мне при очередной встрече в 2013 г. Герой России генерал-лейтенант в отставке Леонид Иванович Щербаков. – Вот пять лет назад, в свой день рождения, я совершил два прыжка в нашей с тобой родной 76-й гвардейской Черниговской воздушно-десантной дивизии в Пскове… Так что надо всегда держать себя в форме. Десантников бывших не бывает, сам знаешь… Мы традиции ВДВ соблюдаем свято.
Я не первый раз встречаюсь с Леонидом Ивановичем. Удивительный он человек. И судьба у него необычная. Хотя она во многом типична для его обездоленного фронтового поколения, которое осиротила война, но которое не бросила наша великая страна и которому она дала все возможности стать достойными своими сыновьями.
– Напомните, Леонид Иванович, у вас орден Красного Знамени за Афганистан?
– Нет, меня наградили им за освоение новой боевой техники. А за Афганистан – орден Красной Звезды. Мы, кстати, летели тогда вместе с вашим командиром дивизии…
– Ну, а о Золотой Звезде и не спрашиваю. Это ясно – за «Реактавр»… За десантирование внутри БМД-1 на парашютно-реактивной системе ПРС без платформы…
– Да, 21 год ждали мы это звание с полковником Александром Васильевичем Маргеловым… Посылали на нас представления к награждению, а они возвращались обратно… Помнится, уже в годы «перестройки» доложили Горбачеву, а он в ответ: а почему им раньше не присвоили? Почему только сейчас представляют? Дескать, коль раньше не наградили, значит не такие уж у нас и заслуги… И лишь когда в 1996 году секретарем Совета безопасности РФ стал покойный генерал-лейтенант Александр Иванович Лебедь, во многом благодаря его ходатайству нам присвоили звание Героев России. Мне, например, – Указом Президента Российской Федерации от 22 августа 1996 года № 1222… А полковнику Александру Маргелову присвоили звание на неделю позже…
– Вот Вы, Леонид Иванович, заговорили о прыжках с парашютом. А сколько их у вас?
– Да хватает их у меня… Сам знаешь, приходилось прыгать на лес, на воду, днем и ночью… Десантировались в пустыне, в горах…
– Затяжные прыжки, с задержкой раскрытия парашюта, конечно же, – тоже? – добавляю я.
– А как же? И такие прыжки сколько раз совершал…
– Насколько мне известно, Вы ведь свою офицерскую службы не в Воздушно-десантных войсках начинали. Расскажите, как вы пришли в ВДВ?
– Ну, это особенная история. Время тогда было интересное. Хорошее время. Армия постоянно перевооружалась на новую боевую технику, столько новинок приходило в войсках. Столько приходилось испытывать… Не думал я, что мне, сироте, сыну погибшего фронтовика, выпадет такая вот большая честь…
– Насколько я знаю, вы родом из Украины?
– Совершенно верно. Есть такой город Светлогорск в Донецкой области. Красивая там река – Северский Донец… Родился я в семье военнослужащего 12 октября 1936 года. Отца почти не помню. Сначала финская кампания, он участвовал в ней, а потом началась Великая Отечественная… И мы остались одни. Я, а также двое младших детей – моя сестренка и братишка… Когда началась война, нас эвакуировали на Урал. По дороге эшелоны с беженцами бомбила гитлеровская авиация. До сих пор больно вспоминать те дни. Под фашистскими бомбежками и умер младший братишка… А 1 апреля 1943 года под Краснодаром погиб мой отец. Он воевал в горно-стрелковой дивизии заместителем командира полка. Был капитаном. В 33 года погиб… Бои тогда были на том направлении очень ожесточенные. И мы с сестренкой остались сиротами. Мне тогда было еще 6 лет, а ей – четыре годика. И вот здесь не могу не сказать слов благодарности вернувшимся с войны фронтовикам. Трудно было нам выживать. Порой просили подаяние. И нас не бросили фронтовики. Без рук, без ног, израненные, они делились с нами последним куском хлеба. Они подняли нас, поддержали. А потом определили в детский дом, где мы выучились… Вот так и выстояли все вместе. Низкий поклон этим людям. У них же свои дети были, а они помогали нам… Вот, что такое – настоящее боевое, фронтовое братство…
После окончания школы я поступил в Киевское танко-техническое училище. Вообще-то я – «технарь». Потом – инженерно-танковый факультет Военной академии бронетанковых войск имени Маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского, а в последующем – Военная академия Генерального штаба…
– Ну, а в ВДВ, как в ВДВ попали служить?
