ШТУРМУЕМ БЕРЛИН
Войска Красной Армии все ближе и ближе с боями подходили к Берлину. 21 апреля 1945 г. войска 1 Белорусского фронта под командованием маршала советского союза Г.К. Жукова ворвались на восточную окраину Берлина. В это время 4 гвардейская танковая армия по приказу командующего 1-м Украинским фронтом маршала Советского Союза И.С. Конева, наступая с юга овладела городами Каллау Луккау, Балельсберг и вышла на подступы к юго-западным предместьям Берлина. 22 апреля наш 10 гвардейский танковый корпус вел бои на юго-западной окраине и 23 апреля вышел к каналу Тельтов и форсировал его.
6-й гвардейский мехкорпус 4-й гв. танковой армии наступая западный Берлин в ночь на 25 апреля овладел г. Кетцин в 22 км. западнее Берлина, где соединился с 65 танковой бригадой 7 стрелкового корпуса 1-го Белорусского фронта.
Так как 25 апреля 1945 года войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов соединились западнее Берлина, берлинский 200-тысячный гарнизон попал в кольцо окружения. В этой операции участвовала и наша славная 4-я гвардейская танковая армия и в её составе наш 7-й гвардейский Львовский Мотоциклетный орденов Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого и Александра Невского полк.
В приказе Верховного Главнокомандующего И.В.Сталина по случаю окружения Берлина упоминаются фамилии командиров отличившихся соединений и частей, в том числе и фамилия и.о. командира нашего мотоциклетного полка 23-летнего майора Константинова. Всему личному составу нашей армии и полка И.В.Сталин объявил благодарность и наградил грамотами за взятие Берлина за подписью Верховного Главнокомандующего.
В ночь с 25 на 25 апреля на одном из железнодорожном полустанке, при артобстреле противника, какой-то шальной большой осколок снаряда ударил мне плашмя по спине, так что я cвалился от этого удара в окоп. Сначала подумал, что это мне кто-то шутя кулаком по спине стукнул. А осмотревшись, нашел еще горячий осколок снаряда весом больше килограмма.
Когда стало темно, после выпитой кружки вина, потянуло на подвиг. Я с Кравчуком, маленьким женатым мужчиной с Украины, который всегда всего боялся и ходил в каске, попросили командира роты разрешить разведать передний край обороны противника, который находился в лесном массиве на бугре. Командир нам не разрешил, сказав, чтобы мы шли отдыхать, это, мол, дело разведки. Но мы с Кравчуком все же поползли в сторону противника. Когда нам осталось 80-100 метров до передней траншеи немцы засекли нас и открыли плотный огонь из автоматов и пулемётов. Кравчук был ранен в живот. Двигаться не мог. Когда я его тащил на себе назад к своему НП, то Кравчук от боли очень громко стонал. А немцы по этому стону стреляли очередями. Еле дотащил я его. Хорошо, что товарищи пришли на помощь.
26 апреля стал для меня памятным днем. В этот день на юго-западной окраине Берлина я был ранен и контужен. В этот день недалеко от меня тоже в боях в пригороде Берлина (м. Ноймюле) погиб мой отец Щукин Михаил Васильевич, 1901 года рождения, сержант, санинструктор роты. В этот же день попал под поезд и умер мой 17-летний брат Петр, не по годам очень развитый и подвижный паренёк.
Рано утром 26 апреля 1945 года, находясь в полудреме в окопе, я услышал крики солдат: «Танки, немецкие танки наступают!». Я и маленький, всегда шебутной и самый подвижный, ефрейтор Харьков взяли противотанковые гранаты и направились влево от огневой позиции миномётчиков к артиллеристам на шум приближающихся танков. Выйдя на просеку мы увидели четыре танка «Тигр», которые приближались к позициям артбатареи, видимо имея задачу произвести разведку боем.
