 |
 |
 |
Желтоножко Олег Владимирович, родился в 1962 году в г. Свердловске. По происхождению – интернационалист, в родословной точно имеются белорусы, украинцы, русские, поляки, чехи. В общем – русский. В четырехлетнем возрасте был вывезен почти на окраины СССР – город Шевченко, Казахская ССР, полуостров Мангышлак на восточном побережье Каспийского моря. Туда, в закрытый город «империи в империи» – то есть Средмаша, на Прикаспийский горно-металлургический комбинат распределили отца, выпускника физико-технического факультета Уральского Политехнического института (УПИ). Интерес к военной истории возник как часть увлечения стендовым моделизмом. Первая собранная еще в дошкольном возрасте вместе с отцом модель – самолет Ту-104 производства «Пластикарт» из ГДР. Далее, как и у многих, появилась мини-железная дорога – разумеется, тоже ГДР – PIKO, сборная «Аврора» и танки масштаба 1:30 московского завода «Огонек» – «почти» Т-34, ИС-3. А дальше – лавина…
В пионерском возрасте побывал в судомодельном, авиамодельном и ракетомодельном кружках. Оставаться там надолго не позволяло убогое материальное обеспечение – ждать своей очереди на лобзик среди десятка «приобщенных» было скучно, тем более что дома инструментов и материалов как раз всегда хватало, руки у отца были на месте.
Мама, по профессии учитель русского языка, литературы, истории, позже – завуч, а потом – директор школы, постоянно мотивировала мои школьные успехи, доведя бедного ребенка до математического класса. Как результат, в институте на первых двух курсах по математике и физике повторял давно изученное. Вообще, учителей моей любимой школы №1 города Шевченко довелось по жизни не раз вспомнить самыми добрыми словами.
Город наш казахстанский, специально названный «Шевченко» дабы запутать врагов (сильно севернее по побережью Каспия стоит Форт-Шевченко, а на Украине есть еще один город с этим названием), тогда отсутствовал даже на картах Мангышлакской области. Строили его «с нуля», в голой степи-полупустыне для обеспечения разработки уникального месторождения урана. Основными строительными силами, разумеется, изначально были заключенные, так что трехметровые заборы со смотровыми вышками, контрольными полосами и «колючкой», ограждающие стройплощадки самых мирных объектов, типа домов, магазинов или школ, были непременной деталью пейзажа растущего буквально на глазах города.
Основные ощущения детства – жара, берег моря, буквально под окнами, и вездесущий песок. В Свердловск мы выезжали на лето – посмотреть настоящий лес, походить по раскисшей глине, насладиться дождиком. Гордились жители Шевченко урановым рудником (о котором не говорили), первым промышленным ядерным реактором на быстрых нейтронах БН-350, уникальным опреснителем морской воды, работающим от этой жутко секретной АЭС, и снабжающим искусственно получаемой питьевой водой весь город; нефтью, добываемой на Мангышлаке, настолько густой и содержащей такое количество парафина, что нефтепровод, ведущий в «цивилизацию», подогревался специальными печами… Все, как теперь принято говорить, «не имеющее мировых аналогов». Сейчас наш город, оставшийся в суверенном Казахстане, переименован в Актау (просто – «белая гора»), но вновь является единственным в своем роде – военно-морская база республики Казахстан на Каспии и цитадель казахстанского флота.
Прожили мы в Казахстане 12 лет, однако, большинство попавших туда «с большой земли», в конечном итоге, возвращается к родным полям. Заработки (поясной коэффициент, приравненный к северному) позволяли практически любому высококвалифицированному трудящемуся обзавестись кооперативной квартирой, машиной и прочими благами развитого социализма на «запасной площадке». В общем, в Свердловск мы вернулись всей семьей.
Поступил, как и отец, в 1979 году на физико-технический факультет в УПИ, поэтому сразу приобщился к секретности. Как положено – подписка о неразглашении, первый отдел, «закрытая» часть факультета, прошитые и опечатанные тетради для спецкурсов. Факультет наш создавали в 1949 году для подготовки технологов ядерных материалов, эксплуатантов атомной и экспериментальной физической техники и прочих сопутствующих отраслей.
Однако, к концу семидесятых романтический флер в стиле «Девяти дней одного года» сильно повыветрился. Секретность осталась, но уже перешла в разряд «учебной» – «закрытые» сведения о технологии «металлов» читались из вполне открытых книг и журналов. Но «уран» по-прежнему назывался только «металлом», даже в учебных курсовых.
Отлично было поставлено обучение в рамках УИРС – учебно-исследовательской работы студентов. Никаких игрушек – студентов нашей кафедры ХТРЭ (химия и технология редких и рассеянных элементов) с третьего курса включали в реальные работы по плановой и хозрасчетной тематике, так что выдвижение «на передовые рубежи науки» происходило автоматически. Весьма кстати была и доплата по хозрасчетным договорам – на руки вместе со стипендией получалось больше, чем зарплата после института. Повезло мне и с практикой – работа аппаратчиком на уральском Кировоградском заводе твердых сплавов (получение вольфрама) и на Ульбинском металлургическом заводе, город Усть-Каменогорск, Казахстан (получение ядерного топлива, таблеток обогащенного диоксида урана) многое позволила понять, как технологу.
Военная кафедра в УПИ была, есть и будет «танковой». Нас учили, если можно так сказать, на Т-55, по крайней мере, все «железо» на кафедре было именно этим. Всерьез «атомных» физтехов все равно призывать не собирались, программа наша была сокращенной, даже в сравнении с другими факультетами УПИ, однако кое-что и мы узнать успели. В числе преподавателей военной кафедры были офицеры, участвовавшие в событиях в Венгрии и Чехословакии. Приходится лишь сожалеть, что переход на обучение поТ-72 мы не застали.
После окончания института был распределен в химический НИИ в городе Свердловске – УНИХИМ, сектор борных соединений, где занимался ингибиторами коррозии автомобильных охлаждающих жидкостей двигателей внутреннего сгорания. Творили антикоррозионные присадки к воде ИКАР и антифризам «ЛЕНА», аналогам ТОСОЛу, который, в свою очередь, является аналогом древнего итальянского антифриза «Парафлю», – рецептуры, закупленной СССР еще при освоении производства «Жигулей», в девичестве – ФИАТа.
С чем в УНИХИМе было не очень – так это с налаженным механизмом получения ученых степеней, поэтому согласился, когда предложили перейти в Институт электрохимии УрО РАН. Там пришлось вернуться к высокотемпературной электрохимии – специализации, освоенной еще в институте. В конечном итоге диссертация кандидата химических наук по теме, связанной с высокотемпературными источниками тока была защищена в 1996 году. К этому времени давно уже увенчались успехом усердные труды по развалу всего и вся бездарного болтуна, заработавшего на Западе собачью кликуху «Горби», да и наше уральское чудо «тридцать восемь снайперов, панимашь!!!» успело поуправлять на общее благо.
Компенсация гордого нищенствования в науке работой «на стороне» в конечном итоге выбора не оставила, из академии пришлось уйти. Сейчас к предыдущим темам отношения не имею, хотя с наукой вообще связи не утратил.
Писать начал вместе с товарищами по модельным делам. Несмотря на изначальную «детскую» специализацию по авиации, жить на Урале и избежать танково-самоходной тематики невозможно. Военные события, происходящие на наших глазах, гордость за соотечественников, творивших историю до нас, достойное отображение усилий тех, кто в наши не самые лучшие времена служит стране – побудительный мотив к попыткам адекватного понимания и описания. Хочется соответствовать.