– После окончания Военной академии бронетанковых войск я работал испытателем танков в Кубинке. Интересная была у нас служба… Именно там и испытывал боевую машину десанта БМД-1. Ее привез в то время гвардии генерал-майор Юрий Михайлович Потапов, командир 106-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, которая дислоцировалась в Туле. Кстати, потом он стал генерал-полковником. Боевую машину мы испытывали в условиях полигона в Кубинке, а потом вылетели в Прибалтику, в 7-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию. Там работа продолжилась. Проводили войсковые испытания на десантирование, полную выработку топлива, форсирование водной преграды… Одним словом, работали по полной программе. Вот в Прибалтике я и прыгнул первый раз с парашютом вслед за боевой машиной. Надо сказать, прыжок был не совсем удачным. Я сломал ногу.
– Леонид Иванович, сломать ногу на первом прыжке – это серьезно. Все мы знаем, что десантироваться с парашютом страшно. Помню, молодой солдат у нас, в витебской 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, после первого прыжка признался командиру взвода, что ему было очень страшно. Лейтенант потом рассказал об этом разговоре с солдатом нам, и мы смеялись от души. Хотя понимали, что именно так оно и есть. Рассказ парашютиста-«перворазника» был примерно таким: «Я знал, что страшно прыгать, но что так страшно, и подумать не мог». Но речь не только об этом. После травм, порванных связок, переломов, ушибов наступает «страх приземления». Парашютист порой очень нервно ждет касания с землей. Это страшная борьба с самим собой. Знаю не понаслышке… Невольно нога тянется «пощупать» землю – далеко ли она… И ломают ноги опять. Для некоторых, получивших травмы, – это сильнейший психологический барьер… Как у Вас, «технаря», это было?
– Да я левой ногой приземлился на камень. Даже не понял, что сломал ногу. Такое настроение было, сам понимаешь. Это ведь чувство неповторимое – первый прыжок. А потом оказалось – перелом. В медсанбате выяснили это. Наложили гипс, а потом офицеры-десантники на нем расписались и, конечно же, «фронтовые» сто грамм налили… Вручили «перворазника» – значок парашютиста, совершившего прыжок в первый раз. Разумеется, выпили и за это… Да, в десанте как в десанте. Здесь и героическое, и трагическое, и юмористическое – всегда рядом. А потом приехал командующий Василий Филиппович Маргелов, доложил ему я обо всем, ну, он и сказал, как бывало в этих случаях: «Беру тебя в ВДВ. Такие люди нам нужны». А после излечения, кстати, мне тогда даже путевку в санаторий дали, я прыгнул без особых проблем. Да, было желание, как ты говоришь, «пощупать землю» ногой, но силой воли я его подавил. А потом, я уже говорил об этом, десантировались и в пустыню и… Да куда нас только не выбрасывали с парашютами!..
После того, как меня взял в ВДВ наш командующий генерал армии Василий Филиппович Маргелов, я служил в научно-техническом комитете ВДВ. Мы занимались разработкой новой боевой техники. А потом Маргелов назначил меня, я тогда уже был подполковником, начальником бронетанковой службы Воздушно-десантных войск. Мы много работали по перевооружению войск, обеспечению их современной боевой техникой. А потом была учеба в Военной академии Генерального штаба. После ее окончания служил заместителем командующего войсками Северо-Кавказского военного округа по вооружению, заместителем Главнокомандующего Группы советских войск в Германии по вооружению… Так вот и прошла вся моя служба…
– Леонид Иванович, давайте более подробно остановимся на «Реактавре». Ведь это же были уникальные испытания, впервые проведенные в мировой истории….
– Ну, ты сам знаешь, что наш командующий Воздушно-десантными войсками Герой Советского Союза генерал армии Василий Филиппович Маргелов очень трепетно относился ко всему, что касалось повышения боевой готовности войск. Он их создал, он их совершенствовал, он гордился ими. Не зря ведь его и сейчас даже те десантники, которым не довелось служить под его началом, до сих пор уважительно называют «Батей». Василий Филиппович прекрасно понимал, что при значительном разбросе десантников и боевой техники боевая задача может оказаться на грани срыва. Ведь разброс после десантирования может достигать километров пяти. Пока приземлится личный состав, отыщет свои БМД, расшвартует их – противник может успеть нанести серьезный огневой урон. Поэтому был создан соответствующий проект, работа над которым закипела с лета 1971 года. Начал ее коллектив научно-технического комитета ВДВ. Так создавался комплекс «парашютная система – боевая машина – человек», получившая кодовое название «Кентавр».