В 10 метрах впереди нас, на огневой позиции, стояла 57-мм противотанковая пушка, расчет которой в считанные секунды зарядил пушку и произвел выстрел по первому «Тигру». Но танк не остановился. Не успел расчет зарядить еще орудие, как тигр дал ответный и точный выстрел. Прямым попаданием снаряда 57-мм пушка была разбита и весь орудийный расчет погиб. Осколки снаряда пролетели не задев нас и убили командира артвзвода, который находился сзади нас. Все четыре танка открыли по нашим позициям ураганный огонь. У нас с Харьковым отпала охота гранатами подбить немецкие танки. Мы прыгнули в ближайший окоп, который через несколько минут был накрыт бортовой броней рядом разбитого бронетранспортера. «Тигры» дальше не пошли и отстреливаясь, задним ходом отступили.
Мы вернулись на свою огневую позицию миномётчиков. Около 11 часов дня немцы засекли нашу позицию и сделали на нас артналёт. Но снаряды на 200-300 метров не долетали до нашей ОП. Но зато разрывами снарядов были перебиты телефонные провода связи от огневой позиции (ОП) к наблюдательному пункту (НП) командира роты. Связь с НП прервалась. Её немедленно надо было восстановить, чтобы получить указания командира роты на дальнейшее действие роты. Я, как отвечающий за связь между НП и ОП, немедленно взял в руки телефонный провод и пригнувшись побежал искать места обрыва проводов. В это время осколком снаряда был убит буквально на моих глазах наш неугомонный весельчак и сказочник, мой друг Харьков.
Под грохот разрывов снарядов и свист осколков, а снаряды рвались около меня и справа и слева и спереди и сзади, я нашел первый обрыв. Но чтобы соединить провода нужно было зачистить их концы от резины и обмотки. С горяча не нашел плоскозубцы (через прохудившийся карман они провалились в сапоги), я зубами зачистил концы проводов и соединил их. Сколько было обрывов не считал, но их было много. Все обрывы я соединил и связь с НП была восстановлена. Как меня не контузило и не задел ни один осколок, до сего времени не пойму. Как я зубами зачищал концы проводов, тоже трудно объяснить, так как после, в обычной обстановке не под разрывами снарядов, я пробовал тоже сделать зубами, но ничего не получилось, зубы – не плоскозубцы.
В течение дня мы несколько раз сменили огневые позиции и вели огонь по обнаруженным целям. Я находился то на огневой позиции, то на наблюдательном пункте, налаживая связь с ОП на НП. После обеда, находясь на НП с биноклем, наблюдатель заметил, что к нам ползет немецкий разведчик. Мне, как лучшему стрелку роты, сбивавшему из своего карабина спичечную коробку на расстоянии 50 метров, дали право взять его на мушку. Я целился в ползущего противника как когда-то целился в красивого селезня. Но селезня я пожалел – в такого красавца не выстрелил. А в противника – не задумывался, с первого выстрела сделал его неподвижным. А ведь я ни в детстве, ни на войне, ни после ни одной курице голову не отрубил. А на фронте почему-то радостно было смотреть, как от твоей мины, или пули фашист падает.
Ближе к вечеру к нам подошла стрелковая часть, в которой было много освобожденных наших военнопленных. Они были в пестрых полосатых арестантских костюмах. Их еще не успели переодеть в форму красноармейца, но всем выдали автоматы ППШ. После артналета, в котором принимали участие и наши минометчики, пехота, наши мотострелки и автоматчики с криком «Ура!» поднялись в атаку. Враг был смят и стал отступать. Мы оставили наблюдательный пункт и продвинулись на несколько километров вперёд. Стали рыть окопы для нового наблюдательного пункта. Противник наш НП засек и стал вести прицельный огонь из 105-мм. орудия. Сначала был недолёт, потом перелёт. Снаряды свистели. А мой снаряд не свистел. Я каким-то чутьем почувствовал его приближение и мгновенно упал. Это и спасло меня. Снаряд ударился в дерево на высоте 1,5 метров и в двух метрах сзади от меня. Осколки все устремились вперёд и просто вспахали в 2-3-х метрах от меня всю земляную дорогу. От этого взрыва снаряда я был контужен и получил осколочные ранения выше правого бедра. До сего времени этот осколок, как память войны я ношу в своем теле. А тогда мне просто повезло – вовремя упал. Сколько времени я был без сознания, не знаю. Думаю, что несколько часов, так как подняли меня уже вечером совсем посторонние люди – не с НП.
Придя в сознание я увидел, как находящихся со мной на НП командира батальона майора Огурцова и командира роты ст. лейтенанта Полищука Якова, не пришедших в сознание и контуженных (во время взрыва они находились в окопе в 2-х метрах от меня) сажают в машину и увозят. С меня стали снимать телогрейку. Я говорю зачем. Они показывают мне телогрейку (я не слышал, так как временно оглох) – вся спина телогрейки была изрешечена осколками. На телогрейке не было видно защитной материи — торчала одна белая вата. А осколок только один попал в поясницу выше правого бедра. Меня перевязали. Надо было идти с ротой. Взвалив на себя телефоны и катушки, я пошел за ротой, но вскоре отстал. Страшно было идти одному по лесу только что освобожденному от противника. Кругом гремели взрывы, раздавались очереди. Автомат был на боевом взводе, готовым в любую секунду выстрелить. Из раны сочилась кровь, ноги в сапогах хлюпали в крови, болело бедро, в голове стоял шум, да и груз был не под силу. Но все же поздно ночью я догнал роту, которая сделала остановку на отдых.
На следующий день я пришел в свою полковую санчасть, где мне обработали рану, перевязали, сделали укол от столбняка и полковой врач капитан Эдельман сильно отругал меня за то, что я почти сутки после ранения не приходил в санчасть. Врач опасался, что я мог от ранения заболеть столбняком. О контузии я промолчал, на сильную головную боль не пожаловался, так как боялся, что отправят в госпиталь, будут обзывать контуженным и главное боялся, что не буду участвовать в боях за Берлин.
За неуход с поля боя будучи раненым я был представлен к награждению Орденом славы III степени.
После окружения Берлина боевые действия ожесточились. Всем хотелось побыстрей разбить врага и закончить войну. От бомбёжек и артналетов Берлин был разрушен и весь горел в огне. За каждый этаж, дом, квартал и улицу шли ожесточенные бои. Солдаты считали, что с падением Берлина закончится проклятая война и чтобы приблизить победу, шли вперед из дома в дом, через окна, двери и проломы. Немцы сопротивлялись с отчаянием обречённых, боясь расплаты за содеянное насилие над миллионами людей. Свист пуль, разрывы гранат, бомб, и снарядов не прекращались ни днём ни ночью.
Помню, как форсировав Тельтов канал в Берлине, мы на другом берегу быстро заняли огневую позицию и открыли огонь из миномётов по одной из улиц Берлина. Не успели сделать несколько залпов, как командир роты ст. лейтенант Яков Полищук скомандовал: «Бегом вправо на 300 метров, поменять огневые позиции!». Не успели мы отбежать на 200-300 метров от своих огневых позиций, как по оставленной ОП ударил шквал огня из миномётов и пушек противника. Задержись мы на огневой позиции на 2-3 минуты – и от роты бы никого не осталось.
В последних числах апреля сражение за Берлин достигло своего апогея. Воины с предельным напряжением, не жалея ни крови, ни самой жизни, шли в последний и решительный бой в юго-западной части города и продвигались в направлении Бранденбургских ворот.
28 апреля наш мотоциклетный полк сняли с уличных боев за Берлин и направили в сторону г. Требин (пригород Берлина), отбивать атаки армии генерала Венка, шедших по приказу Гитлера на выручку окруженного Берлинского гарнизона. Фашист Венк людей не жалел. Он хотел во что бы то ни стало выполнить приказ фюрера деблокировать окруженные немецкие войска в Берлине.