– Кстати, а почему именно «Кентавр»?
– Да все очень просто. Механик-водитель на марше высовывался из люка, порой – по пояс. Вот и появилось такое название. По аналогии. Так вот, в начале 1972 года комплекс был создан. Испытатели приступили к копровым сбросам макета машины с макетами людей, переносимость перегрузок проверялась специалистами ГНИИ авиационной и космической медицины. В машинах устанавливали упрощенные космические кресла типа «Казбек» – «Казбек-Д».
Результаты испытаний обнадеживали. Поэтому после их получения приступили к следующему этапу – к техническим десантированиям комплекса из самолетов. Затем – «прыжки» собак. И здесь были прекрасные результаты. Четвероногие «друзья человека» переносили перегрузки нормально. И только после этого «Кентавр» предстояло испытать людям.
В середине 1972 года офицеры Леонид Зуев, Александр Маргелов и пятеро дублеров – курсанты Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища и спортсмены Центрального спортивного парашютного клуба ВДВ, – под руководством заместителя командующего по воздушно-десантной подготовке генерал-лейтенанта Ивана Ивановича Лисова на специальном тренажере у Медвежьих Озер в Подмосковье прошли заключительную подготовку к десантированию внутри боевой машины.
Десантирование внутри БМД было осуществлено на практике 5 января 1973 года. Об этом много рассказывалось уже в печати. И рассказывалось по-разному. Дескать, Маргелов так переживал за своего сына, что даже сжимал в кармане пистолет… Где правда, а где вымысел, сейчас, спустя годы, разобраться непросто. Но главная истина в том, что такой эксперимент был успешно проведен впервые в мировой истории. В тот день на парашютодроме «Слободка» близ Тулы экипаж «Кентавра» десантировался успешно. Командиром его был подполковник Леонид Зуев, а наводчиком-оператором – старший лейтенант Александр Маргелов.
– А ваше десантироване произошло через три года? Немного подробнее об этом, пожалуйста…
– Да, после успешного десантирования внутри БМД-1, совершенного Леонидом Зуевым и Александром Маргеловым, на очереди была еще более сложная и ответственная задача. Такие испытания тоже впервые проводились в мире. Предстояло освоить десантирование части экипажа внутри БМД-1 на парашютно-реактивной системе ПРС – без платформы. Эта программа называлась «Реактавр» – «реактивный кентавр». 23 января 1976 года на парашютодроме 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии Кислово впервые в мире осуществляется сброс боевой техники вместе с экипажем из самолета с использованием парашютно-реактивной системы. В экипаж входили опять же сын Василия Филипповича Александр Маргелов и я.
– Леонид Иванович, по сравнению с «Кентавром», «Реактавр» был куда сложнее по физическим и по психологическим нагрузкам… Что вы тогда испытали?
– Если говорить о перегрузках, то они, конечно, были сильные. Мы оба с Александром Васильевичем Маргеловым в какой-то степени поплатились собственным здоровьем. Я, например, повредил позвоночник… Когда произошло отделение машины от самолета, мы оказались в положении вниз головами. В лица нам полетели мелкие предметы, которые оказались внутри БМД… Болты, гайки, ветошь… А потом – динамический удар. Каждый десантник ощущает его при раскрытии парашюта. Даже для отдельного человека это большая нагрузка. Ну, а если он находится в боевой машине, вес которой около восьми тонн… Но не это самое неприятное. Вот когда перед землей сработали реактивные двигатели и наше снижение остановилось до нулевой скорости, тогда мы почувствовали все эти страшные нагрузки. Кстати, и приземление было довольно-таки жестким… Ты же сам видел не раз, как приземляются БМД на парашютно-реактивной системе… С земли наблюдаешь за этим, и зябко становится, беспокоишься за боевую машину, как там, думаешь, техника выдерживает… А если в этой технике еще люди… Так что словами все не расскажешь. Главное – мы выстояли.