На участке обороны нашего полка м. Требин, Шпутендорф, Лебендорф немцы день и ночь – 28, 29, 30 апреля и 1 мая предпринимали одну атаку за другой. В первые дни атаки сопровождались небольшими артналётом и пехоту поддерживали огнем танков и БТР. А затем, оставшись без бензина в атаку шла одна пьяная пехота без поддержки танков.
Атакующие подразделения немцев выходили из леса, и когда подходили на винтовочный выстрел, минометчики, танкисты и артиллеристы накрывали их своим огнём по заранее пристрелянным площадям. Редко кому удавалось живым прорваться через сплошную зону разрывов мин и снарядов. Оставив сотни убитых, немцы отказывались обратно в лес. Перегруппировавшись через некоторое время, фашисты снова шли в атаку. Но их ждала та же участь. Так что даже 1-е мая нам не пришлось отпраздновать. Этот день прошёл в ожесточённых боях.
Верно, в некоторых местах оборону нашего полка, немцам удалось 1 мая прорвать. Но подошедшими резервами они были остановлены и разбиты. 1 мая в таком бою погиб командир батареи, веселый поляк, капитан Кавнацкий. Отбивая на своем участке атаку фашистов, капитан Кавнацкий в последнем своем бою до последнего снаряда сражался с врагом, расстреливая его прямой наводкой из 57-мм пушки. Когда кончились снаряды, стал отбиваться гранатами. Затем из пистолета расстреливал гитлеровцев в упор и боясь попасть в плен последнюю пулю послал в себя.
Огневую позицию нашей минометной роты немцам не удалось занять. Через разрывы мин трудно пройти, так как осколки от разрыва трёхкилограммовой мины в радиусе до 18 метров убивали даже лежащего на земле.
Помню, как мы, отбив очередную атаку врага, начали ловить в деревне кур на обед. Не успели даже ощипать их, как командир роты подал команду занять огневую позицию и приготовиться к бою. Прибежали на ОП, спрыгнули в окопы и смотрим: впереди по дороге направо идет большая немецкая колонна. Прицелились по ней и ждем команду на открытие огня. В это время около нашей позиции стоял наш советский тяжелый танк ИС-2 со 120-мм пушкой. Командир роты предупредил, что огонь откроем только после выстрела из танка. Все наши взоры были устремлены на танк. Мины держим наготове в руках. А танк в это время водил пушкой, стараясь выбрать поточнее цель.
Прошло несколько минут тревожного ожидания. А колонна немцев всё идет. Неожиданно для всех нас, открывается люк танка и его командир объявляет, что к нам идёт колонна пленных немцев, которую охраняют несколько русских солдат и добавил, что все это он уточнил через оптический прицел танка.
Не успел он сделать это объявление, как находящиеся в лесу фашисты врассыпную выбежали из леса и бегут прямо на колонну пленных немцев, чтобы освободить их из плена. Командир роты приказал открыть огонь по атакующим немцам. Вскоре их атака захлебнулась от огня наших минометов и танков и они отступили в лес. Колонна с пленными немцами проследовала около нас. Немцы рады были, что остались живыми и кричали «Гитлер капут! Криег капут!». Началась массовая сдача немцев в плен. Мы (несколько человек) брали с собой немца и с белым флагом шли в лес. В лесу отпускали немца и он через час-два приводил к нам по 10-20 человек немцев, которые добровольно сдавались в плен. Приводили их в роту, а из роты их отправляли в полк.
В ночь с 1-го на 2-е мая нам объявляют тревогу и срочно направляют в деревню, где располагался штаб 4 гвардейской танковой армии. Это командующий генерал-полковник Д.Д. Лелюшенко вызвал наш полк на выручку Штаба армии около которого проходили неожиданно откуда появившиеся немецкие части, уходящие на запад.
Мы догнали хвост колонны и сходу её атаковали. Немцы отступили в лес. После короткого огневого налёта, направили в лес БТР с белыми флагами. Немцы стали выходить из леса и сдаваться в плен.
Вот как вспоминает этот бой генерал Лелюшенко. «Сквозь сон слышу: «Это противник! «смотрите сколько их много!» Машинально вскочил и вижу, как из ближайших переулков идут гитлеровцы… Даю команду: «Тревога штабу»… Вызываю по радио 7-й гвардейский мотоциклетный полк майора В.А. Конатантинова. В считанные минуты все офицеры и бойцы штаба армии развернулись и вступили в схватку с врагом. Через 10-15 минут на выручку подоспел майор В.А. Константинов со своим лихим 7-м гвардейским мотоциклетным полком. Полк развернулся и ударил по врагу из всех видов оружия. Объединенным ударом мотоциклистов, артиллеристов, танкистов, сапёров и воинов штаба враг был разбит, прорваться ему из Берлина не удалось. До 6 тысяч гитлеровцев было взято в плен Д.Д. Лелюшенко».
В эту ночь с 1 на 2 мая в распоряжении разведотдела 4-й гвардейской танковой армии находилась от нашего полка разведгруппа на танках моего земляка ст. лейтенанта В.Воробьёва и мотоциклетный взвод ст. лейтенанта А. Карпенко. Василий Воробьев вспоминает: «Пытаясь вырваться из окружения, немецкие части ночью с 1-го на 2-е мая атаковали деревню, где находился штаб армии и наши разведчики. Весь личный состав штаба, рота охраны и мы разведчики стали отбивать яростные атаки противника. Опорой обороны стали моя разведгруппа и мотоциклетный взвод. Умело маневрируя огнём и меняя позиции отбили несколько атак гитлеровцев. При одной из атак чуть не попал в плен. Мой танк был подбит, убит радист Радионов Володя. Мотоциклисты вовремя заметили горящий танк и под огнем противника спасли меня от верной гибели. В разгар боёв по приказу командующего на выручку к нам подошёл наш родной мотоциклетный полк и с ходу атаковал немецкие части. Немцы отступили в лес. Штаб армии был спасен нашим полком от разгрома».
Несмотря на ожесточенное сопротивление, фашистские правители поняли, что чудо не произойдет. 30 апреля Гитлер и Геббельс покончили жизнь самоубийством вместе со своими семьями. Другие стали разбегаться кто куда. 2 мая пал Берлин. Окружённая в нем 200-тысячная группировка капитулировала.
В ходе Берлинской операции войска 4-й танковой армии шесть раз были отмечены в приказах Верховного Главнокомандующего. Мне лично были вручены благодарственные грамоты Сталина за завершение окружения Берлина 25 апреля и 2 мая за участие в штурме Берлина и ликвидации окружённой группы немецких войск. Позже была вручена медаль: «За взятие Берлина», а также было направлено представление на награждение орденом Красная Звезда.
ТРИУМФАЛЬНЫЙ МАРШ НА ПРАГУ
Перед войсками 1-го Украинского флота, которым командовал маршал Конев стояла задача: разгромить противника в районе Дрезден, овладеть столицей Чехословакии Прагой и не позднее 12 мая совместно окружить и принудить к капитуляции миллионную немецко-фашистскую группу армий «Центр» в Чехословакии под командованием генерала Шернера.
Командованию стало известно, что 5 мая началось вооруженное восстание в Праге. С утра 6 мая немцы перешли в наступление и заняли несколько баррикад и мостов. Восставшие Чехи по всем каналам радио запросили Красную Армию помочь им.