– Опыт десантирования личного состава внутри боевых машин потом широко использовался. Используется он и до сих пор.
– И будет использоваться впредь, особенно в случае ведения боевых действий… Тот же «Кентавр». Было проведено около трех с половиной десятков десантирований систем такого типа. В них приняли участие 74 человека. На самолете Ан-12 десантировался внутри БМД-1 и весь экипаж. Это произошло в Рязанском высшем воздушно-десантном командном училище 26 августа 1975 года.
Развиваются средства десантирования, появляются новые типы самолетов военно-транспортной авиации, новая боевая техника. Все это – объективный процесс. Поэтому эксперименты с десантированием личного состава внутри боевой техники продолжались. Так, например, 9 сентября 1989 года в 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии на БПС-915 внутри БМД-1 из самолета Ил-76 впервые десантировались гвардии сержант Монолбаев и гвардии рядовой Дворов. А 9 августа 1998 года в 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии на БПС-950 внутри уже БМД-3 впервые десантировался экипаж в составе 7 человек под командованием гвардии лейтенанта В. Конева. Применение комплекта совместного десантирования позволяет экипажам боевых машин уже в первые минуты после приземления приводить технику в готовность к бою, не тратить время на ее поиск, что сокращает сроки вступления десанта в бой.
А благодаря именно нашим испытаниям, с 1976 года на вооружение ВДВ были приняты парашютно-реактивные системы «Реактавр». Хочу вспомнить еще раз о том памятном десантировании. Тогда после приземления нам понадобилось всего 25 – 30 секунд для приведения БМД-1 в боеготовность. Малость отдышались и – за дело. А нам надо было отстреляться из вооружения БМД-1, преодолеть препятствия, выдвинуться на указанные рубежи… Короче, отработали по полной программе. Мы выполнили все, что было намечено… Все выполнили, а самочувствие было таким, что и описать невозможно – подташнивало, болела голова, шея, казалось, нас перемолола гигантская мясорубка… Нас потом поздравляли, качали, уже, наверное, забылась такая традиция – подбрасывать виновника торжества на руках друзей в воздух, а тогда это было в порядке вещей. Нас «качали на руках», а для нас все это было, как во сне. В то же время на душе были и радость, и гордость и много чего еще… Радость и гордость от того, что мы опять выстояли. И победили. Выстоять в десанте – это главное!
Так вот, продолжая рассказывать о значении десантирования личного состава внутри боевых машин, повторю еще раз – это позволило уменьшить время сбора личного состава и техники на площадке приземления. Так, на экспериментальных учениях в 1983 году было произведено десантирование восьми объектов с системами «Реактавр». От момента выхода первой машины из самолета до сбора всех восьми машин на удалении 1,5 километров от площадки приземления прошло всего 12-15 минут. А при раздельном десантировании экипажей и техники на это потребовалось бы 35-45 минут. Сочетание обеих парашютных систем удалось найти в не так давно разработанной и принятой на вооружение парашютной бесплатформенной системе. Имеются на вооружении ВДВ и парашютно-реактивные системы ПРСМ-925 для десантирования БМД-1 и ПРСМ-925 для десантирования БТР-Д и другой техники на их базе из военно-транспортных Ил-76 и Ан-22. В настоящее время разработаны бесплатформенные системы для БМД-1 (БМД-2) и машин на ее базе ПБС-915 и для нового семейства машин на базе БМД-3 «Бахча» – ПБС-950. Такой комплекс средств получил название «Шельф». С помощью ПБС-915 можно десантировать объекты весом до 8,5 тонн, а ПБС-950 – до 13 тонн. Впрочем, это уже современность… А мы с тобой говорили об истории.
– Как Вы оцениваете нынешнюю ситуацию в войсках?
– Я считаю, что смена руководства в Министерстве обороны очень сильно повлияет на обстановку. Пришли грамотные, порядочные люди, настоящие профессионалы. Мы уже видим, что предприняты многие конкретные шаги по улучшению ситуации в Вооруженных силах. Так, осуществляется проверка боевой готовности частей, сохранены некоторые военные вузы, которые уже планировали расформировать, морально-психологическое состояние личного состава улучшилось в войсках. Делается много, и это всем нам известно. А мы, ветераны, всегда поможем нашим Вооруженным силам. Своими знаниями, своим опытом. Все мы по-прежнему в строю.
Александр Колотило
«Красная звезда»