После встречи с американцами на реке Эльбе наш полк в составе 4 гвардейской танковой армии стремительно двинулся на помощь восставшей Праге – столице Чехословакии. В ночь с 6-го на 7-е мая мы подошли к Дрездену. Разрушенный под конец войны бомбами американской авиации, Дрезден весь горел. Армия вступила в соприкосновение с миллионной группой немецкой армии «Центр» под командованием фельдмаршала Шернера. Очаги сопротивления наши войска обходили. Маршрут проходил через рудные горы. Моторы автомашин, БТР и танков кипели. На крутых подъёмах и резких поворотах приходилось сходить с машин. 7-го мая перешли границу Чехословакии и были восторженно встречены чехами.
Штаб 4-й гв. танковой армии находясь на восточной окраине г. Фрейберг 7 мая оказался в чрезвычайно тяжелом положении. Немцы наседали, подтягивая новые части с танками и артиллерией. В течении двух часов подразделения полка отразили несколько атак противника. На исходе были боеприпасы. И в это время к Фрейбергу к нам на выручку подошли части 7-го гвардии танкового корпуса 3 гв. танковой армии, которые следовали по маршруту 10 гв. танкового корпуса нашей армии.
В ночь с 7 на 8 мая 10 гв. мехбригада 5 гв. танкового корпуса нашей 4 ГТА ворвалась в местечко Жатец (60 км северо-западнее Праги) и с ходу атаковала колонну штабных машин группы армий «Центр», где был сам Шернер, который спешил в Пльзен к американцам. Шернер, переодевшись в штатскую одежду скрылся, бросив свои войска на произвол судьбы.
Управление армиями «Центр» и «Австрия» было потеряно. Разрозненные воинские части не оказали организованного сопротивления и были в основном пленены нашими войсками.
8-го мая прошли г.Мост, где находящиеся на каторжных работах мужчины и подростки разных национальностей вышли к нам навстречу. Они обнимали и целовали своих освободителей, дарили цветы и скандировали «Ура русским!».
Под вечер 8-го мая на остановке к нашей машине «Студебекер» подошел старшина и парторг роты Кузнецов и сказал, что по радио будет важное правительственное сообщение. Мы на каждой остановке подходили к машине с радиостанцией, чтобы услышать это сообщение. Но радисты нам говорили, что никаких правительственных сообщений не передавали.
В ночь с 8 на 9-е мая остановились в небольшом городишке в Судетской обл. Чехословакии, на дозаправку машин. Вошли в дом, хозяев не было. Включили радио и услышали передачу на чешском языке. Диктор по радио говорил: «В Праге восстание. Стройте баррикады. Русские танки идут нам на помощь!».
Мы тогда окончательно поняли, что мы движемся на Прагу. Не успели прослушать радио, как вбегает к нам в роту ординарец командира батальона и говорит: «Ребята, слышали?!». Мы пожимаем плечами. А он: «Победа!!! Немцы капитулировали!». Мы ему даже не сразу не поверили. А потом сбегали в машину, достали сухого вина и выпили по кружке за ПОБЕДУ, за НАШУ ПОБЕДУ, столь долгожданную и всеми выстраданную.
Не успели налить вина по второй кружке, как поступила команда: «По машинам, вперед!!!» – и мы двинулись на юг в сторону Праги.
На рассвете 9-го мая 1945 г. при подходе к Праге на нашу колонну налетели немецкие самолёты, но метким огнем лёгких зенитных орудий и спаренных пулеметов на БТР, пикирующие на нас вражеские самолеты, были отогнаны.
Вскоре я увидел жуткую, запоминающуюся на всю жизнь картину. Неожиданно колонна остановилась. Из впереди идущей бортовой машины выскочил солдат и направился вправо от дороги в кювет. Солдат нагнулся, затем сел на колени и стал плакать повторяя несколько раз одно слово: «Отец, отец…» Только услышав эти слова мы, минометчики, увидели лежащего в кювете мертвого советского воина – его отца.
Колонна тронулась. С впереди стоящей машины спрыгнули ещё два солдата, взяли под руки своего товарища и посадили его обратно в машину. А солдат продолжал говорить: «Это мой отец я чувствовал, что это он в кювете лежит!».
Так ранним утром 9 мая 1945 г. уже после подписания акта о капитуляции, под Прагой, молодой солдат нашел своего отца. Несколько минут он смотрел на него, не имея времени и возможности даже вырыть ему могилу и только плакал.
А мы двигались вперёд. С рассветом 9 мая нас в каждом населенном пункте встречали с цветами одетые в национальные костюмы чехи. Молодые чешские девчата прямо на ходу садились в наши машины целовали нас и просили что-нибудь дать на «памятку». Сначала отдавали звездочки с пилоток, а затем стали обрывать пуговицы с пятиконечными звездами, или просто дарили на память что-нибудь из своих вещей.
В одной деревне колонну нашей роты остановили местные жители и просили командира роты помочь им выбить из ближайшей рощи окопавшихся немцев. Командир роты ответил им, что не может – у него приказ двигаться только вперёд. Тогда чехи сказали, что сами управятся с немцами и побежали в сторону рощи.
Первым вошли в Прагу танки нашей 4-й гвардейской танковой армии под командованием Лелюшенко. Вслед за ним с другой стороны вошли в Прагу танкисты 3-й гв. танковой армии во главе с командующим генерал-полковником П.С. Рыбалко.
Позже в центре города Праги на пьедестале был установлен танк ИС-2 №23 10-го гвардейского танкового корпуса 4-й гвардейской танковой армии, который первый ворвался в Прагу. Командир этого танка лейтенант И.Г. Гончаренко и механик водитель старший сержант И.Г. Шкловский погибли в боях за Прагу.
Утром и наш полк вошел в столицу Чехословакии Прагу и принял участие в очистке улиц и домов от гитлеровцев.
Жители Праги осыпали нас цветами и скандировали: «Наздар! Наздар! Наздар!» Были слышны и русские голоса: «Здравствуйте, здравствуйте, родные!». А когда остановились, слезли с машин, каждого из нас окружили группы горожан. Помню, мне человек 12-15 стали предлагать пойти к ним в гости. Потом они договорились между собой и завели меня в ближайший дом. Накрыли стол, достали откуда-то сухое самодельное вино, квас, простые закуски без мяса. Поднимались тосты за воинов-освободителей и за вечную дружбу между Россией и Чехословакией. Изъясняя любовь к освободителям хозяин дома сказал мне: «Самое дорогое у меня в жизни – моя дочь, и я отдаю её тебе, освободителю».
Вскоре послышались гудки машин и команды: «По машинам!» Наскоро простившись с чехами и поблагодарив их за радушный приём, мы сели в машины и выехали из Праги.
Полк получил приказ занять оборону с задачей не допускать выхода окруженной под Прагой группировки противника «Центр», в которой находилось много власовцев и сам Власов. Мы вырыли окопы для себя и для огневых позиций минометов и два дня просидели в них.
11 мая к вечеру от неожиданных выстрелов со всех сторон вскочили в окопы и приготовились к открытию огня. Но это были не выстрелы со стороны противника. Это наши бойцы палили в небо из винтовок, автоматов, а артиллеристы стреляли в небо ракетами. Поняв, что окруженная группировка противника сдалась, мы минометчики из своего стрелкового оружия тоже стали стрелять вверх и расстреляли все имеющиеся при себе патроны. Все кричали «Ура, победа!». Так для меня и моего родного полка война закончилась не 8-го, а 11-го мая 1945 года под Прагой после её освобождения. За участие в боях за освобождение Чехословацкой столицы я был награжден медалью «За освобождение Праги».
Долгожданный ДЕНЬ ПОБЕДЫ наконец-то настал! Победа пришла через 1418 дней и ночей нечеловеческих испытаний. И первые мысли, которые полезли в голову: я остался жив, а жив ли мой отец, последнее письмо от которого я получил со 2-го Белорусского фронта ещё в апреле 1945 года. Живы ли мои дяди, а их ушло пятеро на фронт, кто из школьных друзей остался жив.
Радость победы была велика. Забыв все военные невзгоды люди радовались и плакали. Как не радоваться и не гордиться, когда одолели самую сильную армию в мире, легко завоевавшую всю Европу и освободили не только свою страну, но и другие страны Европы от фашистского ига.
В то же время глодала мысль: какой тяжелой ценой, нечеловеческими усилиями и страданиями досталась эта Победа. Сколько людей мы потеряли в этой битве – до сего времени не подсчитали. По одним источникам 10 миллионов, другие называют цифру 15 и 27 и более миллионов человек. Но все это выяснится позже.
В среднем ежедневно только на фронте мы теряли по 20 тысяч лучших молодых жизней. Тяжело нам досталась победа. Большой кровью простые люди за нее заплатили. И никто за это не ответил. Только в плен попало более 5 миллионов солдат из них 3 миллиона человек приняли мученическую смерть от побоев, издевательств, голода, холода, эпидемий, болезней и массовых казней. Много миллионов юношей и обесчещенных девушек было угнано в рабство в Германию для работы на рудниках, заводах и у бюргеров за похлебку.
А сколько фашисты повесили, расстреляли, сожгли, или закопали живыми в землю на оккупированной территории нашей страны. Десятки тысяч городов и сёл было разрушено и сожжено, от домов остались одни лишь трубы. Промышленные предприятия были взорваны и превратились в руины. Даже украинский чернозем немцы увозили к себе в Германию.
В предместьях Берлина 26 апреля погиб мой 45-летний отец. В этот же день я был легко ранен и контужен. Не вернулись с войны, пропали без вести в 1941 г. мои дяди Павел и Василий Щукины. Калеками-инвалидами пришли с войны дяди Костя и Владимир Щукины и Ваня Лялькин.
Из моих товарищей по Пурдошанской средней школе в живых остались только трое и все они были ранены, стали инвалидами войны. Миша Олухов 1924 года рождения был тяжело ранен под Сталинградом. Уволившись из армии, работал секретарём райкома партии, а в последние годы жизни – главным редактором газеты «Советская Мордовия». 60-летним умер. Школьный друг Василий Лопатин был тяжело ранен при освобождении Венгрии. Демобилизовавшись, уехал в Казахстан к голодной семье, где и оставил своё здоровье. По совету врачей переехал в Мариуполь, где он почти без движения живёт, не имея сил перед смертью навестить свою Родину – Мордовию. Одноклассник Митин с фронта пришел больной, работал сторожем в колхозе.
Каждый из нас нёс свою ношу в этой воне. Перед фронтом в учебном батальоне я учился на командира расчета станкового пулемета. Хорошо научился стрелять из «Максима». 17-летним на фронте стал минометчиком и быстро освоил новую военную специальность. 465 фронтовых дней и ночей честно воевал на солдатских должностях: заряжающим, наводчиком миномета, посыльным-связистом и командиром отделения.
То что жив остался – это заслуга моих командиров, прежде всего помощника командира взвода ст.сержанта Симакова, который до фронта сидел в тюрьме. Он приучил нас молодых всегда и в любом месте рыть для себя окопы. Своей жизнью я обязан и командиру взвода, а затем роты ст.лейтенанту Полещуку Якову Михайловичу, капитану Лабудину Федору Васильевичу, которые грамотно выбирали огневые позиции для миномётов и во время меняли их, так как немцы быстро умели засекать наши огневые средства.
С первым командиром минометной роты Ф.В. Лабудиным, полковником в отставке, я неоднократно встречался в 1970-80-х годах и веду с ним переписку. Он живет в г. Харькове.
Продолжение следует
